Тишина длилась не особо долго. Где-то на двадцатой минуте урока тишину разбил чей-то крик. Особо впечатлительные чуть было не сорвались с места, но Боуэн смирил их таким ярым взглядом, что те со страхом сели обратно на свои места. Честно говоря, даже у меня в тот момент всё внутри похолодело. Его и так чёрные глаза, казалось, стали настолько тёмными, что стали поглощать любые блики света. Будто бы на тебя смотрит не обычный человек, а ты просто слишком долго всматривался в пустоту, и она решила ответить тем же.

Как только историк убедился, что все сидят смирно, его лицо снова приобрело надменный и спокойный вид, и он, будто бы ничего не произошло, продолжил тему. Этим он напомнил мне преподавателя физики — на уроке ни существует ничего, кроме урока. В каком-то смысле я считал это правильным, но приятным это не становилось.

Когда же прозвучал звонок, все быстро выбежали из класса. Вот только никто и понятия не имел, откуда именно тогда доносился крик. Потому все разбежались в разные стороны. Я же обещал не вмешиваться, потому, под пристальным взглядом сестры, медленно собрал вещи и вышел из класса. Тем временем, Боуэн стоял у окна, и крутил в руках подвеску на серебряной цепочке. Выйдя из кабинета, я прикрыл дверь.

— Окей, он довольно… — Начала Мэй и запнулась. — Жуткий. — Нахмурившись, наконец выдала она. — Мне вообще на секунду показалось, что сейчас крик раздастся внутри класса.

— Ты преувеличиваешь. — Ответил я, пусть и был полностью согласен со сказанным.

— Возможно.

Стоило нам подойти к кабинету химии, как Мэй тут же подхватили под руки девчонки из секции. Попрощавшись, она ушла на репетицию.

«Сейчас или никогда.» — я забросил портфель в класс и убежал к обратно к кабинету истории. О чём я думал? Сложно сказать. Я никогда особо не ладил со здравым смыслом, но это было уже через чур глупой идеей. К счастью или сожалению, исполнить её не удалось. Когда я пришёл, кабинет уже был закрыт. Бегу вниз, внимательно смотрю по коридорам — его нигде нет. Спустился даже на первый этаж, но без толку. На втором этаже смотрю расписание — у него окно. А пятым урок французского.

Я отправился на обед, так как всё равно больше дел не было, а после следующего урока нужно было уходить. Прихожу в кабинет химии со звонком и ужасным настроением. На урок я не настроен от слова совсем, но так как чтобы переписать конспект, нужно было у кого-то просить, я не пропускал и слова преподавателя.

Закончив с самым скучным в мире уроком, со спокойной душой выхожу из кабинета. Направляюсь к лестнице, что ближе к кабинету истории, пусть она и находится дальше. По пути мне улыбается удача, и мне удаётся встретить Боуэна. С каким-то особым удовольствием отмечаю, что на его лице впервые не играет привычная ухмылка.

— Неудачная вылазка? — Чуяла моя удача, что пора бы её кончатся.

— Не твоё дело. — С неподдельным гневом шепчет он, и я против воли улыбаюсь, проходя мимо. Надеяться на нормальную оценку я уже и не смел.

Тут же поспешил в спортивный зал, обрадовать физрука. На одну «сосиску в тесте» на уроке будет меньше, чем не счастье? Но рада этому была только «сосиска».

Очередная пьеса была, — как бы сказать, чтобы не обидеть? -до ужаса скучной. Пусть я и не ценитель классики в её первозданном виде, и вообще от литературы далёк, но даже при этом каждый раз скрипел зубами, наблюдая очередную переделку истории Шекспира. Зато Мэйбл это делало счастливой. Ну, как счастливой? Она каждый раз устраивала истерику, когда её не брали на главные роли. Или просто те роли, которые она хотела. Так было и с Офелией. Правда, на это она жаловалась недолго. Пока не узнала, что на роль Клавдия взяли Марселя. И после этого бедный парень знать не знал, куда деться от внимания моей альфа-близняшки. Всю репетицию она то и дело пыталась обратить на себя его внимание. Страшно было думать о том, что происходило вне сцены. Нервы у Марселя были точно стальными.

