Вскоре под напором дружины Даниловой передовой отряд неприятеля дрогнул и побежал. Половцы, вдохновлённые мужеством русского князя, устремились на врагов, еще не ведая о том, что опытный охотник, военачальник Чингисхана багатур10Субэдэй заманил их в ловушку…

Внезапно татарская конница выдвинулась из засады и осыпала стрелами расстроенные ряды союзников. Монголы вклинились в половецкие полки, которые не выдержали натиска и бросились наутёк… прямиком на русских, не успевших вооружиться. Ратники были сметены половецкой конницей. Мстислав Удалой бежал впереди своих полков. У Днепра его настиг… Даниил Романович, который был тяжело ранен, но мужественно держался в седле.

Монгольские всадники долго гнались за бегущими русскими войсками. Они опустошили киевские сёла и волости. Шесть князей и множество воевод были порублены татарами, – только десятая часть русской рати воротилась восвояси…

Мстислав Киевский, тем временем, стоял на каменистом холме за частоколом. Три дня сей град был осаждаем небольшим монгольским отрядом. К татарам вскоре примкнули бродники во главе с воеводой Плоскиней, – жаден был до наживы атаман и… ненавидел половцев. После трех дней осады он выехал вперёд и крикнул в город11 на холме:

– Князья русские, нам не нужны ваши жизни. Мы пропустим вас, коли соизволите выплатить дань. Обещаем, что ни одна капля княжеской крови не прольётся!

Плоскиня побожился и поцеловал свой наперсный крест. И тогда русские князья поверили ворам12-бродникам, открыли врата и выехали за стены града. Татары тотчас перебили русскую дружину, схватили князей и ворвались в город. Семьдесят богатырей русских, – в их числе Александр Попович и Добрыня златой пояс из Рязани, – сложили головы в том бою…

К вечеру монгольские воины разожгли костры, достали из своих кожаных мешков сушёное мясо и фрукты. Вскоре привели связанных пленников. Мстислава Киевского и ещё двух князей бросили наземь, поверх них постелили тяжёлые доски, на которые уселись татарские военачальники со своими нукерами13. Они пировали, громко разговаривали на своём языке и смеялись…

Татары сдержали своё слово – ни одна капля крови не пролилась! Русские князья задохнулись под тяжестью дубовых досок. Это было начало конца старой Руси…

1237 год. Рязанское княжество.

Светало. Солнце поднималось над деревянными стенами града, крышами домов и маковкою церкви. С неба падали снежные хлопья. Рано поутру дозорный на сторожевой башне завидел вдали верховых. Звуками труб был поднят по тревоге спящий город. Вскоре на стену взобрался здешний воевода Добрыня Иванович с двумя сотниками. Кмети14 выстроились в ряд у ворот. Трое всадников в островерхих шапках и меховых тулупах на низкорослых лошадках подъехали к крепости.

«Это не половцы!», – подумал воевода и зычно крикнул со стены:

– Что вы за люди?

– Мы послы великого Бату-хана, – задрав голову кверху, на ломаном славянском наречии прокричал средний всадник. – Путь держим к вашему князю…

– Какого вы роду-племени?

– Монгольского, но нас кличут татарами.

При этих словах воевода невольно вздрогнул. Он и ранее слышал об этом народе – от одного болгарского купца. Тот долгое время торговал в Новгороде, а когда воротился в родной Биляр, нашёл город разорённым и сожжённым дотла. Посреди развалин дома своего этот человек обрёл обгоревшие останки: жена, дети малые, добро… Всё отнял злой татарин! Три дня купец оплакивал своих сродников, а затем ушёл на Русь, прослышав о землях, что жаловал беженцам из Булгарии князь Юрий.

«Это лазутчики татарские!», – рассудил про себя воевода и крикнул со стены:

– Мы не можем пропустить вас к стольному граду, коли не будет на то повеления князя нашего Юрия Игоревича. Сей же час пошлём гонца в Рязань, да как ответит князь, так и будет. До тех пор просим дорогих послов пожаловать к нам в гости.

