Отступая от ложа, Кир почувствовал себя странно опустошенным и растерянным. Он так боялся, что опоздает, молча клял постылые дни.

И в этом своем нетерпении, с томительной и робкой тоской представлял себе улыбку отца, его объятия, которых никогда не знал. А тут все вдруг отвердело и выцвело, и драгоценные камешки его воображения превратились в стекло. Никакой гордости он у этого человека не вызывал. И чего бы он в жизни ни добивался, значение для отца имел единственно Артаксеркс.

Кир протянул руку, молча ожидая, когда ему вернут меч. Державший его царедворец прижимал уснащенные каменьями ножны и перевязь к себе, пуча глаза с таким видом, будто нашел клад и не желает с ним расставаться.

Ну и денек, все будто с ума посходили.

И тут Кир увидел, как к нему направляется его брат, а с ним Тиссаферн. Вид у обоих был посвежевший, слегка расслабленный. Тиссаферн успел переоблачиться в струящийся шелк и даже омыться, судя по еще влажным волосам. Но удивляло не это, а то, что с ними шли вооруженные стражники, которые сейчас рассредоточивались по крылу. Их намерения были вполне красноречивы.

Кир, взвешивая положение, приопустил голову.

Не успел царедворец и вякнуть, как он выхватил у него перевязь с оружием и нацепил на себя.

– Ну вот, так-то лучше, – сказал он. – Брат, скажи мне, что в такой час привлекло сюда этих копейщиков?

– Ты, – улыбнулся в ответ Артаксеркс, в то время как стражники обступили младшего царевича.

Кир, судя по всему, думал им воспротивиться, но в нескольких шагах лежал умирающий отец, и это на него повлияло. Видя замешательство брата, Артаксеркс все с той же улыбкой сказал:

– Кир, ты заключен под стражу. Повелением нашего отца. Для последующей казни.

Кир думал выхватить из ножен меч. Он уже приметил, кого из стражников срубит первым, чтобы вырваться из их круга. И он бы сделал это, если б не братовы слова. Вместо этого он изумленно обернулся и увидел, что отец взирает на него со скучливо-надменной отрешенностью. Не успел Кир осознать, что сказанное братом правда, как веки старика снова сомкнулись.

Царевича схватили за руки и отняли меч. Личная стража Артаксеркса через покои вывела его обратно в кущи садов и тропок. Артаксеркс с Тиссаферном шли следом. Кир на ходу изогнул шею и, несмотря на подталкивание древками в спину, заговорил:

– Зачем ты это делаешь, брат? Я всегда был тебе верен. Или я хотя бы раз дал тебе повод усомниться во мне? Никогда в жизни!

Вместо ответа Артаксеркс чопорно поджал губы.

Когда Кир посмотрел на Тиссаферна, тот лишь потупил голову к песчаной дорожке, не в силах выдержать его взгляда.

Кир сидел на солдатском топчане. Дверь снаружи была заперта, хотя это был вовсе не каземат темницы, а комнатка сотника царевой стражи. Сотник определенно ухаживал за собой: тут были и масла, и притирки, пара египетских ножниц, кисточка для окрашивания бороды и даже палочки для чисти носа и ушей – резные, из слоновой кости – на специальной подставке в углу, возле чаши для умывания.

С разных сторон до слуха доносились шумы, присущие казармам: где-то выкрикивали приказания, где-то всплескивался грубый хохот. Кир уперся взглядом в дверь и ждал. Он еще толком не понимал, что произошло, но слишком хорошо знал Артаксеркса, чтобы допустить мысль, что его, Кира, вот так бесцеремонно выволокут и обезглавят, не дав возможности что-то сказать. Брату захочется для начала позлорадствовать или высказать какую-то вину – Кир знал это с уверенностью сверстника, выросшего с ним вместе. Он знал Артаксеркса. Во всяком случае, на это уповал – за его долгое отсутствие дома многое могло измениться.

С наступлением ночи в небе, как на ниточке, повис яркий лунный серп, осеняя своим светом плато. Кир решил, что заснуть нынче вряд ли удастся, но повернулся к стене и закрыл глаза; мысли путались клубком.

