Задумался и чуть не прослушал следующий вопрос Наташки:

– Тебе Элтон Джон тоже не нравится?

– Нет. Почему мне должны нравиться альтернативно одаренные и заднеприводные? – ответил, увлеченно расправляясь с котлетой.

– Что это значит? – вскинулась заинтересованно.

– Такие, как он у нас в Катькином садике тусуются, – ляпнул, не подумав и вдруг заметил, что Наташка стремительно краснеет.

Все ленинградцы знали, что на площади Островского в сквере перед Ленинградским академическим театром драмы им. А. С. Пушкина, где возвышался памятник Екатерине Великой тусуются геи и лесбиянки.

Редчайший случай видеть подругу смущенной, а на покрасневшей коже вдруг проступили веснушки.

– Наташка! – ахнул я, – у тебя же веснушки, и ты скрывала такую прелесть!

– Ну тебя! – смутилась она еще больше и отвернулась.

– Только сейчас заметил? Что только не делаю, а они…, – пожаловалась.

– Не переживай так, эти милые веснушки тебе к лицу, создают неповторимость и придают некий шарм, – попытался успокоить.

На уроке физики она вновь пристала ко мне.

– Откуда ты знаешь, что Элтон Джон из этих…, альтернативных? – спросила, наклонившись к столу и хихикнула.

Понял, что проговорился, так как действительно сейчас певец не афишировал свои склонности.

– Не помню, – буркнул сквозь зубы, – читал или слышал где-то.

– А его творчество тоже не нравится? – не отставала она. – Его весь мир признал, как великого музыканта.

Я вздохнул – вот неугомонная.

– Послушай его песни – ни одна в памяти не останется, как, например, у АББЫ и голос не отличается диапазоном, как у Антонова, но у того хоть песни мелодичные – все поют.

– Соловьев! Вы на перемене не наговорились? – послышался голос учительницы от доски.

– Извините, – ответил досадуя.

Наташка затихла, а я стал слушать, что вещает физичка. Большинства выпускных экзаменов я не опасался. За учебный год я подтянул свою успеваемость и законно числился в лидерах класса. Вызывала сомнение только неорганическая химия, английский и русский язык в сочинении, так как способен был допустить глупые ошибки в орфографии. «А по-английски я могу уже уверенно молчать», – шучу про себя.

Сегодня у меня тренировка по боксу. За прошедшее время я, конечно, чемпионом Ленинграда в своем весе не стал, да и не было возможности. Меня еще в начале зимы тренер перевел из подготовительной группы в группу перспективных, где занимались уже опытные боксеры, разрядники и участники соревнований.

Произошло это после того, как я в учебном бою уложил(усадил) своего противника, ткнув его в лоб. Даже не ударил, как положено, а просто ткнул. Запрещалось выкладываться нам, новичкам на ринге. В учебных боях мы должны были обозначать удары или бить не в силу. Главное показать технику и проявить выносливость. Но разве могут ребята соблюсти все требования тренера?

Тогда в соперники мне достался Генка Воробей. Он был постарше, выше меня и с длинными «граблями». Вот своей кувалдой прямым в голову попал мне. Ничего так ударчик я пропустил. Окружающие ринг ребята зашумели, только я не понял одобрительно или недовольно, но тренер бой не остановил. Я разорвал дистанцию, отскочив, собрался и, упрямо наклонив голову шагнул вперед. Генка в это время, вероятно, захотел повторить, прыгнул навстречу и ударил хуком слева. Этот удар я уже заметил, подсел под руку и выпрямляясь, нанес встречный. Даже не вкладываясь попал Воробью в лоб. Колени у него подогнулись, и противник опустился на пол ринга. Я в растерянности остановился, опустил руки и взглянул на тренера. Все ребята молчали.

– В угол! – скомандовал мне Виктор Геннадьевич и склонился над сидящем на полу Воробьем.

После тренировки ко мне подошел тренер и с недовольным видом сообщил:

– Соловьев. Переходишь в другую группу, посмотри расписание тренировок.

Так я оказался среди более подготовленных ребят, только не понял недовольство Виктора Геннадьевича. Потом ребята меня просветили. На первой же тренировке один плечистый парень, косясь на моего паука поинтересовался:

– Ты откуда?

