И кто же этот везунчик? Конечно же я. Дело было в том, что я вызвался помочь нашему классному руководителю с кое-какими бумагами. Разумеется, не просто так, а для исправления полученной недавно пары по литературе.
Разочарованный в своём везении я уже вышел из класса и собрался идти к нужному кабинету, как внезапно меня чуть ли не сбили с ног.
— Я получила её! Получила! — Без конца выкрикивала Мэйбл, сжав мои рёбра настолько, что я на секунду подумал о том, что они вот-вот треснут. Помнится, я даже немного надеялся на такой исход, ведь тогда бы мне не пришлось заниматься ненавистным делом.
— Что? Кого? — Отцепить от себя сестру были крайне утомительным, но всё же увенчались успехом. — Мэй, ты можешь не начинать разговор с конца?
— Роль, что же ещё? — Недовольно надув щёчки, ответила она, и я осознал, что этот вопрос был довольно глупым. Она и так постоянно жалуется, что я её не слушаю. Но, а как иначе? Полезной информации от неё получить всё равно невозможно, а забивать голову «девчачьими переживаниями» у меня желания, как можно догадаться, не возникало. — И вообще, пошли уже домой, я хочу как можно скорее услышать, что сегодня было.
Я не помню, когда привык к её резким перепадам настроения, когда сперва она хочет обвинить меня во всех смертных грехах, а потом тает от любви всем сердцем, но и в этот раз я не обратил на это внимание.
— Вообще-то, мне нужно к мистеру Сандерсу. — Без особого энтузиазма ответил я, на что получил сочувственное «о-оу». — Это ненадолго.
Ни она ни я не верили в это, так как все, кто варился в этом адском котле знали, живым — морально или физически, зависит от его настроения — от Сандерса не уйти. И счастьем для Мэй было, что именно сегодня она была вынуждена пропустить занятия. Хотя она этого не ценила, только все выходные проходила разочарованная тем, что придётся пропустить урок французского. В отличии от меня, она души не чаяла в этом предмете. Либо в преподавательнице. Если честно, я не знаю, что из этого могло вызвать у неё больший восторг. Впрочем, недолюбливают Кассандру немногие. Немногие вроде меня, к сожалению. Мне вообще довольно слабо даются гуманитарные науки и, в принципе, это и есть причина, по которой после шести довольно долгих уроков, мне приходится оставаться на «седьмой» и самый ужасный.
Подхожу к кабинету и стучу несколько раз, лелея в душе надежду на то, что его нет, или он просто не услышит меня, и я смогу уйти, успокаивая себя мыслью о том, что я пытался. Но, как назло, тут же получаю разрешение.
— А, Пайнс! — Его злорадная улыбка только сильнее угнетает. — А тебя уже заждались. — Он показал на огромную кучу листов грубой, широкой ладонью. Чувство безнадёжности ситуации рухнуло на меня с новой силой.
Возможно, это время было бы не столь мучительным, если бы я получил пару, к примеру, по информатике — понятия не имею, как такое могло бы произойти, но в теории, — ведь тогда бы мне не пришлось терпеть присутствие преподавателя, которого всей душой ненавижу. В отличии от Сандерса, миссис Дирн — крайне приятная и понимающая душа. Она довольно мягкосердечна, что редко играет ей на руку, и чем часто пользуются мои одноклассники, да и ученики этой школы в общем.
Также, не столь страшным был бы поход на «пересдачу», если бы она была по географии. Мистер Олвин довольно специфичный и придирчивый учитель, но он никогда бы не оставил без второго шанса. Любой непонятный тебе момент он готов объяснить хоть десять раз, пока не поймёшь окончательно. Он требовательный, но даёт достаточно информации, из-за чего никто не мог бы сказать, что на контрольных он «валит».
А вот не менее ужасной ситуация была бы, если бы я намудрил на алгебре, либо, что ещё хуже — на французском который, как я упоминал ранее, ведёт Кассандра. Большинство называют её по имени, ибо фамилия у неё французская, и потому она всегда придирается к произношению. Впрочем, сложно сказать, к чему она относится снисходительно. Она даже к Мэй иногда предъявляет претензии, хотя она и лучшая её ученица. Впрочем, последнее неудивительно, Кассандра желает чтобы моя сестрёнка не просто хорошо знала французский, а каждый раз становилась лучше и лучше, и того, что Мэй тренируется каждый день по несколько часов ей, видимо, недостаточно. Бесконечного числа грамот и наград на разного рода конкурсов связанных с французским языком и историей тоже. Мне никогда не понять, откуда в моей сестре столько сил и терпения, чтобы каждый раз, приложив максимум усилий, получать очередное «можешь лучше» и при этом сохранять улыбку.
