И они поворачивают за угол, встают бок о бок, поднимая палочки.
— Что ж, это заняло целую вечность, — говорит чей-то голос.
Её глазам нужно время, чтобы привыкнуть. Эта комната освещается ярким сиянием очага.
Но как только она оказывается в состоянии осмотреться, то сразу чувствует тошноту, застывает на месте. Почему-то она знала, что это будет столовая.
И всё же дело не в этом. Есть и кое-что другое.
Это Доулиш, лениво прислонившийся к стене, в окружении своих коррумпированных Авроров — других борцов, как он их называет.
Это Нарцисса Малфой, привязанная к стулу рядом с ним, слишком близко к огню; её лицо побледнело, волосы растрёпаны; на её коже выступил пот.
Это Тео, который явно был источником крови, лежащий на полу без сознания.
Это Драко, что неподвижно стоит рядом с ним, удерживаемый на месте обездвиживающими чарами и с ног до головы одетый в чёрное — в традиционные одеяния Пожирателей Смерти.
Его глаза быстро находят её. Это единственное движение, на которое он способен. И там, где она рассчитывала увидеть огонь — ярость и разочарование — она видит каменную стену.
И, наверное, это даже хуже.
Пэнси первой обретает дар речи.
— Что это?
Доулиш отворачивается от очага, смотрит на них.
— Мы ошиблись? — спрашивает он совершенно расслабленным тоном. — Эти двое, разве нет? — он указывает жестами на Тео и Пэнси. — Он для тебя, — а сейчас он указывает на Драко, затем на Гермиону. — и он для тебя. — он холодно улыбается. — Или, может, наоборот.
Гермиона проглатывает раскалённую ярость, поднимающуюся у неё в горле — направляет палочку на Доулиша.
Она благодарна, что её голос звучит ровно.
— Что бы это ни было, всё кончено.
— Скоро, — равнодушно соглашается Доулиш.
— Отпустите их, — требует она. Старается скрыть то, как дрожит её рука. Здесь что-то не так. — всех. Сейчас же.
Пару секунд Доулиш молча оценивает их, смотрит то на неё, то на Пэнси.
Его Авроры странно расположены. Не очень удобная позиция для защиты. Как бы сгруппированы вместе — ни периметра, ни точек обзора. Относительно удалены только те, что стоят, направив палочки на Драко, поддерживают его неподвижность.
Гермиона не позволяет себе смотреть на него. Она потеряет всю концентрацию.
— Сейчас же, — резко повторяет она.
— Делайте, как она говорит, — приказывает Доулиш, снова расслабленно прислоняясь к стене.
Что?
Пэнси уже смотрит на неё, когда Гермиона поворачивается к ней. Они думают об одном и том же.
Здесь что-то не так.
Но, в любом случае, Аврор начинает снимать сдерживающие чары с Нарциссы Малфой. Два других берут Тео за руки, тащат его вперёд, не обращая внимания на резкий вздох Пэнси. Они оставляют его у её ног, и Пэнси сразу же падает перед ним на колени.
Гермиона не винит её. Но теперь она осталась одна в наступлении.
— Фините, — громко проговаривает другой Аврор, и обездвиживающие чары рассеиваются, позволяя Драко расслабиться.
Гермиона решается взглянуть на него, но видит только равнодушную маску. Он бросает взгляд на Доулиша.
— Иди. Иди к ней, — говорит он.
Это неправильно.
Драко не поворачивается к ним спиной; он медленно, осторожно подходит к ней. Она цепляется пальцами за ткань его рукава, как только он оказывается достаточно близко — это движение получается до ужаса отчаянным, она надеется, что Доулиш не замечает.
— Ты ранен? — спрашивает она шёпотом.
Он звучит жёстко. Равнодушно.
— Нет.
Гермиона тяжело сглатывает. Она всё ещё направляет палочку на Доулиша; сейчас, когда Драко рядом с ней, её рука дрожит не так сильно.
Доулиш не двинулся. Не отправил никого в атаку. Он позволяет Нарциссе Малфой потереть воспалённые запястья и отойти от стула у камина.
Пэнси сидит у ног Гермионы, что-то тихо шепчет Тео, уткнувшись лицом в его шею. Неясно, насколько сильно он пострадал.
