Если бы дневники не сгорели, у меня было бы хоть что-то, но нет. Так было бы слишком просто. Единственным источником информации был дядя Форд. А где он был? Одному ему, ну и Стэну, известно было. Кажется, последний раз они объезжали Африку, но письмо отправляли уже из Лондона.

С другой стороны, мне, в принципе, если то был призрак, достаточно было просто узнать, чего именно он хочет. Звучало просто, а как исполнять понятно не было. А в случае, если это был не призрак, я абсолютно ничего не мог сделать. Ни как выглядит, ни какого размера, ничего мне известно не было. О сильных и слабых сторонах и речи не шло. Это ведь Боуэн с ним встречался, не я. Но расспрашивать его я не мог, пусть и хотелось. Чертовски сильно хотелось.

Пятый урок пролетел мимо меня. Мистер Олвин вернулся, а потому было намного спокойнее. Спрашивать он не особо любил, зато писали мы много. И для того, чтобы писать, особо вникать в то, что он говорил — нужды не было.

Последним уроком было самое прекрасное, самое чудесное, самое восхитительнейшее, что есть на планете. По мнению моей сестры, конечно. Когда мы вошли в кабинет, Кассандра уже заканчивала писать на доске тему урока. Когда мы расселись, всё стало ещё лучше. Работать предстояло в группах. Подготовка к предстоящему, более объёмному проекту. На тренировке можно пользоваться написанным текстом, а во время презентации проекта такого уже не позволят. Зная свой уровень французского, я, ясное дело, еле успел в группу к Мэйбл. Все знали, что с таким лидером как она, в проекте по французскому, победа обеспечена. Поэтому никто особо не старался — ни люди из других команд, ни участники команды Мэй. Но последним стараться не пришлось, так как сестрёнка, как всегда, дала каждому задания, которые им легче всего даются.

К концу урока у нас был идеально написан и презентован текст. По нашим меркам идеально, конечно, не по меркам Её Величества, которая поставила «с натяжкой удовлетворительно». Остальным, правда, повезло ещё меньше. Где-то её не устроила подача, где-то её темп, где-то неточность, где-то сам текст.

Наконец, прозвучал долгожданный звонок, и повеяло свободой. Возможно это был ветер, который создали желающие поскорее вырваться из кабинета ученики. Я даже успел вкусить воли, но на середине дороги Мэй догнала Эмили, довольно милая и жизнерадостная девчонка с огненно-рыжими волосами, которые она заплетала в две косички. Когда я таким образом выразил своё о ней впечатление, сестрёнка ещё две недели, не прекращая, говорила, что у меня «фетиш на рыженьких». Благодаря этому прекрасному случаю, я стал держаться подальше не только от Эмили, но и от «рыженьких» в принципе. Иной поступок был бы вкрай нелогичным, если вспоминать тот случай с Венди. И благодаря этим радужным воспоминаниям, я снова мыслями вернулся к делу, и поставил себе в цели на вечер просмотр истории ближайших зданий в округе, в частности — здания школы.

Я стоял у стенки минут с двадцать, пока моя дражайшая сестрица не замечая ничего вокруг, общалась с подругой. А потом, будто бы не ожидая меня увидеть, повернулась со словами: «Ты же сходишь с нами к Кассандре, пожалуйста». Ну и как я мог отказать? Да никак. Это ведь даже не вопрос был.

Снова пришлось подниматься на четвёртый этаж и переться в так полюбившийся кабинет. Что может быть лучше? Разумеется, не один отвратительный человек — а сразу два! Прям акция. Два по цене моих нервных клеток.

Девчонки тут же подбежали к «Кэсси», успев только раз бросить влюблённые взгляды на Боуэна. Тот с недовольством — брезгливостью? — отступил назад и, кинув что-то вроде: «до завтра» — удалился. На пару минут и правда стало легче, а потом я понял, что ошибся. Мэй так напрягла Кассандру, что та сидела не понимая, что от неё требуется. Кажется, она хотела усложнить или изменить текст, я особо не вслушивался. Когда я подошёл спросить, на сколько их особо интеллектуальная беседа затянется, меня попросили не мешать, иначе придётся ждать до утра. Такого желания у меня не было, и чтобы не подгонять их, я решил спуститься вниз — пройтись, получить нагоняй от уборщицы, подождать в холле.

