Какое-то время в ходу была теория, согласно которой Приск, - и не один человек вовсе, но целый синдикат портных, работающий от его имени. И по сей день находятся люди, склонные думать так, - это в основном представители знати, из того ее сорта, что, устав от легкой жизни, ищет отдушину и развлечение в наиболее смелых, а подчас и далеких от здравого смысла предположениях, безумных теориях и разного рода дерзких авантюрах. Таких фантазеров-затейников не любит никто, кроме них самих (а часто и они себя не любят) и еще, быть может, второсортных газетных изданий желтой прессы.
(Одной из негативных сторон технического прогресса, к которой часто прибегали его критики не только в Фэйр, но и во всем цивилизованном мире, было изобретение в недавнем времени паровых верстатов, которые существенно удешевили полиграфию и сделали печатное дело более массовым и прибыльным. Критики эти, непосредственно связывая изобретение паровой полиграфии с всевозрастающим количеством газет желтой прессы, не любили замечать высокой рыночной цены и стоимости обслуживания таких машин, равно как и высоких требований к квалификации обслуживающего их персонала и денег, затрачиваемых на его обучение. Не любили они также обращать внимание и на количество печатных изданий "желтых газетенок" и тиражи, в которых они выходили. Желтая же пресса к моменту нашего повествования в большинстве стран мира (и Фэйр в этом случае не исключение) оставалась преимущественно рукописной, всячески цензурилась и публично порицалась такими вот критиками. Свои основные хлеба издатели подобных газет выращивали на грязи, обильно изливавшейся на улицы по утрам (и не только) из окон домов благородных господ вместе с содержимым их ночных горшков.)
Занятая делами, или по-другому - деятельная знать смотрела на выходки чудаковатых братьев и сестер сквозь пальцы, как на слабоумных родственников, до поры до времени прощая им их блажь. Прощая, впрочем, ровно до тех пор, пока они своими поступками не задевали как-либо интересы этой самой деятельной знати, а когда это случалось, деятельная знать предпринимала все возможное для устранения проблемы. Последнее обычно подразумевало под собой самоустранение деятельной знати от порочащего ее происшествия, а также всяческое порицание оного и тех, кто в этом происшествии замешан. Несмотря на распространенность среди знатных фантазеров теории о "многоликости" Приска, никто из высокородных чудаков так и не решился ничего предпринять для ее подтверждения, или опровержения.
В сферу интересов Люция никогда не входили размышления о личности портного и о его туманном прошлом. Король вообще старался не думать по возможности о признанных мастерах своего дела, каковым Приск был, а Люций нет. Вот и теперь, стоя на специальном примерочном подиуме, он в нетерпении ожидал, когда портной закончит снимать мерки, освободив короля от столь обременительного для него бездействия. Приск предварительно нарядил его в новый костюм и только потом Люций встал на возвышенность. Он по-прежнему ничего не видел и только ощущал легкие, но настойчивые прикосновения портного в разных частях тела и слышал тихий шелест мерной ленты. Люций всегда находил в процессе примерки обновок у Приска этакое неопределенное и оттого еще более приятное ему томление. Загадку, которых так не хватало Люцию как венценосной особе в его повседневности, - красивой, но расписанной на много лет вперед. В ателье ты никак не мог увидеть себя в новом наряде, следственно, и оценить работу портного получалось только на выходе из ателье, в пресветлом коридоре, что находился за дверью. Короля больше всего забавило то, что человек, находясь внутри чертогов Приска, должен был всецело положиться на добросовестность и мастерство портного, тогда как большинство из тех, кто делал заказы у Приска, сперва узнавали о нем из уст друзей и деловых партнеров. Вследствие чего, большинство из благородных, решившихся прийти в ателье, в свой самый первый приход сюда зачастую дрожали. Во все последующие разы эта дрожь у них постепенно сходила на нет, да и, в конце концов, все знали, что исчезают в ателье бесследно только если простолюдины, однако первый раз, как известно, во многих делах самый трудный. Он же нередко и самый приятный, чего, впрочем, никак нельзя сказать о первом посещении ателье Приска.
- Невозможно не отметить, ваше величество, что вы премного пополнели и вытянулись с момента вашего последнего визита ко мне... - во время работы Приск иногда как бы между тем отпускал фразы вроде этой. Так делают и брадобреи, и представители самых разных профессий, так или иначе связанных с обслуживанием людей. Но только в случае брадобреев между ними и клиентами беседы происходят в основном с целью скоротать время: о погоде или политике, к примеру, на общие темы, к которым нет безразличных людей. Многие клиенты только для того и ходят в цирюльни, чтоб поболтать, а язык у брадобрея, если, конечно, он намерен достичь успеха в выбранной им сфере услуг, должен быть острее лезвия бритвы. Старина же Приск, отпуская комментарии в рабочем процессе, никогда не ставил себе за цель именно завязать разговор, понравиться, или тем более обидеть клиента. Он только подмечал технические нюансы, что, впрочем, очень часто представлялось клиентам достаточно веским поводом, дабы сменить портного. Для него это, однако, почти ничего значило: с клиентами, или без - Приск оставался при дворе.
- Вы в самом деле так считаете? - вдруг спросил Люций. Портной от его вопроса на краткий миг замер, должно быть, весьма удивившись, а может быть, и позабыв к тому моменту о собственном недавнем высказывании. Необычность ситуации состояла в том, что никогда еще король не отвечал ему развернуто и не выказывал желания говорить. Для Люция поход в ателье Приска был сродни походу к зубному, и это его отношение, конечно же, не было тайной для чуткого портного; тем удивительнее Приску казалось внезапное обращение короля к нему. "Это либо к большому худу, либо к большому добру", - подумал Приск, или тот, кто от его имени в тот день работал. В слух же ответил, что да, несомненно его высказывание может показаться его величеству дерзостью, что было бы вполне справедливо, но все же он не преминет просить его величество при рассмотрении этого дела (если таковое ожидается в дальнейшем) принять во внимание тот факт, что замечание его прозвучало в исключительно профессиональном контексте, а он не ставил себе за цель как-либо уязвить его королевское достоинство и гордость. И да, - прибавил в конце изречения портной, - возможно мне показалось, что его величество несколько расширилось и возвысилось, но это (если это и правда так, в чем я все больше сомневаюсь) не иначе как в связи с его растущей важностью. Затем на несколько минут воцарилась тишина, прерываемая лишь шелестом мерной ленты. Прикосновения портного сделались еще более мягкими и осторожными, примерно с той же силой короля мог бы касаться ветер на утреннем променаде, если бы тот был ценителем пеших прогулок (или прогулок в общем).
За тот краткий промежуток времени, пока оба собеседника молчали, их умы занимали разные мыслительные процессы. Король обдумывал ответ портного, все то, что Приск ему пролепетал. И как бы Люций не старался, он не был способен сопоставить эту реакцию Приска с давно сложившимся и закрепившемся в его голове образом кутюрье. "И это тот, кого я боялся до дрожи, мне так сейчас ответил? - задавался вопросом Люций, - стоит ли он всех тех переживаний, всех тех усилий, что я прикладывал, заставляя себя раз за разом входить в эту темноту, когда матери вдруг взбредет в голову, что мне нужна очередная дурацкая обновка? Все эти годы страха перед Приском и его обителью я, получается, переживал впустую?" Как-то само по себе лицо Люция озарилось улыбкой. И тут он подумал о ближнем своем, что в случае короля было верным признаком душевного подъема, но даже в такие моменты подъема случалось с ним крайне редко.
