они сразу сошлись на том, какими незрелыми выглядят их сверстники, пьющие чай со льдом в местном «Старбаксе», когда первокурсники устроили настоящий бедлам с пенными вечеринками, пейнтболом под музыку диско, охотой за сокровищами и загулом по пабам, что наверняка закончится экстренной медицинской помощью, предсказала Язз
чья это была идея? поинтересовалась она, заполняя официальный бланк приглашения на «Неделю первокурсника»
спаивать бедолаг, которые еще вчера тихо сидели дома!
может, сразу записать их в реабилитационный центр, а не ждать первых признаков болезни печени на втором курсе?
Варис
подбирает головные платки под цвет свободной одежды
у нее бывают разные дни – зеленые, коричневые, голубые, цветочные, флуоресцентные… только не черные, она не традиционалист
она нередко прячет телефон под хиджаб, чтобы разговаривать, не держа его в руке; отличное сочетание религиозности и практичности, по словам Язз
на что следует ответ: для меня хиджаб – всего лишь утверждение мусульманской идентичности, а для кого-то это религиозный обряд, ну а если женщина прикроется Кораном, то это как?
Варис никогда не выходит из дома, предварительно не покрыв свое идеальное лицо тональным кремом
она выдавливает целые тюбики туши, чтобы сделать погуще и без того лесистые ресницы
а из бровей она рисует высокие арки, которые заканчиваются почти у самых ушей
Варис утверждает, что, если «не сделать лицо», то она будет выглядеть дурнушкой, и напрасно Язз заверяет ее в том, что сомалийские женщины самые красивые в мире и что это и к ней относится
Варис считает себя толстой, хотя у нее нормальная фигура, она может так исщипать себя за ляжки, что делается пятнистой, а потом показывает подруге свой несуществующий целлюлит, на что Язз ей говорит: слушай, если себя так перетянуть, то, естественно, будет выпирать кожа
она может носить солнцезащитные очки без всякого повода – вечером или в здании
как-то она пришла в них на занятие, что выглядело прикольно и несколько угрожающе, пока доктор Сандра Рейнолдс (зовите меня Сэнди, мальчики и девочки) не показала всем, что она вовсе не такая простушка, потребовав от нее снять темные очки, если только их не прописал врач, но тогда Варис должна прямо сейчас предоставить медицинское заключение
или покинуть аудиторию
в них я выгляжу бесстрашной, объяснила Варис подруге, когда они вышли из пиццерии субботним днем и пошли назад в кампус по скользкой от дождя брусчатке
или они помогают скрыть, что тебе страшно, предположила Язз, слова вроде похожие – «страшно», «бесстрашно» – а смысл диаметрально противоположный, согласись
Язз испытала прилив сверхъестественной мудрости не по годам
бывают такие минуты
какое-то время Варис молча шла в задумчивости и наконец с не меньшей проницательностью произнесла: наверное, и то и другое
в эту минуту Язз окончательно поняла, почему им так хорошо вдвоем, – они на одной интеллектуальной волне
мир был другим до 11 сентября, сказала Варис; они шли по оживленной городской улице мимо больших старых домов из толстых серых плит; она была еще слишком маленькой, чтобы помнить времена «до того», когда, по словам матери, прохожие смотрели на женщин в хиджабе с удивлением, любопытством и жалостью
а потом наступила эра «после того», когда на этих женщин стали смотреть с нескрываемой враждебностью, которая только возрастает после очередного теракта, будь то взрыв или наезд грузовика на мирных жителей
так что Варис приходится держать удар, когда в ее сторону плюют и обзывают грязной арабкой, «хотя никакая я не арабка», напоминает она подруге
это безумие, говорит Варис, какими же надо быть тупыми, чтобы считать, что полтора миллиарда мусульман мыслят и действуют одинаково, что любой мусульманин готов устроить массовый расстрел или подрыв, и его изначально записывают в террористы, а когда то же самое совершает белый мужчина, его называют сумасшедшим
