«…проснись.»

Ветер заунывно воет, шелестит опадающей с деревьев листвой, заставляет колосья ещё сильнее колоть ноги. Царапать до крови кожу. Будто бы разрывая её. Больно. Адски больно. Неестественно. Ненормально.

«Ну же, давай, проснись!»

Улыбается. Ему не нужно что-то кроме глаза, чтобы все знали Его эмоции. Так предсказуем. Как классический Диснеевский Злодей. Зол, глуп, и чертовски харизматичный. Протягивает руку. Глупый жест. Будто бы даёт мне шанс одуматься. Но я не откажусь. Какая-то бесполезная марионетка — цена за всеобщую безопасность.

«Пожалуйста, ты пугаешь меня…»

Они должны гордиться мной. Они должны быть благодарны мне. Они должны мне. Потому что я спас их. Я пожертвовал всем. Ради них. Потому что так поступают герои. И так поступил Я.

«Проснись, ну же, ну, проснись.»

Пожимает мою руку и смеётся. Зачитывает моё задание. Такой самодовольный. Было бы чем гордиться. Я сам пришёл и выложил всё. Он ровным счётом ничего не сделал. Но смеётся он не потому… Он приказывает. Приказывает сжечь-

— Диппер! Слава богам! — Мэй обнимает меня. Слишком сильно, как всегда. — Ты так испугал нас!

Смотрю в заплаканные глаза сестры и вздрагиваю.

— Что-то случилось? — Я в полной растерянности.

— Ты не приходил в сознание со вчерашнего дня…

Комментарий к Глава 11. Проснись.

Очередная микро-глава.

========== Глава 12. Подозрения. ==========

Среда. 12.

По сторонам — холодные шершавые стены, к одной из них я прикован подобиями кандалов, которые уже успели стать тёплыми. Цепи от них уходят куда-то ввысь. Мне едва удаётся пошевелить рукой. Каждое такое движение отдаётся металлическим звоном, от которого в голове происходит маленький атомный взрыв. Кисти уже давно затекли так, что я их почти не чувствую. По подбородку медленно стекает кровь. Такое отвратительное чувство, а во рту этот чёртов привкус, от которого даже немного тошнит. Возможно, действительно стошнило бы, да вот только в желудке абсолютно пусто. Из-за всей ситуации я не обращаю внимания на такую мелочь, как голод.

Только слышу — цок-цок-цок. Я хотел сыграть с ним шутку, напоследок, а он оценил. Даже более того, ему это почему-то понравилось. Мне так показалось, во всяком случае. И теперь каждый раз его приближение знаменовалось не вспышками, не шорохом его плаща, а стуком каблуков.

Я давно не вдумываюсь, зачем он что делает. Ему не нужно причин, они для нас, смертных, ведь мы всегда имеем риск потерять самое ценное — время, для него же оно сущий пустяк. Потому я не удивляюсь, что проход снова открывается и комната освещается голубыми огоньками. Они выглядят тёплыми, мягкими, но чудовищно сильно обжигают, оставляя на теле всё новые и новые следы. Рядом с кровоподтёками, порезами и царапинами. Что же он собирается делать, когда на мне совсем живого места не останется?

Улыбаюсь, как чёртов мазохист, когда он снова срывается. Жгучая боль пронизывает всё тело, в глазах темнеет, но он никогда не разрешит отключиться. Пока кровь не зальёт весь пол, пока я не сдамся. И каждый раз он уходит ни с чем. А я каждый раз остаюсь наедине со страхом. В одиночестве поддаюсь панике, охватывающему меня бесконечному ужасу. «Что если он не вернётся? Что если ему надоест? Я всего лишь сломанная игрушка, марионетка. Может ли он разорвать сделку? Наверняка может…». Тогда мои мучения длились бы вечно и совсем без толку.

Страх окутывает меня. Чувство, будто бы стены сдвигаются, сжимая меня в чёртов кубик, в какие обычно спрессовывают мусор. Я тоже. Тоже всего лишь мусор.

Открываю глаза — белый потолок. Всё тело будто бы высечено из камня. Как сложно, как невыносимо сложно заставить себя двинуться.