– Из 526 школы, – ответил недоумевая. – А что?

– Где ты видел спортсменов с наколками? – хмыкнул и отошел.

Я же для себя занимаюсь, – хотелось ответить.

Однажды тренер, сделав мне замечание при отработке левого бокового неожиданно спросил:

– Вывести это не хочешь? – и кивнул на мое плечо.

– Нет, а что? – удивился и вытер пот с лица.

– Тогда тебе не будет хода на ринг. К соревнованиям не допустят. Парень ты с потенциалом. Есть в тебе все, что нужно боксеру. Подумай, – сказал и отошел к соседу.

Не нужны мне ваши соревнования! – мысленно ответил и продолжил яростно избивать грушу.

В этой группе занимались уже более опытные ребята и тренировки были жестче. Бывало приходил домой с синяками, чем вызывал ехидные насмешки у Наташки, причитания тети Светы, интерес ребят и сочувственные взгляды девчонок.

Однако вскоре у меня произошла стычка с боксерами. Традиционно боксеры секции должны были посещать все значимые боксерские соревнования. Там Виктор Геннадьевич разбирал с нами проходящие поединки. Только в бою боксер проявляет себя полностью. Наиболее интересные бои вызывали среди ребят довольно оживленное обсуждение. Вероятно, интересно было наблюдать со стороны за группой молодых людей, размахивающих на улице руками, делающие уклоны, проводящие контратаки и при этом громко и темпераментно споривших.

Иногда со мной увязывалась Наташка.

– Зачем тебе? Это же не гимнастика? – удивлялся я.

– Хочу понять, почему ушибленным головой нравится получать по ней же, – похлопала ресницами, изобразив наивность.

После матча во Дворце спорта Василеостровского района с ребятами не пошел, а направился с Наташкой к метро дворами.

– Больше с тобой не пойду, – заявила она по дороге. – Скучно и однообразно. «На ринг вызываются…» – передразнила. – Ты почему не выступаешь? Не достоин? – ехидно поинтересовалась.

– Почему? – удивился. – Были сегодня интересные бои, – задумчиво ответил, но в глубине души признавал правоту девчонки.

Трудно неспециалисту было выявить среди выступавших боксеров кого-то выдающегося. Сегодня даже нокдаунов не было. Ребята старались боксировать классически, опасаясь пропустить удар и действовали от обороны. Редко осмеливались на связки из трех и более ударов. Это однообразие утомляло зрителей, а мне, видевшему в будущем профессиональный бокс, хотелось зевать от уровня нынешнего любительского. Может на чемпионатах СССР, спартакиадах другой уровень и бокс смотрится зрелищнее? Хотя провал на предстоящей Олимпиаде покажет, что советский бокс безнадежно отстал от мирового.

– Ну-ка, тормози! – дорогу нам преградили три фигуры.

Наташка испуганно схватила меня за рукав. «Местные гопники, а мы забрели на их поляну?» – прикинул.

– Быстро смойся! – бросил вполголоса подруге, отцепил ее руку от рукава и шагнул вперед. – Чего надо? – повысил голос.

Ребята переглянулись и один из них насмешливо спросил:

– Ну ты, жених, чего по нашей улице ходишь? Жених!

– Образованный, в кино ходишь, «Офицеры» смотришь, – констатировал я, гадая -далеко ли Наташка ушла?

От удара крайнего ушел, а кулак второго чиркнул за ухом. Отскочил вбок и подсек ногу ближнему. Ударился больно голенью, но противника уронил. На меня кинулся третий парень под матерную ругань упавшего. Подсел под его руку и ударил кулаком в пах.

– А-а! – вскрикнул тот и, прижав руки к низу живота присел.

– Ви-и! – ударил по ушам пронзительный визг за спиной. – Милиция! Пожар, пожар! – заверещала Наташка.

Налетчики переглянулись и, подхватив товарища с пострадавшими гениталиями быстро удалились.

– Ты почему не ушла? – подошел к ней. – И чего ты орала? Я же говорил тебе, что надо кричать «пожар», когда хочешь позвать на помощь. На «милицию» народ не отреагирует.

– Растерялась от испуга – буркнула. – Все из головы вылетело. Тебе досталось? – поинтересовалась, пытаясь рассмотреть мое лицо в вечернем сумраке.