и те и другие сумасшедшие, Язз
я знаю, Варис, я знаю
Язз видит эти враждебные взгляды, адресованные подруге
и отвечает людям тем же в ее защиту
Варис говорит, что ее бабушка теперь редко покидает их муниципальную квартиру в Вулверхэмптоне, слишком тяжело переживает уличную враждебность и не устает оплакивать то, что она потеряла
до 1991 года она вела благополучную жизнь в Могадишо, мужчины занимались зубоврачебным семейным бизнесом, пока их всех не поубивали, и тогда ей пришлось вместе с дочками бежать в Англию
и вот, вся в себе, она целыми днями сидит в гостиной
глотает прописанные ей таблетки
и однажды они свое дело сделают
моя мать Хаанан совсем другая, она вбила нам, детям, в головы: или мы покорно смиримся с тем, что нас раздавит История со всеми ее жестокостями, или почувствуем себя воинами
папа трудится на фабрике, мама на двух работах: вкалывает в приюте для мусульманок и учит самозащите женщин, скрывающих свое лицо, дабы они умели себя защищать от «срывателей хиджабов» и им подобных
она дает им уроки крав-маги, джиу-джитсу, айкидо и пенчака в общинном центре, с гордостью рассказывает Варис, которая и сама с помощью матери освоила разные боевые искусства
подруги возвращаются в кампус – дождь прошел, небо расчистилось, появилась радуга
они проходят мимо спортзала, где кипит жизнь
мимо прачечной, где студенты, как зомби, таращатся на вращающиеся барабаны или во что-то играют в своих телефонах
мимо художественного центра с галереей и кафе, где продают кофе и пирожные по заоблачным ценам всяким тузам, специально посетившим кампус, чтобы себя развлечь
мимо жилого квартала, где из окон доносятся музыка и особый запашок
и наконец, входят в свой подъезд и поднимаются по лестнице, а Варис тем временем перечисляет, в каких случаях она дает сдачи
если кто-то говорит, что терроризм это синоним ислама
если ей сочувствуют, что она угнетенная женщина
если ее спрашивают, не родственница ли она Усамы бен Ладена
если ее обвиняют в том, что приезжие захватили их рабочие места
если ее называют тараканшей-иммигрантшей
если ей советуют убираться к своему дружку-джихадисту
если ее спрашивают, знакома ли она с террористами-смертниками
если ей говорят: это не твоя страна, когда ты уже свалишь?
если интересуются, когда ее ждет брак по расчету
если спрашивают, почему она одевается как монахиня
если с ней говорят по слогам, как будто она не знает английского
если восхищаются тем, как хорошо она говорит по-английски
если спрашивают, подвергалась ли она КЖПО[9], бедняжка
если обещают убить ее и всю ее семью
как же ты настрадалась, говорит Язз, такая жалость, я это без покровительства, просто эмпатия
я настрадалась? вот моя мать и бабушка – да, они потеряли близких, родину, а мои страдания – здесь, в голове
не только в голове, если люди на тебя наезжают
я сравниваю себя с теми, кто погиб во время гражданской войны в Сомали, а таких полмиллиона, а я родилась здесь и всего добьюсь в этой стране, даже если мне придется лезть из кожи вон, на свободном рынке труда легко не бывает, но знаешь, что я тебе скажу? я не жертва, и не делай из меня жертву, меня мать не для того воспитывала
3
вечером они танцуют в комнате Язз под песни Амра Диаба
она говорит Варис, как важен баланс между церебральным и телесным
ты это к тому, что нам надо больше двигаться, так как мы слишком много думаем?
именно, подтверждает Язз, вовсю работая руками
почему так и не сказать?
позже они продолжают очень громко проигрывать песни знаменитого египтянина уже с Ненет, которая их на него подсадила, а живет она на том же этаже; эти стихи в сладких устах Диаба, которого Язз увидела на экране, произвели на нее сильнейшее впечатление