Боярин Кирилл порадовался за сына своего и вознёс Богу благодарственную молитву. А боярыня Мария после трапезы обратилась к старцу:

– Отче, вижу, ты благоволишь к сыну нашему, и мудрость Божья на тебе почиет. Может, ты объяснишь, что приключилось со мной однажды. В те времена я носила Варфоломея под сердцем своим. И вот пришла в воскресный день в церковь на обедню и осталась по обычаю в притворе, как заведено у нас… Се, пропели Трисвятую песнь, и вдруг младенец в чреве моём вскричал. Начали петь Херувимсвкую песнь, и младенец воскликнул вдругорядь. А когда батюшка провозгласил: «Вонмем! Святыя Святым!» – младенец вскрикнул в третий раз. Отче, скажи, что может значить сие знамение?

– Сын ваш станет обителью Пресвятой Троицы и многих приведёт к уразумению Божественных заповедей, – загадочно отвечал старец. Боярин Кирилл и его жена Мария не поняли его слов, но не стали более расспрашивать. Они проводили старца до ворот, а там глядь: его и след простыл…

Теперь боярин Кирилл вспомнил, где Варфоломей повстречал старца-черноризца, и сказал слуге:

– Ступай на поле к старому дубу.

И он не ошибся – отрок Варфоломей стоял под древом и возносил молитву Богу…

Когда, наконец, все собрались, боярин Кирилл обратился к сыновьям своим:

– Дети мои! Вскорости предстоит нам дальний и опасный путь. Будет у нас новый дом. Увы, не ведомо мне, как примет нас московская земля.

– Господь не оставит нас без милости Своей, – промолвил отрок Варфоломей и от смущения опустил очи долу.

– Я верю в сие, сын мой, – улыбнулся боярин Кирилл. И тогда он поведал Стефану об условии, что поставил московский князь.

– Я весь в твоей воле, отче, – смиренно отвечал юноша.

На сани погрузили добро, нажитое боярином Кириллом на верной службе ростовским князьям, и тронулись в путь. В студёную пору довелось отправиться в московскую сторону, а дорога пролегала через глухие места. Боярин Кирилл с малой дружиной ехал верхом, а в санях, укутавшись в тёплые меховые кожухи, сидели его сыновья с матерью своей.

На рубеже Ростовского и Московского княжеств подстерегала их смертельная опасность. Лихие люди… выбежали из леса и бросились с топорами наперерез. Тогда боярин Кирилл выхватил из ножен меч, отсёк руку подступившему разбойнику и пригнулся: пущенный топор пролетел над его головой и исчез в снегу. Дружинников лихие люди стаскивали с лошадей и били дубинами.

Боярин, пав с коня, пронзённого копьём, отбивался от противников, обступивших его со всех сторон, и уже прощался с жизнью… Но вдруг враг, который занёс руку над его головой, рухнул наземь, а в шее его торчала стрела. Второй разбойник пытался удрать, но был настигнут стрелой, поразившей его прямо в сердце. Остальные лихие люди скрылись в лесу…

Боярин Кирилл обернулся и увидел сына своего Стефана с луком в руках. Отрок Варфоломей подошёл к мёртвым телам и с грустью проговорил:

– Господи, прости их, грешных!

Боярин Кирилл, меж тем, сказал Стефану:

– Молодец, сын, ты настоящий воин, я горжусь тобой!

Москва… В 1328 году от Рождества Христова этот город был крохотной деревянной крепостью. Успенский собор – единственное каменное строение в нём, возведённое с благословения митрополита Петра, который заложил в стене храма гробницу, где и был похоронен. Вскоре разнеслись по Руси слухи о чудесах исцеления, происходящих у гроба митрополита Петра, и отныне православные люди стекались отовсюду в город, дабы приложиться к мощам первосвятителя…

Так, Москва стала церковной столицей Руси. А в те далёкие беспокойные времена это значило немало!

Тем временем, боярин Кирилл, оставив семью в посаде на постоялом дворе, явился в Кремль. Он перекрестился на белокаменный Успенский собор, вошёл в дворцовые сени и велел слуге доложить о нём князю. Иван Данилович вскоре принял его. Тогда боярин Кирилл почтительно поклонился и промолвил:

– Приветствую тебя, княже.