На втором этаже снова сменили расписание, кабинет истории — и остальные — снова переехали на первый этаж. Не особо приятная новость. Также, поменяли местами некоторые предметы, что было не особо то и важно.

На первом было, как и всегда в то время — тихо. Все кабинеты были закрыты, — а одно из окон открыто, — и когда я дошёл до двери в холл, то запоздало понял, что и она тоже закрыта. Единственный спуск — через второй этаж. Нужно было возвращаться.

За окнами серые пейзажи и довольно мрачное облачное небо. Когда проскочила мысль о том, что было бы обидно, пойди дождь, я даже не сдержал улыбки. Как иногда легко переключиться с чего-то важного на какую-то мелочь. На то, что зонт забыл, на то, что слишком холодно на улице.

Мэй с Эмили и не думали спускаться. Даже немного жаль было Кассандру. Она любила свой предмет, но энтузиазм, который проявляла моя сестрёнка был действительно чем-то… Слишком навязчивым.

Подниматься на второй этаж не особо хотелось, и ещё меньше желания стало, когда я заметил приоткрытую дверь. Понятия не имею, чем я думал, — точно не головой — но я открыл её.

Старый добрый кабинет истории. Вновь в первозданном-идеальном виде. Как под линейку ровно выстроенные ряды парт, предельная чистота, парящий над шкафом горшок с цветком… «Что за-» — только и успевает пронестись в моей голове, как он бесшумно приземляется на поверхность шкафа. Абсолютно бесшумно. В тот момент я мог думать только о том, что стоило бы увеличить время, предназначенное для сна.

— Ну и что ты здесь делаешь, скажи на милость? — От голоса вздрагиваю и на время теряюсь. В голове только и крутится «не смотри в глаза, не смотри в глаза».

— Умираю от скуки. — Посчитав, что честный ответ - лучший вариант, отвечаю я, и, не сдерживаюсь, перевожу взгляд на внезапного, как снег зимой, собеседника.

— А этот кабинет тебя явно притягивает.

Раздражён, слишком сильно раздражён. Руки держит за спиной, но когда поворачивается к окну, успеваю заметить, что бинт, во-первых был новым, во-вторых, стал закрывать не только кисть, но и чуть дальше к локтю. Насколько дальше, узнать не дано было — закрывали рукава рубашки.

— Он просто единственный открыт был.

На самом деле, продолжать разговор смысла не имело. Как ни крути — ни один из нас не был в нём заинтересован. Просто меня удивляло, как он со мной обращался. Не только, будто бы ничего не произошло, но и в принципе, будто бы я не с преподавателем говорил. И мне стало любопытно.

— Это ненадолго. — Боуэн подошёл к окну, чтобы закрыть его. Перед этим ветер успел всколыхнуть его волосы.

«Красивый кадр» — с каким-то безразличием подумалось мне. Не было уже сил кричать на себя за подобные мысли. Ну думается и думается, чёрт с ним.

— Точно под дождь попаду. — Он прошептал это совсем-совсем тихо, и слова почти утонули в шуме на улице.

— Ладно, прости. — После этой фразы он на секунду замер, и только после убрал здоровую руку с ручки. А потом повернулся. — Уже ухожу. — Тут же добавил. Струсил.

— Подожди. — Он смотрел так пристально, что мурашки пробежались по коже. Мои глаза против воли встретились с его, и когда он начал подходить, я буквально забыл что не каменное изваяние, и могу двигаться. Ну, или мог. Когда-то. Перед тем как он подошёл чуть ли не в плотную. — Будь внимательнее в следующий раз, ладно? — С этими словами, а также до жути невинной улыбкой, он закрыл боковой карман на моём рюкзаке, и отошёл обратно к своему столу, снял со спинки стула пальто, и накинул его на плечи.

А во мне бурлила животная ярость. Казалось, не сдержи я себя, так кулаком бы стену пробил. Если быть реалистами, то сломал бы руку, но не суть.

— Конечно, Мистер Боуэн. — Меня просто трясло, из-за чего фраза так и сочилась ненавистью.

Я вышел из кабинета, без задней мысли направившись у выходу, но на середине притормозил, вспомнив. «Историк» поравнялся со мной.