ты это к чему?
ты не вправе ждать, что он тебя «поймает на лету», как ты любишь выражаться
я называю ее апологетом патриархии и в сговоре с системой, которая подавляет женщин
она мне: человек сложное существо
а я ей: давай без этого покровительственного тона
мама отрабатывала на службе восемь часов, воспитывала четырех детей, вела домашнее хозяйство и следила за тем, чтобы у патриарха был хороший ужин и чтобы каждое утро его ждала чистая выглаженная рубашка
а он тем временем спасал мир
его единственной обязанностью было принести для воскресного обеда мясо из лавки – этакое подобие охоты для жителя пригорода
сегодня, когда все дети разъехались, мама явно чувствует себя невостребованной и все свободное время убирается в доме или меняет декор
она никогда не жаловалась на судьбу и не спорила с отцом, что только говорит о ее угнетенном положении
как-то мама мне призналась, что в самом начале их отношений она попробовала подержать его за руку, но он резко высвободился со словами, что это все английские штучки, и больше она не пыталась
при этом он каждый год дарит ей на День святого Валентина самую слащавую открытку и обожает сентиментальную музыку кантри – воскресными вечерами сидит на кухне и слушает альбомы Джима Ривза и Чарли Прайда
в одной руке стаканчик с виски, а другой смахивает слезу
* * *
папа живет ради предвыборных кампаний, демонстраций, пикетирования парламента и распространения «Социалистического работника» на рынке в Льюисхэме
я выросла, слушая за ужином его проповеди о кознях капитализма и колониализма, а также о преимуществах социализма
кухонный стол был его амвоном, а мы его паствой или, скорее, заложниками
он нам насильно скармливал свои политические взгляды
если бы он вернулся в Гану после обретения ею независимости, то мог бы там достичь известных высот
а так стал пожизненным президентом нашего семейства
он знать не знает, что я лесбиянка, не дай бог! мама не велела ему говорить, я ей-то с трудом призналась, хотя она начала что-то такое подозревать, когда писком моды были юбки в обтяжку и завитой перманент, а я носила мужские джинсы «Ливайс»
она считает, что у меня такой период и к сорока я эту блажь выкину из головы
отец «голубеньких» на дух не выносит и похохатывает над гомофобными шуточками, которыми комедианты потчуют зрителей по телику каждый воскресный вечер, когда не издеваются над тещами и чернокожими
Амма рассказала, как она первый раз пошла на собрание чернокожих женщин в Брикстоне, когда еще училась в школе, в последнем классе, увидела объявление в местной библиотеке
дверь ей открыла Элейн – великолепный афронимб, стройные ноги, обтянутые голубыми джинсами, и такая же облегающая джинсовая рубашка
Амма захотела ее, как только увидела, и прошла за ней в комнату, где женщины сидели на диванах, стульях и подушках прямо на полу, скрестив ноги и потягивая кофе и сидр
она села на пол, приткнувшись к изодранному кошачьими когтями затрапезному креслу, и, ощущая рукой теплую ногу Элейн, нервно принимала зажженные сигареты, ходившие по кругу
она слушала дебаты – что значит быть чернокожей женщиной
что значит быть феминисткой в стране, где организации белых феминисток дают тебе понять, что ты здесь нежеланна
что ты испытываешь, когда слышишь «ниггер» или когда тебя избивает бандюган-расист
как относиться к тому, что белые мужчины пропускают вперед и уступают в общественном транспорте место белой женщине (признак сексизма), но не черной (признак расизма)
Амме этот опыт был хорошо знаком, и она вместе со всеми покрикивала: «Мы тебя услышали, сестра!» и «Мы тоже через это проходили, сестра!»
было такое ощущение, что она пришла с мороза в теплую комнату
в конце первого вечера, когда все откланялись, Амма сказала, что готова задержаться и помочь Элейн перемыть все чашки и пепельницы
они предались любви на продавленном диване в сиянии уличных фонарей и под аккомпанемент полицейской сирены
так хорошо ей бывало, только когда она сама себя ублажала
такое возвращение домой
когда она в следующий раз пришла на собрание
Элейн терлась с другой женщиной
а ее не видела в упор
больше она туда не ходила
Амма и Доминик опустошили не один бокал красного вина, пока их не выставили из заведения
они решили основать собственную театральную компанию, чтобы их актерская карьера состоялась, ибо ни та ни другая не собирались ради приглашения на работу приносить в жертву свои политические взгляды
или просто сидеть и помалкивать
вот же самый очевидный путь вперед
они набросали варианты на толстой туалетной бумаге, прихваченной в уборной
лучше всего их цели отражало название – театральная компания «Женщины из буша»
в театре, где царит молчание, зазвучат их голоса
там будут рассказываться истории о чернокожих и азиатских женщинах
они создадут театр по собственным законам
это стало девизом их компании
«по нашим законам
или ни под каким видом»
2
Жилые помещения превратились в репетиционные комнаты, старые колымаги перевозили реквизит, костюмы покупали в магазинах секонд-хенд, декорации строили из мебели, выброшенной на помойку, приглашали подруг в помощницы, всему учились на ходу, вместе ловили удачу
заявки на гранты печатали на старенькой пишущей машинке с отсутствующими клавишами, для Аммы бюджет казался чем-то вроде квантовой физики, сама мысль о том, что она будет прикована к рабочему столу, приводила ее в ужас
всякий раз, когда она опаздывала на административные совещания и уходила раньше времени, ссылаясь на головную боль или месячные, это сильно удручало Доминик
дело кончилось выяснением отношений, когда она вошла в канцтовары и тут же выбежала на улицу с жалобами на внезапную паническую атаку
она устраивала Доминик разносы, когда та не успевала написать обещанный сценарий, прогуляв полночи в клубе, или забывала свои реплики во время шоу
полгода после основания компании они постоянно ругались, будучи друзьями
и уже начинали догадываться, что не могут вместе работать
Амма назначила у себя решающее объяснение
за вином и заказанной китайской едой Доминик призналась, что получает больше удовольствия от подготовки гастролей, чем от выхода перед зрителями, то есть ей больше нравится быть собой, чем примерять на себя чужие роли
Амма же призналась, что любит писать пьесы, ненавидит административную работу и не уверена, что она хороша как актриса: вспышки гнева выходят у нее отлично, но этим ее диапазон, похоже, ограничивается
в результате Доминик стала менеджером, а Амма худруком
они нанимали актрис, режиссеров, художников по костюмам и рабочих сцены, устраивали гастроли по стране, продолжавшиеся месяцами
их пьесы «Как важно быть женщиной», «Дезорганизованный брак», «Хитрые уловки» и мюзикл «УЖГ»[1] игрались во дворцах культуры и библиотеках, в экспериментальных театрах, на женских фестивалях и конференциях
они раздавали листовки зрителям, входившим и выходившим из театра, а по ночам нелегально развешивали постеры на рекламных щитах
о них начали писать в альтернативных массмедиа, они даже попробовали выпускать самиздатовский ежемесячный журнал «Женщины из буша»
но из-за низких продаж – и, если уж говорить всю правду, низкопробных статей – свет увидели всего два номера после громкого запуска проекта летним вечером в Сестринском писательском клубе
куда женщины приходили, чтобы выпить на халяву, а заодно потусить и поболтать