— Давай! — прокричал Мидория, нажимая на спусковой крючок. Огонь вылетел вверх, отставляя за собой дорогу дыма, и взорвался высоко в небе.

Заметят. Точно заметят. Зажмурившись, Изуку рухнул на колени, опуская «оружие» вниз. Им повезло. Наверняка Яойрозу уже вызывала подмогу, но лишний сигнал о их местоположении был не лишним.

Из мыслей вырвал чужой глухой кашель и болезненное мычание. Деку тут же развернулся к Тодороки, подползая к нему по оледеневшему снегу, который царапал оголенную кожу на разорванных перчатках.

— Тодороки-кун, ты меня слышишь? Тодороки! — Мидория обеспокоенно стал звать приходящего в себя парня, боясь, что тот вновь может провалиться в сон, а спать сейчас было просто нельзя.

— Не кричи, — глухо просит Шото, корча лицо от собственных попыток говорить.

— Прости, — стушевался тут же Изуку, медленно подползая к однокласснику. — Я вызвал подмогу. Скоро за нами должны прийти. Яойрозу тоже наверняка уже оповестила учителей о том, что мы тут. Тодороки? Эй, не засыпай! — он вновь заволновался, когда парень прикрыл глаза.

— Не кричи, — повторил Тодороки. — Я не сплю. Как давно мы тут? — он открыл глаза и посмотрел на потрепанного Деку.

— Не знаю. Но точно меньше часа, — посиневшими губами вывел вердикт Изуку.

— Ты замерзаешь, — Шото попытался приподняться, но попытка вызвала лишь сильную боль в спине и парень вновь лег.

— Не двигайся! Тебе нельзя сейчас шевелиться, — Мидория неосознанно надавил на чужие плечи, словно бы одноклассник опять собирался подняться.

— Даже если захочу, то не смогу, — спокойно ответил двупричудный. — Однако, мы так скоро замерзнем.

Изуку уже не мог скрывать, что продрог, потому что уровень адреналина в его крови резко упал, а сознание начинало отталкиваться от ощущений собственного тела. Сдержать дрожь было почти невозможно из-за холода, пробравшегося под слои одежды. Обладателя Одного за Всех начало знобить. Тодороки владел ледяной причудой, потому для него такие экстремальные температуры были вполне терпимы первое время, но парень был ранен, потому холод действовал и на его тело тоже.

— Мы можем развести огонь, — начал судорожно соображать Мидория, оглядываясь по сторонам в поисках ресурсов.

— У нас нет дров, и твои руки тебя почти не слушаются. К тому же, я не смогу применить свою причуду в таком состоянии, — Шото с самого начала, как пришел в себя, заметил беспомощность друга.

Парень был прав, как никогда, но Деку не собирался сдаваться. Он принялся хаотично думать, выдергивая то одну мысль, то совершенно другую. Его сейчас настолько мало волновало собственное здоровье, что он больше размышлял о том, как согреть Тодороки. И поняв, что сил в нем остается все меньше от холода, пришел к одному единственному выходу, который казался ему наиболее правильным и верным.

— Мидория? — Шото удивленно посмотрел на парня, когда зеленая макушка опустилась на его плечо, а крепкие руки обхватили его, Тодороки, поперек тела.

— У нас нет другого варианта, пока мы ждем учителей. Они уже должны с минуты на минуту прибыть, а так мы хотя бы часть тепла сможем сохранить, — Изуку не поднял взгляд на одноклассника, потому что чувствовал, как собственные щеки начали пылать и отнюдь не от холода.

Тодороки промолчал, отчего Деку стал несколько переживать. Вдруг он ошибся, и это было неправильно? Но в следующее мгновение рука Шото легла на его бок, а вторую он с трудом положил поверх ладони Мидории. Несмотря на продрогшее тело, Изуку ощутил прилив жара, расплывающегося по всему телу. Сердце предательски забилось быстрее, что знатно напугало парня. Он боялся, что даже под слоем одежды Тодороки услышит звук чужих чувств.

— Мидория, — голос его раздался в голове, как гром среди ясного неба. — Как много ты слышал ночью?

Изуку отчетливо услышал, как сердце пропустило удар и распугало все мысли разом, а затем те вновь сбежались в неорганизованную кучу. Значит, Шото знает, что он разговаривает во сне? Кто ему сказал? Хотя, столь ли это важно? Скорее Деку просто пытается отвлечься и решить, как и что сказать Тодороки. И стоит ли вообще говорить правду? Но что тогда, если не правду?