Сам же он играл более чем неплохо. И зависть, и ярость, и беспокойство на грани страха, всё это выглядело настолько искренне, что нельзя было усомниться в искренности его эмоций. Проникнуться его персонажем благодаря игре получилось лучше всего. Но на ранг выше была игра Дина. Не хотелось даже думать о том, через какие пытки на репетициях он прошёл, чтобы играть до такой степени хорошо. Меланхолия, потерянность, отчаяние — ими удачно была пропитана каждая нужная фраза. Интонация, взгляд, эмоция — всё было идеально гармонично.

Женские роли были сыграна на «терпимо». Им либо просто не хватало внимания по сценарию, либо они просто не были заинтересованы. Думаю, я бы не обратил на это внимания, если бы все играли так. Остальные играли вполне обычно — просто зачитывали заученные строки, явно без души и чувства.

Вообще, людям вроде меня грех судить. Я бы и одной эмоции не выдал, если бы на сцену вышел. Не люблю публику. В особенности большую. В особенности, когда ты должен идеально знать гору текста, и понимать, о чём он. В общем, для меня театр всегда был чем-то особенным и вызывающим восхищение.

Покидал я зал в приподнятом настроении, пусть и пришлось подождать Мэйбл. Только вот не долго счастье длилось. Пришло осознание, что я пропустил не только физру. Я ведь высидел всю пьесу, а значит, прошло два урока и три перемены. Тем не менее, писать объяснительную нужно было только в конце дня, так что я отправился на последний урок.

Когда на весь кабинет раздалась мелодия звонка, я уже готов был заказывать себе место на кладбище. Пока был на репетиции, совершил весьма необдуманный поступок — включил на телефоне звук. К счастью, надо мной сжалились и разрешили выйти. Ничего хорошего в этом, на самом деле, не было. Ведь как только я бы вернулся в класс.

Отец звонил по поводу того, что они с матерью задержатся допоздна. Это вполне можно было прислать сообщением, и не подставлять меня, но в моей жизни никогда как надо ничего не идёт. К тому же, нужно было ещё каким-то образом быстрее Мэй оказаться дома. Иначе пришлось бы убирать на кухне самый настоящий хаос. Готовила она прекрасно, но оставляла после себя столько «следов в истории», что у меня язык не поворачивался сказать: «Оно того стоило».

Разговор был коротким, а возвращаться не хотелось. Совсем не хотелось. Было решено скоротать время до конца урока и немного пройтись. На этаже камер ведь не было. И лишнюю пару получать было как-то не очень приятно. Так почему нет?

Странно, правда, что нас вообще выпускали, хотя только недавно случилось… Что бы это ни было, закончилось оно трупом. Да и недавние крики тоже явно не с проста были. Вообще, не было желания стать следующим, но что это я там говорил про «ловить на живца»?

Однако, рассчитывать, на то, что пойдёт так как я планировал хоть когда-то было крайне наивно. И убедился я в этом очень быстро. Ведь поймали меня.

Хватило пары секунд, чтобы в моей голове пронеслось больше миллиона вариаций того, что должно произойти дальше. Одна краше другой. Но ни одна в своём ужасе не достигала реальности. Реальность всегда, в принципе, была более пугающей.

— Ну и что это мы прогуливаемся во время урока, м? — От этого «мы» у меня всё внутри сжалось. Как говорится: «всё сказанное вами будет использовано против вас».

На осознание того, что меня держат, прижав к себе, ушло времени больше, чем должно было. Правда, в тот момент меня больше волновало, что у кого-то появилась дополнительная причина оставить меня после уроков, а в тот день этого хотелось меньше всего. Да и за последнее время был собран слишком плодородный урожай этих самых причин. Пора было прекращать.

— Поз-позвонить вышел. — Заикаясь, ответил я. Хотя догадывался, что вопрос был скорее риторическим.

— Что-то не похоже.

Отпускать меня он явно не был намерен. Это начинало напрягать всё сильнее и сильнее. Можно было ещё понять «эффект неожиданности», — от которого я чуть не получил инфаркт, — и всё такое, но потом…

Достаю телефон из кармана, на что он только хмыкает. Ну да, кто из кабинета без телефона выйдет? Удивил. Да и некоторые особы вообще причину смерти их одноклассницы — или не одноклассницы, — хотели запечатлеть на камеру.