– Тогда я расскажу вам о чем-то еще, чем-то, что вы упустили, отказавшись зайти к Ашмуну. Как вы, вероятно, догадались, я навестил его, поскольку знал: Деверелл был в доме мулата перед тем, как умереть в лагере Цезаря. Я слышал беседу миссис Пайнфольд и Деверелла в буфете гольф-клуба, и я знал кое-что о бумаге, которую она просила передать Ашмуну. Естественно, я не распространялся об этом и задал нашему черному другу несколько бесхитростных вопросов. Отвечал он довольно прямо. Он не подозревал о том, насколько много мне известно, но его показания согласуются с фактами.
Сэр Клинтон пересказал Уэндоверу суть беседы с Ашмуном. Затем сквайр ненадолго задумался.
– Клинтон, это поражает меня, – начал он. – Нам нужно объяснить три странных дела, которые кажутся взаимосвязанными. История Эллардайса о кроликах, которых Ашмун объявил убитыми посредством Новой Силы. Дело Пирбрайта. А теперь и новое расследование. У всех жертв были судороги.
– Это так, – согласился сэр Клинтон.
– И у Пирбрайта, и у Деверелла были расширены зрачки, что указывает на мидриатические алкалоиды.
– Но по мнению Эллардайса, в случае с кроликами они не применялись, – возразил сэр Клинтон.
– У кроликов свои нюансы. Вы знаете, что кролик может питаться белладонной и не потерпеть никакого вреда, но с таким количеством атропина его мясо становится ядовитым для человека. Это факт.
– Принято, – ответил сэр Клинтон. – Но, кажется, это сбивает нас с пути, сквайр. Если кролики, Пирбрайт и Деверелл — звенья одной цепи, то судя по вашей логике, Эллардайс должен был обнаружить алкалоид и в кроликах. Но на самом деле он не нашел в них никаких мидриатиков.
Уэндовер нетерпеливо взмахнул рукой.
– Я лишь сказал, что организм кролика реагирует на вещества иначе, чем организм человека. Может быть, какие-то мидриатики действуют на кроликов сильнее, чем на людей. Все наоборот. И тогда кролика может убить мизерное количество мидриатика, в то время как анализ Эллардайса не столь совершенен, чтобы обнаружить его следы в телах кроликов.
Сэр Клинтон покачал головой.
– Не то, чтобы это было невозможно, но я не помню такого мидриатического алкалоида, который вызывал бы нужные нам симптомы.
– Как и я, – триумфально заявил Уэндовер. – Но это моя точка зрения. А простой африканский туземец знает эту область намного лучше европейца. Они уже давно знают и об йохимбине, и о других подобных штуках. А европейцы о них едва узнали. Причем именно от туземцев. Сами мы их не обнаружили.
– Понимаю, к чему вы клоните. Ашмун – туземец лишь наполовину. Он жил среди своих нецивилизованных, но опытных сородичей. Ашмун узнал об еще неизвестных европейцам алкалоидах. И он себе на уме. Это ваша линия рассуждений, сквайр? Возможно, в ней что-то есть. А может, и нет. Нет никаких причин решить так, а не иначе, сквайр.
– Он явно очаровал вас, – язвительно заметил Уэндовер. – Он, ну, белоснежный ангел, вне всяких сомнений.
– Явно не белоснежный. Этому прилагательному соответствуют только прокаженные, да и то не все из них. Но он заинтересовал меня. Все эти мумбо-юмбо кажутся мне слишком ловким занятием для неотесанного потомка Хама,[11] родившегося и выросшего в Либерии. Но нужно помнить, что многие мулаты умны. Никто не может сказать, что Дюма недоставало ума, а это первый, кто приходит в голову.[12] Не позволяйте предрассудкам брать верх.
– Вы спрашивали о Новой Силе?
– Нет. Кто угодно может открыть полсотни Новых Сил и не нарушить закон.
– Но если он использовал Новую Силу ради смертоносных задач?
– Тише, тише, сквайр! Нельзя же идти по двум дорогам сразу. Вы верите в то, что он открыл Новую Силу?
– Нет, не верю. Я думаю, что это – фальшивка, если вы спрашиваете мое мнение.
