– Это Климыч. – Голос был ровный, но насквозь пропитанный смертельной усталостью. – Он завод отжимает. И весьма успешно, потому что хорошо подготовился. Потому что я скорее на самого себя подумал бы, чем на него. Потому что друг… Был. С правом подписи и полным пониманием теневых схем. Всё ж через него делалось, и во многом с его подачи. Мы же с самого первого дня вместе. – Вздохнул. – И если бы только завод… – Снова закурил. – Олежка не поленился, подстраховался: по всем фронтам такой херни наворотил, и так красиво приурочил к отжиму Вуд-Люкса, что я не знаю, за что и хвататься-то теперь. То ли сливать деревообработку, чтобы хоть как-то с остальным совладать, то ли сделать ставку исключительно на завод: там ведь реально золотое дно, и если продолжать рыть его дальше – через экспорт, через госзаказ и расширение производства, то и на хер ничего остального не надо… Но блядь, как выбрать, это же… Я часть жизни на это променял, восемь грёбанных лет говна и крови. Как выбрать?

Я по-прежнему смотрела в окно. Не хочу. Не мои проблемы. Сам говорил – не лезь.

– Мне реально без Боярской сейчас никак, Люд.

Я фыркнула. Дебил. Если уж ты Климыча просрал, то за этой сукой и подавно не уследишь.

– Она ведь мне Климычем за последний год весь мозг вынесла. А я не верил. – Усмехнулся Денис. – Я у него за каждый её наезд напрямую спрашивал, по-пацански, а он ржал и все стрелки обратно на неё переводил. И вот ему-то я верил, потому что как раз незадолго до этого отворот ей дал. Ну… в личном. Думал, мстит. А когда с землёй под храм херня началась – чуть не выгнал её сгоряча. По всем признакам крысу чуял, с друганом Олежкой, блядь, советовался. – Снова усмехнулся. – А по итогу, под московскую крышу меня именно Боярская и вывела. И если бы не её многоходовки, кто знает, может в СИЗО бы сейчас куковал. С долгосрочными перспективами.

– Но не выгнал же! – не выдержала я. – Несмотря на советы близкого друга!

– Правильно. Я ж подловить её хотел. Да и от каналов сначала отрезать надо было, рабочие схемы обновить. Незаметно. Понимал, что как только рыпнусь, она зубами драть будет, но без боя не сдастся. А вышло так, что воевал не с тем… Понимаешь?

Я понимала, не дура. И поэтому была отчаянием в чистом виде. И пустотой. Он действительно без неё не вывезет. Не то, чтобы это его оправдывало, но открывало мне глаза. Хватит уже хорохориться: счёт ноль/сто. Сиськи безнадёжно проигрывают мозгам. А любовь вообще нервно курит в сторонке.

Снова полились слёзы. Тихо, но нескончаемым потоком. Я отворачивалась к окну так, что шею щемило, и хотела только одного – в норку. В безопасную, знакомую, понятную. И пусть она убогая, гнилая и смрадит безнадёгой… Она – дно, да. Но дно – это ещё и опора. И именно это мне сейчас и нужно.

Едва тормознул у общаги, я попыталась выскочить, но дверь оказалась заблокирована.

– Обещай, что не будет никаких глупостей, вроде блядства из мести. И нам обязательно нужно будет серьёзно поговорить. В принципе, я готов сейчас, и если ты…

– Нет!

Он ведь всё правильно сделал, со знанием дела: отпустил домой, настоял на сопровождении, растянул дорогу почти на два часа… И моя, мгновенно взметнувшаяся-было до самого пика обида, замерла сейчас на острие, зыбко покачиваясь, ища хоть какой-то баланс. Но в любой момент должен был начаться откат. Я могла бы начать жалеть себя, его, нас. Вступать в диалог, поддаваться на уговоры. Прогибаться и впадать в иллюзии. И дело даже могло закончиться тем, что мы прямо сейчас поехали бы обратно…

Но по всем законам маятника, потом снова случился бы всплеск обиды и боли. А за ним – новый откат. И так бесконечно долго, пока не успокоилось бы. Если успокоилось бы, учитывая, что Боярская всегда будет рядом с ним. Страшно даже представить эту боль и пустоту выгоревшей души. Лучше уж сразу.

– Денис, я не хочу больше. – Каждое слово словно надрыв. – Открой!

– Я люблю тебя, – глядя в пустоту перед собой, вздохнул он. – И ничего не могу с этим сделать. Ничего.