Каждый раз, когда я прихожу на урок французского, меня одолевает зависть. В параллельном классе изучают испанский, и их преподаватель пусть и не образец для подражания, но я ни разу не слышал, чтобы кто-то на него жаловался. Все вспоминают о его язвительных выпадах с улыбкой. Он довольно эксцентричный и саркастичный, но от этого менее приятной личностью не является.
Тем не менее, мне повезло получить пару именно по литературе, и потому я заперт в душном кабинете мистера Сандерса, в котором должен раскладывать в отдельные папки контрольные работы. В конце-концов я всё же добираюсь до самого важного — работы нашего класса. Ничего не привлекает моего внимания, пока не попадается работа моей сестры. Факт того, что она получила высший бал просто выбивает меня из колеи, и я так и застываю в недоумении. Из транса меня «выводит» раздражённый голос преподавателя, но, к счастью, я тут же нахожу что сказать.
— Я просто вспомнил, что хотел попросить свою работу, хочу переписать. Вы, кажется, говорили, что у нас на это есть три дня. — Звучит пусть и не очень убедительно, но Сандерсу абсолютно плевать. — Можно я закончу с работами, и напишу свою?
— А? Да, можно. Только недолго. — Он смотрит настолько грозно, что становится жутко. Будто бы ему приятно ставить все эти пары, каждый раз «убеждаясь», что некоторые ученики просто «абсолютно бестолковые». Терпеть не могу людей, которые самоутверждаются таким образом. Обычно это свойственно громилам-старшеклассникам, которые выбивают из «ботанов» деньги на обед. Это встречается чаще на экране, чем в реальной жизни, но единичные случаи всё ещё есть. После все это «перерастают», но некоторые, вроде Сандерса, этот способ самоутверждения за счёт слабых, сохраняют и используют в дальнейшем.
Заканчиваю, но делаю вид, что всё ещё занят — жду пока он отвернётся. Наконец это происходит и я заглядываю в тетрадь Мэй. К счастью, запомнить ответы труда не составляет. У меня никогда не было проблем с тем, что для меня представляет интерес. Хоть какой-то. Что же, в таком случае, позволило мне так напортачить с этой контрольной? Всего-лишь какой-то пустяк — читал произведение в полном объёме, из-за чего персонажей было втрое больше. К сороковой страничке я просто запутался, а ещё больше меня в итоге запутали любовные линии, которых я насчитал четыре. Каким образом все те истории и волнения влияли на главный сюжет я так и не понял, смысл и посыл произведения до меня также не дошли. А потом мы прошли небольшую тему, и я знать забыл о том произведении.
Наконец, я закончил с оформлением титульного листа и перешёл к написанию вопросов и ответов. С тестами я разобрался быстро, благо, Сандерс не смотрел, какой вариант я взял. Далее было немного сложнее, но мне всё же удалось собрать мысли в кучу, и написать их на листе. Самой сложной частью было «творческое задание», которые для меня страшнее самых ужасных пыток. Кое-как я всё же написал не свои мысли, но в итоге не получилось и страницы, за что Сандерс и снизил балл. Тем не менее, четвёрка меня более чем устраивала, потому кабинет я покидал с вполне спокойной душой.
Выйти из класса, спуститься по лестнице, дойти до остановки — вроде не сложно, и ошибиться здесь крайне проблематично, разве что вначале допустить крошечную ошибку и выйти в окно. Тем не менее, даже в таких простых заданиях я иногда умудряюсь сделать что-то не так. Вот и в этот раз, вместо того, чтобы сразу отправиться к лестнице, что ближе к холлу, я спускаюсь по другой. По этой причине мне приходится идти по холодному коридору, освещённому тусклыми лампами. Здесь мало кто задерживается реально допоздна, потому на электричество особо не тратятся. А вот на отопление уходит немалая сумма денег и холодно быть не должно. Причиной оказались открытые настежь окна. Обычно, за проветриванием следят, и окна закрывает последний уходящий преподаватель.