– Тогда он не мог использовать ее в смертоносных целях. И что же делать полиции? Вы не можете арестовать человека за нелегальное применение Новой Силы без того, чтобы доказать реальность этой Силы. И? У меня нет улик, показывающих, что в нашем преступлении была задействована Новая Сила. Официально это не мое дело. Если он попытается продавать метод извлечения солнечных лучей из огурца, то мы сможем обсудить это. Но доказательств того, что он совершил что-то нелегальное, я не вижу.
– Думаю, в ваших словах что-то есть, – удрученно сказал Уэндовер. – Но вы не можете объявить, что Пирбрайт и Деверелл умерли естественной смертью, и вашим людям предстоит допытываться до ее причины. Клинтон, что же вы на самом деле думаете?
– Взгляд на карту заставил меня кое о чем задуматься. Вот путь к лагерю Цезаря. Он недалеко от завода и прочих военных объектов Эмблдауна. С начала войны прибыло множество рабочих, и им нужно жилье. И эта земля могла бы пригодится для строительства. Так почему же нет никакого строительства? Ведь лучше использовать землю, чем оставлять ее бесхозной, как сейчас. Припоминаю, вы что-то говорили о строительных ограничениях.
– Да, они есть, – подтвердил Уэндовер. Но если вам нужен подробный рассказ, то он займет какое-то время.
– Я не против посидеть еще четверть часа, – ответил сэр Клинтон. – Навряд ли рассказ займет больше времени. Так что, сквайр, начинайте.
– Хорошо, – уступил Уэндовер. – Вы же помните, что я возмущался тем, что строительная фирма разрушила часть нашего района? «Родуэй, Деверелл, Фельден и Компани». Впрочем, никакой дополнительной «Компани» не было. Три партнера распределили все акции между собой. Старик Родуэй, Джозеф Родуэй, был мозгом фирмы. И перед предыдущей войной, думаю около 1913 года, он решил уйти на покой. Ему было уже около семидесяти, и он начал терять хватку. Он ушел из фирмы, и два оставшихся партнера выкупили его акции. Подозреваю, что он смог получить больше положенного. Во всяком случае, после его ухода фирма пошатнулась и поползла вниз. Обвал на строительном рынке во время той войны, похоже, добил ее, и фирма совсем обанкротилась. И Фельден, и Деверелл умерли во время войны. А старый Родуэй прожил до 1918 года. Он умер в возрасте семидесяти пяти лет, когда его уже начало одолевать старческое слабоумие.
– Фамилии кажутся знакомыми, – вставил сэр Клинтон. – Они как-то связаны с нашими Фельденом и Девереллом?
– Скоро узнаете, – пообещал Уэндовер. – Как я уже сказал, старый Родуэй (а он был холостяком) к концу жизни впал в маразм. Знаете, если человек сам себе адвокат, то он перехитрит сам себя. Самому себе он представлялся хорошим бизнесменом, и он решил, что может так же хорошо составить завещание, не обращаясь к юристу. У него не было родственников, если не считать троюродных племянников и тому подобных, и он распределил основную часть имущества между ними. Я слышал, что из-за формулировок в завещании наследники затеяли тяжбу. Вы можете экономить на плате адвокатам, составив завещание самостоятельно, но, в таком случае, они все равно наверстают упущенное – когда дело дойдет до распределения имущества между недовольными наследниками. Но это к делу не относится. Сейчас речь не о них.
Сэр Клинтон знал, что когда Уэндовер начинает углубляться в местную историю, это может быть многословно. Поэтому старший констебль вернул разговор в нужное русло:
– Сквайр, лагерь Цезаря.
– Я подхожу к нему, – нетерпеливо ответил Уэндовер. – В свое время старый Родуэй спекулировал землей. Большинство городов расширяются на запад, и у старика была мысль о том, что Эмблдаун должен значительно разрастись. Так что он скупил всю землю вокруг лагеря Цезаря – с целью придержать ее для последующей перепродажи. Он считал, что в долгосрочной перспективе земля подорожает. В общем, не знаю, ошибался ли он. Если, как он и предполагал, Эмблдаун будет разрастаться, то на том месте получится неплохой пригород. Как бы то ни было, он много думал об этом.
Когда он решил писать завещание, то, видимо, почувствовал укол совести по отношению к бывшим партнерам, с которых он взял больше должного – вероятно, он решил как-то возместить им потерю. Конечно, я не знаю этого. Просто догадываюсь. Просто он завещал эти земли внукам партнеров с условием, что участки должны оставаться незастроенными до сентября 1942 года, а затем наследники смогут делать с ними все, что захотят.