– А я тебя – нет! И вообще, если ты ещё не понял, я с тобой только из-за денег была! Открой!

– Я тебе не верю.

– Я тебе тоже!

Он опустил голову, кивнул… и разблокировал двери.

06.06.1995г. Вторник.

Я ещё даже не дошла до подъезда, когда, с сухим коротким скрежетом черканув асфальт колёсами, Джип исчез в ночи. И я добилась-таки своего, осталась в гордом одиночестве. И внезапно это оказалось страшно. Навалилась слабость: до тошноты, до головокружения. Пустота, господи, какая же пустота без него! И завтра не хочется. И послезавтра. И вообще ничего. Только позавчера, месяц, два, три назад – начиная с того момента, как я проснулась в берлоге Медведя от тихого шёпота: «Мила-а-аш…»

Общага спала. Невозмутимая, видавшая такое, что никакими соплями дурочки с разбитым сердцем не проймёшь. Учёная чернухой дна, мудрая до безразличия, а потому и вечно живая. Есть о чём задуматься, да, Милусь?

Судорожно вцепившись в свою сумочку, я замерла у распутья напротив кухни с постоянно включённой дежурной лампой. Стояла, как когда-то Боярская, принюхивалась к душному смраду, соображала, что я тут делаю. Убегали в темноту коридоры: налево пойдёшь – к Барбашиным попадёшь. Направо пойдёшь… Ну, в общем, тоже никому не нужна.

Я больше не отсюда. Я словно инородное тело, попавшее в организм, и даже если общага снова поглотит меня, я уже не стану своей. Так и буду наростом на её шкуре.

Потом стояла у двери некогда своей комнаты, вертела в пальцах ключ. Забавно. Я не вспоминала о нём почти полгода, а он случайно оказался в моей сумочке. Зато ключ, которым пользовалась всё это время каждый день – случайно остался там, на крючочке в белокаменке. Кесарю – кесарево, всё верно.

Вопрос только в том, что если я и не отсюда, и не оттуда – то откуда?

Второй час ночи. Что я скажу матери? Толику? Как сдержаться от слёз, когда начнутся расспросы? Хотя, зачем мне расспросы, мне и без них нормально… Уткнулась лбом в дверной косяк и отпустила себя. Ревела, давя всхлипы, боясь, что услышит вездесущая тётя Зина, и всё не могла остановиться.

Господи, какая же я дура! Зачем мне было нужно всё это? Ведь можно было сделать вид, что не понимаю. Что ничего не происходит. Мало ли что эта сучка Боярская там несёт? Она же потому и подначила меня, что и сама изнывает от безнадёги. Ведь один раз ещё ничего не значит. Всё равно он не с ней. Он со мной!

Был.

Собственно, вот он – откат во всей красе. И если бы рядом был Денис…

Наревевшись, опустилась на корточки и… рассмеялась. Не то, чтобы мне было весело, но тупизм ситуации зашкаливал. Интересно, если бы Денис не обронил вот это: «Обещай, что не будет блядства из мести» – сидела бы я до сих пор здесь, или давно бы пошла к Лёшке? Да, да, Савченко тоже хорош, кто спорит-то, но он бы точно меня принял. Хотя не важно. Сейчас я сидела под дверью в свою позапрошлую жизнь и понимала, что это только из-за того, что Денис словно видел меня насквозь и предугадал ход мыслей. А уехав, словно выдал мне кредит доверия… Который я не могла не оправдать.

Ну и как это называется? Дура – вот как. Какой нахрен кредит доверия, после того, что ты ему сказала, Кобыркова? Он просто уехал. Как ты и хотела. Может, даже, к Боярской рванул… А ты сиди, сиди. Оправдывай.

Ноги затекли, я встала и, не задумываясь, побрела в конец коридора, к сортиру. Заперто. Да ладно? Кому там приспичило, да ещё и при выключенном свете? Хотя, может, и сломался. Бывало и такое – тогда его закрыли почти на полтора месяца. Уже повернула обратно, когда шпингалет щёлкнул, и из туалета, в клубах сигаретного дыма, показалась голова. Я присмотрелась: Артём, пацан со второго этажа. Из ушей провода, в руке плеер. Не ожидал меня увидеть, заметно вздрогнул. Я тут же пихнула его обратно в сортир и прикрыла за собой дверь. Жестом велела выдернуть наушники.

– Куришь, мелкий? А если матери скажу? – конечно же, я не собиралась стучать. Просто попугать. Хоть какое-то развлечение.