– Давай я тебе напою тихонько песни, которые продал сегодня и буду продавать потом.
Паша.
Пашу сегодня пришлось опять будить. Это понятно. По вечерам он лабает в нашем городском кабаке, возвращается домой поздно, а там еще выдерживает один или несколько раундов постельной борьбы со своей Мариной. Опять она мне открыла, только в этот раз выглядела свежей, умытой и причесанной, а ногах были женские желтые пушистые тапочки в цвет махрового халатика.
Не дожидаясь моего вопроса, уточнила:
– Привет! Приехал? Пашу будить? Проходи на кухню, – и не закрывая дверь отправилась в их комнату.
– Не застал тебя накануне. Пришлось везти в столицу неподготовленные песни, но ничего, справились, – признался я, встретив лохматого и заспанного друга. – Зато написал отличную песню для Севы, – покосился на греющую уши Марину.
– Мы только вчера с гастролей по колхозам вернулись. Сельчан вдохновляли на трудовые подвиги. С ними никакого здоровья не хватит, до сих пор голова трещит, – пояснил он и поморщился. – Мы с Мариной недавно заявление подали, – смущенно улыбнулся. – Свадьба в сентябре. Тебя приглашаем.
– Поздравляю, – искренне улыбнулся я, оглядев жениха с невестой. – Буду обязательно, если не поступлю в ВУЗ, но подарок от меня будет в любом случае, – пообещал. – У меня нет времени дожидаться приезда Севы. Продавать придется тебе, проси три тысячи, и одна тебе в подарок на свадьбу.
– Что за песня? – вернулся музыкант к творчеству.
– Гитары нет, возьмите бубен! – пошутил я, вспомнив «В бой идут одни старики». – Давай с моего голоса, – предложил. – Называется «Одинокий волк». (Виталий Цаплин).
Мир тревожным окутан сном,
Над землею опять тишина,
Ты опять покидаешь дом,
Ты не знаешь сна,
Что-то шепчет тебе луна,
Глядя с черных своих небес,
Ты один и она одна,
Спит усталый лес.
Ты уходишь от людей,
Ты в погоне знаешь толк,
Ты живешь жизнью своей,
Одинокий волк…
Отступление. Мазуров К. Т.
Кирилл Трофимович тяжело поднялся из-за стола. Только сегодня он вернулся из поездки по стране и приехал домой отдохнуть, так как в последнее время плохо чувствовал себя. Уже продолжительное время держалось повышенное давление и периодически температурил, но послаблений себе не давал и к врачам не обращался, зная, что они посоветуют отдохнуть, обследоваться и прочее.
Если его непосредственный начальник Тихонов находит силы работать, участвовать в заседаниях Политбюро, не хватало заболеть заместителю Председателя Правительства. Да и повод для сплетен «товарищам» и «соратникам» по Политбюро давать не хотелось: «Сдает Кирилл Трофимович, на пенсию пора…», а он полон сил и не болен (почти). 60 лет рассвет возраста для политической деятельности, а сколько планов…!
Жалко, что погиб настоящий соратник по Политбюро и можно сказать друг Романов Г. В. Получив известие о его гибели, Мазуров был ошарашен. Не должны гибнуть люди их уровня в рядовой авиакатастрофе. Он поставил задачу своим помощникам выяснить из первых рук причины катастрофы, не дожидаясь официальной версии, но тех постигла неудача. Оказалось, что уже все лица, связанные с вылетом злосчастного самолета, технические службы и сопровождения полета прикрыты подписками о неразглашении, а везде находились сотрудники КГБ.
Экстренное заседание Политбюро, созванное по причине гибели их соратника, ничего не прояснило. Назывались наиболее вероятные причины – неблагоприятные условия полета, так как самолет попал в грозовой фронт и технические неполадки воздушного судна.
По лицу Андропова, присутствующего на заседании ничего понять было невозможно, а также некоторых других, зато Брежнев негодовал:
– Почему так нелепо погиб наш товарищ? Что у нас с безопасностью полетов происходит, если гибнут даже члены Политбюро?