– Здравствуй, боярин, – говорил Иван Данилович с покровительственной улыбкой на губах. – Рад видеть тебя в московской стороне. Слово своё княжеское я держу – в Радонеже у тебя будет дом и земля! Коли постараешься, найдёшь себе и работников. Волостелем там ныне Терентий Ртища, добрый муж, – к нему обращайся, коли будет нужда в чём. А сына твоего старшего, ты уж не обессудь, я возьму к себе на службу. Людей у меня мало… Что ж, в пути не было происшествий?

– Княже, напали на нас лихие люди на севере твоих владений… Насилу отбились мы от них! – с горечью вспоминал боярин Кирилл.

– Ведомо мне, – нахмурился Иван Данилович, – что места те неспокойные! Посылал туда воевод с дружинами, приводили они воров-разбойников, судили мы их по Правде… Да, видать, не всех выловили! Как же вы отбились?

– Сын мой старший Стефан стрелял в них из лука, – не без гордости промолвил боярин Кирилл.

– Видать, славный воин, – одобрительно кивнул Иван Данилович, – мне таковые надобны! Что ж, порядили мы с тобой, боярин?

– Порядили, княже, – улыбнулся боярин Кирилл. Хотел он поведать Ивану Даниловичу, что творят наместники московские в его родном Ростове, и… передумал.

Между тем, волостель Терентий Ртища позаботился о доме для боярина Кирилла и его семьи. По древнему обычаю всем селом рубили избу и ставили печь.

– Милости просим, боярин, – говорил Терентий, встречая Кирилла, – покамест не хоромы, но жить можно. Перезимуете, а летом поставите клеть, сени, баню, амбары, обзаведётесь хозяйством. Люди у нас добрые, помогут, коли что понадобится!

– И дрова нарублены, – улыбнулась боярыня Мария, заходя в избу. – Оказывается, гостеприимна земля московская…

– Да. Зело! – усмехнулся боярин Кирилл, вспоминая путь из Ростова.

Не приметил боярин Кирилл, как прожил жизнь свою. Кажется, будто еще вчера первенец его Стефан родился. Вот, принимает он младенца из рук бабки-повитухи, кладёт в колыбельку и восклицает: «Сын мой!» А меж тем Стефан уж поступил на службу к московскому князю, женился, живёт в городе, у него появились свои дети. Седина осеребрила главу боярина Кирилла, морщины покрыли лицо и руки его, а силы уже не те, что прежде. Слабеет воевода день ото дня, – всё труднее вставать ему с печи – усталость валит с ног.

– Ох, – сокрушается он, – что оставлю я после себя детям своим? Прежде были сёла и веси в отчине, ныне – почти ничего…

Отрок Варфоломей жил с родителями, дабы скрасить дни их старости, и лелеял мечты об уединении…

В былые времена у боярина Кирилла трудились крестьяне, пришедшие из тверской земли в поисках лучшей доли. Тогда Терентий Ртища, исполняя княжью волю, объявил о льготах в селе Радонеже для пришельцев, и – народ повалил в необжитые глухие края.

Первые пять лет крестьяне были освобождены от податей княжеских, а платили только оброк хозяину земли. Боярин Кирилл исправно получал жито от своих крестьян, а в Москве его зерно продавал знакомый купец. Семья боярская ни в чём нужды не имела. Но лишь прошёл льготный срок, как крестьяне испытали на своих плечах всю тяжесть княжеской руки. Даньщики стали требовать уплаты сугубой35 подати. А в тот год засуха была, – жито не уродилось. Крестьянам же надобно было и семьи кормить, и подати платить. А чем?

– Коли отдадим последнее, умрём зимой голодною смертью! – говорил на сходе староста. – Братцы, что ж делать будем?

– Идём к Терентию Ртище, – крикнули в толпе. – Он мужик хороший. Он ведает наши нужды!

Крестьяне двинулись ко двору волостеля. Ртища, завидев толпу, испугался, вскочил на коня и бежал прямиком в Москву. Он пал в ноги князю и молвил такие слова:

– Крестьяне в селе Радонеж подняли мятеж. Не желают они платить дани и подати!

Услышав это, Иван Калита осерчал и послал в Радонеж воеводу с дружиной, дабы водворить порядок на своей земле.