— Ты… Не похож на своего отца, Тодороки, — он чуть хмурится, сжимая руку, на которой были старые шрамы и должны были образоваться новые. — Ты не он.

Парень молчит, но Изуку будто бы слышит чужой выдох облегчения. От сказанных слов или наоборот от того, что Мидория не сказал, что слышал дальше? То, что говорил во сне Шото, волновало его, но он не знал, как об этом заговорить.

— Меня мучают кошмары, — тихо признался в очевидном двупричудный. — Подобное происходит ближе к зиме. Я думаю, что это из-за того, что произошло. Этот шрам… Мама оставила его на моем лице за пару дней до моего дня рождения. А он ассоциируется у меня со снегом. И когда я вижу эти белые хлопья, то мне кажется, что моя левая сторона начинает болеть. Уже давно нет никаких ощущений на этой части лица… Но я все равно чувствую.

Деку замер, почти перестал дышать, боясь, что Тодороки вдруг резко замолчит и перестанет рассказывать то, что все это время он пытался узнать. И теперь, когда Изуку все услышал, он просто не знал, как ему поддержать друга.

— И в такие моменты ледяная часть не поддается контролю. Я могу навредить себе и окружающим в таком состоянии, — Шото едва успел прикрыть глаза, но тут же распахнул их, посмотрев на завозившегося Мидорию. — Мидория?

— Дело только в прошлом? — Деку смотрит на него решительно, но в глубине его глаз теплится странная надежда. — Прошлое мучает тебя в кошмарах?

Тодороки не реагировал на подобное заявление, но понимал, к чему клонил его собеседник. Было глупо надеяться, что Изуку не слышал тех слов.

— А что, если нет? Что, если не только прошлое, Мидория? — его взгляд сочетал в себе вызов и одновременно едва уловимую надежду на что-то.

Деку поддался велению собственного тела и разрывающих его грудь чувств. Он не хотел признаваться себе до последнего, что полюбил сына Старателя всей душой. Помнит ли он, когда впервые услышал собственные чувства? Хотя скорее, он только ощутил их, но еще не осознавал на тот момент. Год? Два? Неужели еще на фестивале? Или же это случилось раньше? Да и имело ли сейчас это хоть какое-то значение? Изуку приблизился к чужому лицу, накрывая его своей тенью.

— Тогда я никогда не уйду, Шото, — изумрудные глаза скрылись под веками и в следующее мгновение Мидория коснулся обветренных губ Тодороки, погружаясь в омут чувств, что были сравнимы с неожиданными, но долгожданными фейерверками.

Физически Деку перестал себя осознавать, перестал чувствовать сжигающий холод. Для него время остановилось, запретив существовать всему вокруг. Всего лишь мгновение, сравнимое с секундой, в которой Изуку будто бы застрял на многие часы. Это был не сон. Самая настоящая реальность, которая только могла быть. И это настоящее настолько сильно ударило в голову, что Мидория резко отстранился от чужих губ, краснея, словно спелая вишня. Взгляд Шото вызывает еще большее смущение, потому что в нем он видит нескрываемое ошеломление.

— Я… Тодороки, прости, — Деку закрывает лицо руками, не выдерживая того шквала, что обрушился на его душу.

— За что ты… — слова парня тонут в чужом голосе.

— Ребята! Учитель, они здесь! — Урарака бежала к одноклассникам, проваливаясь в сугробы. — Эй, вы как?

— Тодороки нужна помощь, — Изуку тут же подорвался с места, словно бы забыв, что только что произошло и о своей боли в ноги тоже, именно поэтому неуклюже рухнул в сугроб от собственных неловких движений.

Этот разговор был безжалостно прерван и не имел возможности быть продолженным сейчас, потому что подоспевшие ребята и учителя принялись помогать пострадавшим, чтобы доставить их на вершину горы. Самым забавным оказалось то, что все это было не таким уж и заданием, а всего лишь специфическим способом самостоятельно добраться до горячих источников, где студентам позволили расслабиться. Через пару часов Мидория и Тодороки чувствовали себя лучше, благодаря Исцеляющей Девочке, но между ними царила какая-то напряженность, которую отчетливо, словно та материализовалась, видели все остальные.