Лязгнули засовы крепкие, заскрипели ворота дубовые.

– Держите с ними ухо востро, – велел воевода своим людям.

Послы въехали в град, озираясь по сторонам, и спешились. Теперь Добрыня Иванович мог разглядеть татар воочию: глаза узкие, широко посажены, веки под самыми бровями, под маленьким плоским носом жидкие усики.

Кочевник сродни своей лошади. А татарин без коня всё равно, что птица без крыльев! Монгольская низкорослая лошадка несёт на себе невысокого хозяина, а иногда хозяйку… Внезапно румяный татарин привлёк внимание воеводы. «Не может быть, – изумился Добрыня Иванович, глядя на безусого посла. – Неужели баба? И впрямь!» Немного подумав, он пригласил незваных гостей разделить с ним трапезу.

Утро стояло погожее; солнышко залило ярким праздничным светом всю округу. Во дворах резвились дети, – повсюду слышались смешки и весёлые ребячьи голоса. Русоволосый голубоглазый отрок Ваня, сын воеводы, играл в это время в снежки, – при появлении татар на мгновенье он замер на месте, с интересом взирая на гостей и на их лошадок. Добрая улыбка скользнула по устам монголки, которая встретилась с ним взглядом…

Добрыня Иванович не ведал, что монгольские жёны были воинами наравне со своими мужьями. Их учили сидеть в седле и стрелять из тугих луков…

– Что же хочет Бату-хан от нашего князя? – осведомился воевода, когда холопка разливала вино гостям.

– Десятины во всём: в людях, конях, серебре и злате, – сообщил посол и не без гордости добавил. – Наш народ покорил Китай, Хорезм, Болгарию, кыпчаков и ясов с касогами. Днесь наш хан стоит у рубежей вашей земли с неисчислимым воинством. Покоритесь нам и вы спасётесь, нет – пеняйте на себя!

Воевода велел дьяку записать слова послов. Гонец с донесением поскакал к князю Юрию в стольный град Рязань…

К вечеру Ванюша захворал. Видать, утреннее веселье на дворе в студёную пору не прошло даром! Холопка, девица осьмнадцати лет отроду, прикладывала к горячему челу отрока смоченный ключевою водою убрусец15. Воевода заплакал от горя, – жена его померла при родах, а теперича он мог потерять и единственного сына своего.

Так, Добрыня Иванович сидел на скамье, потупившись, и вдруг услышал чьи-то шаги. Тогда воевода поднял глаза и встретился взглядом с той самой женщиной, что прибыла в составе татарского посольства. Появление этой монголки для него стало полной неожиданностью, как и ее слова:

– У меня есть снадобье, – позволь мне исцелить чадо твоё.

– Откуда тебе ведомо о его хвори? – удивился Добрыня Иванович, поднимаясь навстречу незваной гостье.

Та промолчала. Воевода пребывал в раздумье: «Могу ли я доверять иноземке? Сии люди пришли в нашу землю, дабы поработить нас! Но есть ли выход у меня?» После недолгих колебаний он провёл женщину в избу, где у печи в лихорадке и бреду лежал ребёнок.

– Тёплой воды, – кивнула иноземка девушке, которая с недоумением покосилась на неё.

– Делай, как велено тебе! – закричал воевода, и холопка покорно вышла из избы.

Потом монголка достала из заплечного кожаного мешка несколько кореньев и бросила их в принесённую чашу с водой.

– Пусть настоится, – время от времени сей отвар давайте пить ему, – сказала она и тотчас удалилась.

Вскоре воевода пошёл в церковь, где поклонился трижды до земли иконе Христа и молился так:

– Господи, спаси и сохрани дитя моё!

Наутро жар у ребёнка спал, а на другой день Ванюша был в полном здравии. В церкви по этому случаю отслужили благодарственный молебен. И тогда воевода призвал ту монголку и спросил у неё: