Луна, царица ночи, в окружении свиты из мерцающих звезд, уже успела занять подобающее ей место на черном бархатном небосклоне и теперь заливала бледным светом сад герцогини и влюбленных на балконе. В воздухе витал сладкий запах роз (правда, иногда его перебивала вонь с конюшен), а в кустах пел свои трели сладкоголосый соловей. Объятия молодой пары становились между тем все более интенсивными. Рука Альберто передвинулась с талии на грудь девушки и теперь ласково поглаживала любимые выпуклости. Цепочкой поцелуев он спустился до выреза корсажа, туда, где за пеной кружев белела и манила пышная грудь, и Алисия откинула голову и начала послушно стонать. Ее шаловливые маленькие, но такие ловкие ручки сначала гладили широкую грудь молодого идальго, а потом, вроде как невзначай, упали и опустились на окаменевшее достоинство возлюбленного.
В этот момент на балкон выплыли гости. И ладно бы это была какая-нибудь другая влюбленная пара, мечтающая о ласках и тесных объятиях в уединении ночи. Но нет! На их беду, это был мерзкий принц в сопровождении маркиза и герцогини. Наткнувшись взглядом на переплетенную в упоительном объятии пару, они сначала хотели тактично удалиться, дабы дать молодым людям утолить жажду тел, но внезапно пришло узнавание.
— Ах ты щенок! — вскричал рассерженный отец, сжимая кулаки и бешено вращая глазами.
— Какой скандал! — воскликнула опытная в таких делах герцогиня, закусывая губу и прикрывая улыбку веером.
Принц же ничего не говорил, а только пучил глаза, хватался за сердце и кидал в рот одну за другой мятные лепешки. Врач прописал их от катара желудка, но по мнению принца, лепешки были лучшим средством от всех болезней, в том числе и сердечных. Молодые люди отпрянули друг от друга в испуге.
— Ты мне за это ответишь, племянничек! А тебя, позор моих чресл, запру в монастырь!
— Папа́, это совсем не то, что тебе показалось!
— Д-д-да-да, дядя, кузине показалось, что она подавилась яблоком, и я пытался ей помочь восстановить дыхание и…
— Вон отсюда! — закричал наконец пришедший в себя принц. — Вон!
Альберто так испугался этого внезапно заговорившего соляного столба, что счел за лучшее не перечить и слетел с балкона. Благо осторожный юноша имел привычку проводить рекогносцировку мест свидания на случай внезапного отступления. Вот и сейчас привычка сослужила хорошую службу — он уже до этого засек стену плюща, спускающуюся вниз до самой земли.
Скандал решили замять и не выносить за пределы семейного круга. Принц порывался поначалу бежать за наглецом, брызгал слюной и тряс в небо костлявым кулаком, что-то кричал о чести и опороченности невесты, но совместными усилиями его удалось умилостивить. Не в последнюю очередь этому способствовал взгляд на раскрасневшуюся, слегка растрепанную Алисию, которая в полутьме была просто чудо как хороша. Сластолюбец уже представил ее в своей постели обнаженной, вытянувшейся на тончайших простынях, увидел, словно наяву, ее тяжелые белые груди с призывно торчащими сосками, прикоснулся к шелку треугольника волос, тяжело сглотнул и замолчал.
Остаток вечера прошел без особых приключений. Принц, по причине своей немощности и почтенного возраста, не танцевал, и бедной Алисии пришлось просидеть весь бал рядом с ним — ведь он выбросил ее бальную книжку, а в голове у девушки не отложилось, с кем она обещала танцевать кадриль, с кем мазурку, а с кем полонез. Правда, бедняжку немного утешал взгляд на тяжелое фамильное кольцо с огромным изумрудом в десять карат, которое принц успел надеть ей на балконе. «Все-таки он очень богат и очень слаб здоровьем, может, в конце концов, все будет не так уж и плохо?» — раздумывала сеньорита, исподтишка разглядывая дрожащие и покрытые сетью голубых прожилок руки принца.
Наконец, перед ужином было официально объявлено о помолвке. Свадьбу решили не откладывать в долгий ящик и сыграть уже через три месяца. Повар герцогини постарался на славу, и кушанья, приготовленные на ужин, были достойны самой громкой похвалы. Но у красавицы-брюнетки не было аппетита, потому она ограничилась лишь супом из черепахи, тремя форелями, жарким из рябчиков, половиной молочного поросенка да десятком-другим пирожков. Ну и на десерт отведала какую-то парочку-другую эклеров, несчастное бламанже с фруктами и половину торта.