– Григорий Васильевич сам проявил легкомыслие перед вылетом. Его накануне предупреждали о неблагоприятных условиях полета на маршруте, но он упрямо решил – вылетать, – тихо заявил Юрий Владимирович, не поднимая головы и глядя в стол.
– Надо все это тщательно расследовать, чтобы в будущем исключить подобное, – буркнул Леонид Ильич и посмотрел на Мазурова.
Вероятно, хотел поручить от Политбюро возложить на него контроль за работой комиссии, расследующей причины авиакатастрофы, но отвел взгляд по каким-то причинам и повернул голову к Черненко.
– Возьмешься, Костя?
Тот кивнул.
Мазуров, хоть и был первым заместителем Председателя Совета Министров Косыгина, и числился от Политбюро куратором многих министерств, но не Министерства гражданской авиации.
Потом он все-таки узнал о некоторых подозрительных моментах, предшествующему злополучному вылету. Оказалось, что самолет, на котором прибыл в Москву Романов, оказался сломан и ему для срочного вылета в Ленинград предоставили другой. Причину поломки рабочего самолета Романова, зачем была нужна такая спешка с вылетом, откуда взяли запасной самолет выяснить не удалось. Это выглядело подозрительно.
Прямое обращение к Андропову тоже ничего не прояснило. Юрий Владимирович уклончиво ответил:
– Сам ничего не знаю, Кирилл Трофимович. Расследование провожу по своим каналам, но предварительные данные опасаюсь озвучивать, так как полной ясности нет.
Радуется, наверное, что одного из основных своих противников по Политбюро лишился, – подумал тогда Мазуров и не стал выяснять ответы на выявленные его людьми подозрительные моменты.
Слишком многим в Политбюро и Секретариате ЦК Григорий Васильевич «оттоптал ноги» за последней год своей активностью – Суслову, Устинову, Громыко и самому Андропову, но разрешать недопонимание катастрофой и убийством своего товарища…. Нет, это в голове не укладывается.
Неожиданно он вспомнил один из последних разговоров с Романовым. Они встречались в конце зимы или начале весны на его даче. Тогда Григорий Васильевич немного выпил и заметно охмелел. Вероятно, выпивал накануне их встречи.
– Я, Кирилл Трофимович, был в этом Афганистане. Это такая трясина, а эти всё делают, чтобы нам попасть туда! – высказался непонятно гость.
Кто это упомянутые «эти» не уточнил, но понимающему человеку было ясно.
– Бьюсь как в стену, но не твердую обычную, а в мягкую, пружинящую, как в палате психбольницы. Все со всем согласны, а делают наоборот всё, чтобы угробить страну.
– Ну ты, Григорий Васильевич преувеличиваешь, – попытался опровергнуть собеседника Мазуров, считая того неадекватным из-за употребления алкоголя.
– Я уже давно передал список шпионов и предателей Андропову, а он не заметно что-то сделал с ними. Ты ведь тоже не слышал о разоблачениях шпионов в последнее время? – не отвечая собеседнику спросил ленинградец и поднял мутные страдальческие глаза на хозяина.
– Нет, – покачал Мазуров головой, – но тебе-то откуда знать о действующих врагах? – скептически поинтересовался.
– Есть у меня…, один…, пророк-оракул хренов, – отмахнулся тот. – Надеется, что спасу СССР. Обо многом напророчил. А тут такое болото…! Вот и ты не веришь! А-а! – сокрушенно махнул рукой Романов и выпил очередную рюмку.
– Предчувствую, что недолго мне осталось, – под конец встречи признался Григорий Васильевич.
Тогда Мазуров не обратил внимания на слова Романова, объясняя все депрессивным настроением того на почве опьянения или наоборот – пьянство и последующей депрессии. У всех бывают такие моменты, когда кажется, что ничего не получается, все против тебя и хочется опустить руки или напиться.
А сегодня неожиданно вспомнилась та встреча и слова покойного. Неужели все-таки убийство? Не хочется в это верить. Тогда Романов упоминал какого-то пророка. Неужели был или есть такой? Почему же он не предупредил Григория Васильевича перед полетом об угрозе? Или предупреждал, а тот не внял?