Не чувствуя времени, он внезапно проснулся, вскочил с топчана и несколько мгновений стоял, растерянно моргая, в утреннем свете. Долгие дни в дороге, скорбь по отцу и непонятное пленение истощили его, но, как ни странно, он спал как ребенок, а проснулся освеженным и куда более собранным. О боги, его жизнь висела на волоске! Кир запустил пятерню в свою спутанную бороду, кое-как продирая ее. Неплохо бы привести ее в порядок, но для этого требовалась работа и хорошо заточенный небольшой клинок. Но на столе каморки такового не было. По всей видимости, хозяин комнаты пользовался для этого ножницами или заплетал бороду в косички.

Кир проморгался, когда засов на двери отодвинулся и в каморку вошел Тиссаферн, неловко переминаясь с ноги на ногу из-за тесноты, которую создал одним своим появлением. Стражники заглядывали снаружи, но не могли присоединиться к Тиссаферну даже для того, чтобы его защитить. Им оставалось лишь хмуриться снаружи, в то время как Кир ждал, что ему поведает о происходящем его старый друг. Старый лев решил присесть на топчан, который заскрипел под ним, как скорлупка. Кир остался стоять у стены, а один стражник маячил в дверном проеме с целью догляда.

На взгляд Тиссаферна Кир лишь приподнял брови. Он чувствовал себя уязвленным и если б заговорил первым, то тем самым лишил бы себя преимущества.

Спустя целую вечность Тиссаферн тягостно вздохнул.

– Повелитель, мне очень жаль, что все так обернулось. Клинок в любой другой руке я бы, конечно, мог отвратить. Но не твоего отца. – Вид у Тиссаферна был измученным, словно он всю ночь не смыкал глаз. – Кир, я должен тебе сообщить, что этой ночью царь отошел в обитель богов. Мне очень, очень больно. Нынче утром Царем Царей, богоподобным отцом Персии стал твой брат, да благословят его Митра, всеблагой Ахурамазда и все добрые духи. А преславный отец его да найдет радушный прием у своих предков.

Несмотря на потрясение от новости, Кир почувствовал, как в груди встрепенулась надежда.

– Если я здесь по велению отца, чем бы оно ни было вызвано, то мой брат Артаксеркс освободит меня, – сказал он с ощутимым облегчением. – Видно, отцом моим в последний миг завладел злой дух или демон, прокравшись, когда тот был уже слаб и повержен хворью. По крайней мере, теперь он вне их злого влияния. А я могу…

Тиссаферн скорбно покачал головой.

– Повелитель, вчера вечером твой брат подтвердил приказ. Меня это, безусловно, несказанно удручает, но тебя должны казнить этим самым утром.

Человек, который был его наставником в детстве, провел рукой по бороде от основания до кончика. Кир заметил, что он явно нервничает.

– Я должен… без промедления отвести тебя на площадь перед казармой. Не будет ни церемонии, ни свидетелей, кроме нескольких стражников. Соберись с духом, мой мальчик. Вверь свою душу богам и приготовься к суду.

Кир смотрел, не веря своим глазам. Он уже не спрашивал о спартанцах, которых привел сюда. Знание их участи бесполезно, да и неспособно что-либо изменить. Тем не менее он научился от них, как сохранять самообладание в те самые минуты, когда оно действительно на вес золота. Кир собранно смолк и задумался. Оружия при нем нет, хотя можно попытаться вырвать его у одного из стражников. Это лишь означает, что жизнь у него оборвется несколькими шагами ранее, чем он дойдет до площади и опустится на колени возле плахи. В Тиссаферне ему поддержки больше нет, но ведь старый учитель не единственный его союзник.

– Я хочу повидаться с матерью, – объявил Кир. – Попрощаться с ней. – Он пристально наблюдал за Тиссаферном и едва сдержал улыбку при виде того, как тот растерянно нахмурился. – Ее что, ни о чем не известили? В конце концов, я ее сын.

– Полагаю, это забота Царя Царей, – чопорно заметил Тиссаферн.

Оба подняли головы от внезапной стукотни и тревожной суматохи где-то снаружи. Обоих захлестнули совершенно разные чувства от звука женского голоса, распоряжающегося широко и властно, в непоколебимой уверенности собственного превосходства.

Кир, блестя глазами, отстранился от стенки.

– Я не забуду, какую роль сыграл в этом ты, Тиссаферн.