Пока читал строки уведомления, туловище изрядно раздалось в плечах, в лоскуты разрывая остатки камуфляжа. Все тело покрылось костяными бляшками брони. Челюсть на превратившемся в роговую маску лице изрядно выпело вперед из-за ставших непривычно крупными и острыми зубов. И кульминацией моего полного преображения в высокоуровневого монстра стал отросший за спиной двухметровый хвост – очередной «подарочек» от подземной «родни» – с костяным шипом на конце.

Угрюмо созерцающие мое преображение топтуны, когда в конце я злобно на них зыркнул и осклабился, демонстрируя впечатляющий набор зубищ, невольно отшатнулись.

«Не. Оно не корм!» – озвучил общую мысль умник.

«Оно сильный! Хочу в ближний круг!» – неожиданно напросился в союзнички слабейший из тупарей.

Перед глазами, как насмешка, тут же загорелся системный запрос:

!!!Внимание! Зараженный 23-го уровня Глотка153 (топтун) просится к вам в стаю! Принять? Да/Нет!

Разумеется я послал размечтавшуюся тварюшку лесом.

Отверженный Глотка обиженно засопел, но выяснять отношения со мной не решился.

А по мне, так уж лучше бы напал. С ним одним я б справился без труда. И остальные бы не стали вмешиваться, потому как у нас вышел бы типа поединок. Но если я сам сейчас попытаюсь напасть на слабого, остальные наверняка тут же за него впрягутся – а против троих топтунов, два из которых практически одного со мной уровня, шансы мои невелики. Меж тем, с тварями нужно было срочно что-то решать. Время действия Дара не бесконечно. И если я не прикончу топтунов в ближайшие пятнадцать минут, они порвут меня, как только я обратно стану человеком.

«Дайте! Хочу корм!» – неожиданно раздалось злое урчанье за спинами троицы.

Топтуны расступились, и мы увидели сбитого машиной инвалида, кое-как доковылявшего до нашего междусобойчика на поломанных ногах.

Калека был уверен, что собратья скучковались в отдалении, потому что делят сбежавший от него корм. Бедолага спешил изо всех сил, чтобы урвать законную долю от добычи, и обнаружив вместо кровавого лакомства рядом с нами пустой асфальт, похоже, посчитал, что мы все сожрали. От отчаянья раненый топтун озверел и атаковал самого безобидного – Глотку.

Сцепившиеся топтуны покатились по асфальту, оставляя за собой кровавую полосу. Умник бросился за ними вдогонку, то ли разнимать, то ли кончать зачинщика. Досматривать, чем там дело кончится, я не стал, в свою очередь атаковав очень кстати замешкавшегося и оставшегося в одиночестве тупаря номер два.

Хоть топтун и был идиотом, боевые навыки у него были прокачены на совесть. И даже от неожиданной атаки, он ловко успел уклониться, подставив под мои когти бронированную спину, и едва не цапнув зубами меня за ляжку. Но я все равно его достал – и это стало для меня самого большом сюрпризом – уже фактически проскочив мимо, попытался задействовать непривычный и еще плохо управляемый хвост, и с первого раза вдруг все у меня прекрасно получилось. Удар хвостом для противника оказался неприятным сюрпризом – длинный костяной шип на конце выбил топтуну глаз и повредил его мозг. Окосевшая тварь с истошным визгом рухнула на асфальт, где я ее тут же добил метким плевком кислотной нити в кровавую дыру на месте глаза.

А в следующее мгновенье уже мне пришлось уворачиваться от атаки умника, бросившегося мстить за умирающего собрата. Когти топтуна оставили глубокие борозды на моей правой руке, а огромные зубищи со зловещим хрустом сомкнулись на выставленном в последний момент плече. Во все стороны брызнуло крошево обломанных роговых шипов. Серьезно раненая правая рука повисла плетью. Под мой ответный удар левой, в открывшееся на миг горло, опытный противник успел подставить правое плечо. В отчаянии посланный следом плевок кислотной нитью прошел мимо изворотливой цели. Торжествующие взревев, топтун нацелил обе когтистые пятерни мне в горло. Здоровой рукой я успевал перехватить лишь одну руку. А уклониться от атаки второй не было ни малейшей возможности. Но снова на выручку мне пришел хвост, неожиданно атаковавший тварь в неприкрытый пах.