Слышу тихий-тихий шорох. Будто бы где-то вне квартиры кто-то прошёлся, а мои обострившиеся чувства случайно это уловили. Я не обращаю внимания, но потом шум слышится уже более чётко. Я буквально вижу, как кто-то подходит к двери и тянется к звонку. В нерешительности проводит по нему, и только после раздаётся гремящий звук, больше похожий на гром. Повторяется трижды. Меня полностью охватывает чувство животного ужаса. Хочется сжать в руках простынь, но к ещё большему кошмару — не могу пошевелиться. Дышаться становится всё труднее. Закрываю глаза, пытаюсь проснуться. Ритм сердцебиения учащается с каждой секундой.

«Это ведь сон — иначе быть не может. Просто сон.» — повторяю до бесконечности, как мантру. Тем временем послышался щелчок открывающейся двери. С каким-то неестественно резким движением её открыли. Будто бы выбили. А потом звук шагов, быстро приближающихся ко мне. Настолько страшно, что открыть глаза духу не хватает.

Чвствую, как кто-то стоит у кровати. Чувствую, как она прогибается под чьим-то весом. Слышу чужое тяжёлое дыхание. Слышу, как шуршит одежда, соприкасаясь с простыню. Кажется, будто бы вижу руку, которую ко мне протянули.

В голове роятся мысли, самостоятельно устраивая ураган, в который сами же и попадают. Сон, реальность — всё сплетается воедино. Картинки прошлого будто бы сливаются с настоящим — вот мы с Мэй на турнире, вот Билл поднимает из-ниоткуда пирамиду, вот призрак поместья Нортвест, вот труп похожий на мумию, вот Боуэн во время нашего разговора о… — преобразовываются в какого-то исполинского монстра с ярко-золотыми глазами. Миллионом золотых глаз, каждый из которых смотрит на меня, видя насколько я мизерный и ничтожный, одновременно видя меня насквозь и не замечая меня совсем.

«Неужели Он нашёл меня? Неужели Он снова нашёл меня?» — мысль истерично вьётся в самом центре, слишком настойчиво привлекая к себе всё внимание.

«Бесплотным духам не нужно открывать дверь. Под ними не прогибается кровать.» — с такой мыслью я просыпаюсь, оглядывая всё вокруг. Никого. Только я и леденящий всё внутренности ужас, от которого трясутся руки. Сжимаюсь «в клубочек», прижав к себе колени. Мой мозг отчаянно сопротивляется попыткам обработать сон и то, что было после него.

«Всего лишь сонный паралич.» — прихожу к выводу несколько минут спустя, после чего сразу же снова заваливаюсь на подушку. На секунду, спиной, ощущаю шероховатость и холод гигантских кирпичных блоков.

Если Мэйбл мучили кошмары весьма однообразные, из-за чего они не слабо сводили её с ума, то у меня же было всё их всевозможное разнообразие. В особенности это обострилось после «происшествия». На второй неделе декабря, когда я совсем не вылезал из кровати, они и вовсе не давали мне покоя, но меня всё равно жутко клонило в сон.

Мать вызывала врача, но тот лишь пожал плечами — немного пониженная температура в связи с переутомлением. Сошлись на том, что мне выписали больничный на несколько дней. Все эти дни сил хватало только чтобы дойти до кухни. Мать постоянно пичкала меня витаминами, от которых мне ни капли не легчало.

Тем не менее, проснувшись тогда, я чувствовал себя на странность бодрым. Возможно, количество отдыха наконец принесло пользу, а возможно, это был свежий воздух?

Довольно резко приподнялся, от чего все косточки будто бы захрустели одновременно, и посмотрел на окно — настежь открыто. В голове будто бы плыл туман, когда я пытался вспомнить, что было до того, как я заснул. Потому я особо не старался возобновить в памяти утро, хотя мне и казалось, что окно было закрытым. От этих мыслей становилось жутко, поэтому, я старался отогнать их, но, как назло, им на смену приходили не менее мрачные.

Тот отрезок снился мне впервые за всё время. От чего-то было неловко вспоминать о нём. Я зарывал его как можно глубже в воспоминаниях, и мне это даже удалось. Во всяком случае, я так думал. Ошибался. Память о нём просто заснула, ожидая «удобного момента», чтобы всплыть.

У меня на тот момент всё ещё были мурашки от тех воспоминаний. Пра-дядя не упускал ни единого момента, когда можно было бы упомнить о рискованности моей затеи. Будто бы я не понимал, на что шёл. Но даже то, что риск оправдал себя, совсем не играло для Стэнфорда никакой роли. А ведь если бы я ничего не сделал, сидели бы всё ещё в том злосчастном лете, как идиоты. И только я понимал это, остальные будто бы не желали признавать правду.