Алисия рисовала в уме упоительные картины, как она, подобно Клеопатре, соблазняющей царя Соломона (или то был не Соломон?), будет возлежать полуобнаженная на бархатном ложе (хорошо, что в темноте проплешин не видно) и царственным жестом кинет в кубок с вином огромную жемчужину. Тут была небольшая загвоздка, так как жемчужин, ни больших, ни малых, равно как и других драгоценностей, у нее не было — отцу пришлось продать все украшения, доставшиеся ей от матери, чтобы выкроить деньги на достойный красавицы гардероб и привезти показать ее в столицу… Но она что-нибудь да придумает.
Тетушка, донья София, сидела мышкой подле окна и вышивала какую-то невыносимо скучную Матерь Долороса. Время от времени она отрывалась от работы и просила племянницу помочь ей с выбором нужного оттенка шелка. Алисия была очень добра, поэтому всякий раз она лишь недовольно поджимала губы и закатывала глаза, но никогда не отказывала. Затем красавица совершала пятиминутный моцион по периметру салона — нужно ведь и о фигуре помнить — и со всего размаху плюхалась обратно в кресло: никого из представителей мужского пола рядом не наблюдалось, и можно было не строить из себя легкокрылую фею. Ножки кресла на такое обращение жалобно кряхтели, но держались.
Вот и в этот раз добрая девушка подошла посоветовать, удивляюсь про себя терпению тетки. Кинув взгляд в окно, Алисия увидела карету невероятной красоты и убранства, подле которой туда-сюда прогуливался красавец-кучер. Она так засмотрелась на этот образец мужественности, что даже взгляд затуманился: под два метра ростом, с широченными плечами, в широкополой шляпе и с роскошными черными усами. На какое-то время мысли об Альберто покинули ее прелестную головку. Алисия спрашивала себя, каково это было бы побывать в объятиях такого детины — Альберто хоть был прекрасно сложен и вообще сам собой красавец, но ростом не вышел. Она вся затрепетала, но тут раздался стук, и лакей внес поднос с визитной карточкой принца.
Алисия не была тщеславна, но всем известно, что и бриллиант не блестит должным образом без достойной оправы. Метнувшись к зеркалу над камином и кинув неодобрительный взгляд на слишком темное и слишком простенькое, к тому же наглухо застегнутое домашнее платьице, она решила, что оно придает мертвенный оттенок лицу и недостаточно подчеркивает прелести. Показываться жениху в таком виде было совершенно невозможно. Алисия приказала горничной подняться к ней в спальню и помочь с туалетом, тетку же отослала занять гостя, пока она будет вправлять свою красоту в должную оправу. Уже уходя, Алисия успела заметить вспыхнувшее румянцем лицо тетушки, пальцы, взметнувшиеся к выбившимся из-под чепца прядям волос, ее судорожные попытки разгладить слегка смявшиеся воланы на платье и усмехнулась про себя:«Как же смешна в своем желании казаться краше, эта престарелая, почти что сорокалетняя матрона! Старая дева, что с нее можно взять!» Красавица-брюнетка не была зла и искренне любила свою тетушку, но, как говорит остроумный испанский народ, против правды не попрешь.
В спальне горничная подала ей шелковое платье кремового цвета, с глубоким декольте и украшенное пеной валенсианских кружев. Наряд выгодно подчеркивал матовый оттенок лица Алисии, оттенял черные глаза и волосы и, самое главное, открывал великолепный вид на ее грудь. Вообще-то платье было скорее бальным и слишком отрытым для домашнего приема, но кто же мог ей помешать. Пока горничная застегивала тысячу и одну перламутровую пуговку корсажа, Алисия терпеливо стояла перед зеркалом и любовалась на себя. «Нет, ну создал же господь Бог всемогущий такую красоту!» — она поворачивала лицо вправо и влево, выискивала лучший ракурс, демонстрирующий ее точеный нос самым выгодным образом, и не могла определиться, с какой же стороны было лучше – так прекрасна она была! Во время этих экзерсисов ее озарило, что прическа выглядит недостойно такой красавицы. И так ей пришлось еще битых полчаса терпеть, пока горничная укладывала волосы — право, непонятно, почему эта неумеха потратила на совсем простой французский узел так много времени! Слегка смазав за ушами и в ложбинке груди розовой водой (какие-то полфлакона) и прихватив платочек с монограммой, она наконец смогла спуститься вниз.
Подойдя к двери гостиной, Алисия услышала оживленный гул голосов, перемежающийся взрывами смеха. Это ей решительно не понравилось. Красавица, недолго думая, резко распахнула дверь, окинула комнату взглядом и тут же расслабилась. Между тетушкой и принцем расположился маркиз и рассказывал, по всей видимости, очередную охотничью историю. Он недовольно нахмурился и демонстративно посмотрел на часы над камином, но кинув искоса взгляд на принца и увидев его реакцию на появление невесты, расслабился и откинулся в кресле. Алисия же еще больше выпятила грудь, сделала томный вид и постояла немного в дверях, дабы присутствующие смогли насладиться ее эффектным появлением. Затем она прищурилась в сторону тетушки, полулежащей на оттоманке и вяло обмахивающейся веером, «тоже мне, мадам Рекамье нашлась!», загадочно улыбнулась и сделала шаг к дивану, на котором примостился ее жених.
Тут принц, завороженный прекрасным видением, как кролик удавом, и даже, кажется, приоткрывший беззубый рот, вспомнил о манерах, спохватился и кинулся ей навстречу. Красавица милостиво разрешила облобызать ручку, и даже не сильно скривилась при этом, позволила подвести к дивану и постаралась сесть ровно посередине, заняв юбками все сиденье (что было в общем-то нетрудно, учитывая обхват ее бедер). Принц помялся, но ему пришлось удовлетвориться креслом.
Алисия чопорно сложила белые ручки, расправила платочек с монограммой К.Р.А.С.А.В.И.Ц.А., повернула головку в полупрофиль и опустила глазки долу, — являя собой идеальный образец скромной и благочестивой девы. Маркиз продолжал пересказывать избитые охотничьи байки, тетка кивала, вставляя междометия и вяло смеясь в нужных местах, принц пожирал глазами свою невесту и, кажется, никого, кроме нее, в комнате не замечал. Алисия же сидела, застыв как статуя и незаметно любовалась игрой камней на перстне. Один раз она кинула украдкой взгляд на жениха, но у того было такое нелепо-восторженное выражение лица, что ей пришлось изо всех сил закусить губу, чтобы не рассмеяться, потому как отец, кажется, рассказывал о смерти любимой суки.
Наконец, минут через двадцать, принц, воспользовавшись повисшей паузой в разговоре, как-то засуетился, откашлялся и обратился к Алисии:
— Душенька моя, ваш отец, дон Мигель, надеюсь, уже передал вам мое приглашение? Это была бы огромная честь для меня, если бы вы согласились быть моей гостьей… как, разумеется, и многоуважаемые дон Мигель и донья София… в моем замке в Лорандо. Через три недели, как раз на Троицу?
Алисия, как и было оговорено, послушно ответила согласием и заверила принца в своем глубочайшем и искреннем желании как можно скорее посетить родовой замок Лорандо и Диота, о котором она была так наслышана. Принц облегченно встрепенулся и на четверть часа зарядил нудную историю о том, как его предок получил землю и замок за поддержку короля Карла в борьбе за трон против своей матери, Хуаны Безумной (да-да, той самой, которая восемь месяцев таскалась по всей стране с гробом красавчика-мужа, ревнуя того даже в смерти), и как замок обустраивали-перестраивали благодарные потомки того самого Диота. Минут через пятнадцать он, наконец, закончил, и, повторив еще раз приглашение, поднялся, чтобы откланяться. При расставании, помявшись, словно влюбленный безусый юнец, он протянул Алисии черный кожаный футляр, промямлив, что почтет за честь, если его невеста примет в дар набор всех невест Лорандо и Диота. Алисия открыла крышку и ахнула:
— Какая красота!
Таким украшениям позавидовала бы и сама королева! На черном бархате гнездились серьги и колье, — все из чистейших изумрудов, один в один близнецов камня с ее кольца. Каждый из изумрудов был обрамлен россыпью более мелких бриллиантов, а в центре колье сверкала огромная подвеска, с изумрудом, ограненным в виде сердца.