Конечно у топтунов эта интимная зона далеко не такая чувствительная, как у людей. Репродуктивные органы у высокоуровневых тварей вообще атрофируются за ненадобностью, превращая их в бесполых существ. Но некоторая часть расположенных в паху нервных окончаний все же сохраняется. И когда длинная костяная игла моего хвоста, пробив не самую толстую чешую, полностью вошла в мягкое подбрюшье твари, топтун, забыв об атаке рванул обе руки к болячке внизу живота. Вскрыть в этот момент когтями левой невольно открывшуюся шею – было делом техники.

Обливающийся кровью из порванного горла топтун завалился рядом с уже затихшим собратом. И я добил его контрольным плевком кислотной нити в и без того смертельную рану.

Буквально за минуту разобравшись с двумя противниками, я развернулся ко второй паре. И расслабленно выдохнул.

Откатившаяся метров на десять ниже по склону пара расцепила смертельные объятья, и топтуны продолжили остервенело рвать друг друга уже на короткой дистанции. Калека превосходил Глотку уровнем и был гораздо сильнее физически, но из-за поломанных ног изрядно уступал в проворстве. И по совокупности факторов противники оказались примерно равными, потому их дуэль затянулась.

Пропустив первый страшный удар, превративший его левое плечо в кровавое месиво, теперь Глотка постоянно был начеку и вовремя уворачивался от тяжелых ударов калеки. Его же ответные контратаки каждый раз достигали цели, но уязвимое горло калека берег, а броня остальных участков тела хоть и трещала, но пока справлялась с недостаточно мощными ударами Глотки.

Так выяснять отношения до очевидной ошибки противника топтуны могли довольно долго. А у меня не было времени ждать. И я решил поторопить дуэлянтов своим неожиданным вмешательством.

Глотка аж пасть открыл от изумления, когда, в очередной раз промахнувшись размашистым ударом, на излете его неповоротливый противник напоролся глазом на рванувший наперехват неуловимо быстрый кончик хвоста. Туда-то я и плюнул кислотной нитью. Что значит куда? Разумеется, Глотке в распахнутую пасть.

И вторая пара топтунов моими стараниями забилась на асфальте в предсмертной агонии.

Под действием супер-регенерации глубокая рана от когтей умника на правой руке уже практически затянулась.

Оставшиеся минуты действия Дара я потратил на быстрое потрошение четырех споровиков, – моя совокупная добыча с них составила: девяносто семь споранов, пять белых и шестнадцать желтых горошин – сбор разлетевшихся по асфальту клочьев одежды и амуниции, и бегство, от греха подальше, из села в лес.

Как я и предполагал, на лесной опушке отряда не оказалось, а за шиловым фургоном давно уж и след простыл.

– Млять! Хоть бы рюкзак со сменкой мне оставили! – проурчал я, цокая костяными пятками по оставшемуся на земляной дороге следу от разворота фургона.

Я почти успел дойти до ведущей к стабу асфальтовой дороги, когда меня, наконец, накрыло ожидаемым откатом.

Рухнув на колени, успел сунуть в зубы остатки разорванного ремня, чтобы не заорать от сковавшей тело болезненной судороги. Следующие полминуты я катался по земле, по новой просыпав все собранное барахло, и даже этого не заметив. Ставшее прежним тело мстило за перенесенные трансформы, терзая мышцы бесконечными судорогами. За полминуты я изжевал толстый ремень так, что на нем появилось несколько новых дыр. И это обычными человеческими зубами! Даже представить боюсь во что бы превратился ремень, растянись обратная трансформа хотя бы на пару секунд, в течение которых его бы терзали зубищи топтуна.

Когда судороги отпустили, я поднялся с холодной земли и кое-как укутался в обрывки одежды. Мои винтовка и рюкзак с теплым плащом, оставленные Шилу на сохранение, уехали на стаб. Из оружия при мне остался лишь пистолет с почти полным магазином, Шпора и лопата.

До Вешалки было примерно с десяток километров. Пустяк на машине и целое гребаное испытание, когда пешкодралом, по пустынной вечерней дороге, да в почти не защищающих от холода жалких обрывках, вместо нормальной одежды, и до кучи босиком…