По возвращении домой отец строго отчитал Алисию и объявил о том, что до свадьбы она теперь будет сидеть взаперти дома, занимаясь вышивкой и рисованием. Перепало и тетке-дуэнье, которая оставила племянницу без присмотра и тем самым толкнула в лапы коварного соблазнителя.
Алисия и тетушка рыдали и каялись, сморкались в надушенные кружевные платочки и били себя в грудь, говорили, что больше так не будут, но маркиз был непреклонен и неумолим, как скала Гибралтар, когда об нее разбиваются пенные волны Атлантики. И так бедняжке оставалось только надеяться, что Альберто что-нибудь придумает, чтобы вызволить ее из домашнего плена и спасти от постылого жениха.
========== Глава 2. Долгожданное свидание ==========
После памятного бала прошло три недели, а Альберто как в воду канул — растворился просто без следа. Маркиз, вопреки обыкновению, был тверд и непреклонен — Алисию держали взаперти и никуда не выпускали.
Красавица от нечего делать целыми днями любовалась на себя в зеркало, пробовала новые прически, примеряла платья, перечитывала хранившиеся в заветной шкатулке письма кузена и перебирала лепестки засохшей розы — той самой, которую восхищенный Альберто подарил ей почти год назад. Тогда и произошло их знакомство друг с другом. Она закрывала глаза и вспоминала: «Взгляните, дорогая! Эта алая роза покраснела от зависти, бессильная перед красотой и очарованием самой прекраснейшей розы самого дивного сада!» — слова кузена казались ей верхом красноречия. И она снова смотрелась в зеркало, чтобы еще раз убедиться в своей совершенной неотразимости.
А по ночам… по ночам, раскинувшись на огромной кровати под несколько облезшим балдахином, она закрывала глаза и ласкала себя, представляя, что это руки любимого гладят ее вишневые, затвердевшие от возбуждения соски, кружат по белоснежным холмам грудей, спускаются вниз к пещере блаженства…
Иногда к ней заходила тетушка и тогда они вместе вспоминали Альберто: какой он все-таки знатный красавец, какие у него пронзительные глаза, гордая посадка головы и поступь настоящего благородного идальго, как он посмотрел и как вздохнул, и как он, должно быть, безумно влюблен в Алисию. Время от времени тетка (видимо, под давлением брата, отца Алисии) робко пыталась перевести разговор на жениха:
— Ах, как был принц хорош лет так двадцать тому назад! Вот помнится, я тогда только начала выезжать, а принц был женат во второй раз…
— Этот засохший облезший стручок?! Хорош? Ах, тетя, ты ничего не понимаешь в мужской красоте!
Ну, право, не старой же деве судить о мужской красоте! И они снова с упоением принимались обсуждать Альберто и рассуждать, как он придет спасать Алисию от постылого брака с принцем, как они с Алисией тайно поженятся, и как все потом будут завидовать и восторгаться красоте их пары. Так проходили дни за днями и юной деве никогда не бывало скучно. Иногда, правда, в ее головке всплывали тревожные мысли, что Альберто уже можно было бы и дать о себе знать, но она все время находила какие-нибудь отговорки его отсутствию.
Пока, наконец, как-то вечером, чудом не задев ее, в окно ни влетел булыжник с привязанной к нему запиской. «Альберто!» — пронеслось в ее голове. И точно. Дрожащими руками она развернула записку, где любимым почерком было написано:
”Постарайся убедить отца отпустить тебя через два дня в 3 часа пополудни на исповедь в церковь Спасителя. Есть разговор”.
В первый момент она могла только читать и перечитывать скупые строчки и целовать заветный клочок бумаги. «Он не забыл! Он помнит меня!» Но потом отважная девушка спрятала записку за корсаж и решила действовать.
Зная отца и понимая, что простые уговоры ни к чему не приведут, Алисия взялась за дело серьезно. Позвонив в колокольчик и велев принести ей из кухни лука, красавица вышла к ужину с опухшим от слез лицом. На вопрос маркиза, что с ней случилось, ответила, что больше не может сидеть взаперти, не дышать свежим воздухом, и, самое главное, не ходить к исповеди. Маркиз лишь хмыкнул и ничего не сказал.