— Где остальные? — выдавливает она после затянувшейся паузы; холодное подозрение оплетает её внутренности.
— Внизу, — говорит Доулиш. — мы сейчас отправим их сюда.
Он щёлкает пальцами, и один из Авроров выходит через боковую дверь. Рука Гермионы, сжимающая палочку, дёргается в его сторону, но он исчезает слишком быстро. Она снова направляет её на Доулиша.
— Жаль, что ты не понимаешь, — вздыхает он.
— Здесь нечего понимать.
— Откуда тебе знать, если ты никогда никого не слушаешь? — Доулиш наверняка чувствует, что она в шаге от заклинания тишины, но всё равно продолжает.
— Многим из нас, — говорит он, указывая на своих Авроров, — нам было стыдно после падения Министерства. Особенно после войны. Бесконечные обвинения. “Почему мы не остановили их? Почему мы это не предугадали?”
Он делает шаг вперёд, замирая только после того, как Гермиона предупреждающе взмахивает палочкой.
— Теперь я знаю ответ, — говорит он. — Наша ошибка — это снисходительность. Однажды нам уже не удалось отрезать змее голову. Не удалось покончить со всеми последователями Тёмного Лорда, когда он в первый раз потерял свою силу. Мисс Грейнджер…не дайте нам совершить ту же ошибку снова. Вы обладаете силой. Прямо сейчас Вы можете решить.
— Решить? — огрызается она. — Решить что? Что мои бывшие одноклассники заслуживают смертного приговора? Что никто не может измениться?
— Никто не меняется, — говорит Доулиш, делая ещё один шаг вперёд.
— Не двигайтесь.
Он поднимает руки в знак капитуляции и снова замирает, но продолжает говорить.
— Что Вы думаете о том, что Вы были их единственным свидетелем со стороны защиты? — спрашивает он. — Вы хотя бы подумали о том, почему их было так легко забрать из замка?
Рука Гермионы, в которой она держит палочку, начинает потеть.
— Никто не заметил. Иллюзия здесь, иллюзия там — никто не захотел присмотреться. Мы вывели их прямо под их носом. Потому что всем плевать, мисс Грейнджер. Разве Вы не видите? — он взмахивает рукой, обводя широким жестом Драко, Тео и Пэнси. — Они даже не стоят того.
Гермиона прищуривается, шипит сквозь зубы:
— Разговор окончен.
— Нет, — небрежно отвечает он. — не окончен. Я просто хочу сначала убедиться, что Вы всё поняли. Понимаете, иначе я буду чувствовать себя ужасно виноватым.
Её сердцебиение резко ускоряется, она осматривается, пытаясь обнаружить какую-то угрозу. Но у неё все карты. У неё есть преимущество. В этом нет никакого смысла.
— Мне нужно, чтобы Министерство — весь Волшебный Мир, раз уж на то пошло — поняло, какую они представляют опасность. Они должны увидеть цену такого слепого прощения. — Доулиш делает ещё один шаг вперёд. — Это докажет, что они не достойны спасения. Что им не помочь. И мне очень жаль, моя дорогая Гермиона Грейнджер, но это Вы — любимица Волшебного Мира, защитница угнетённых и недостойных, наша золотая девочка — это Вы склоните чашу весов.
Она хмурится, палочка подрагивает в её руке; Доулиш переводит взгляд на Драко.
— Сделай это.
Следующие несколько мгновений она помнит только обрывками. Шуршание чёрной мантии Драко, когда он встаёт перед ней. Пот над его бровями — единственное, что не стыкуется с его жёстким, бесчувственным выражением. Чёрный кончик его палочки, который указывает точно между её глаз.
— Круцио.
Мир окрашивается в белый, и боль захлёстывает её. Она едва замечает, как ударяется головой о мраморный пол, когда падает. Всё, что она ощущает — это боль.
Её кости ломаются — срастаются и затем ломаются снова. С неё сдирают кожу, слой за слоем. Кто-то сжимает в кулаке её живот, её лёгкие, её сердце, пока они не взрываются. И она не может не закричать, даже если каждый звук, что она издаёт, кажется ей осколком стекла, разрезающим её горло.
Но ничто из этого не причиняет ей столько боли, как вид его лица — то, как равнодушно он смотрит на неё. Она хочет умереть здесь и сейчас, просто чтобы никогда больше не увидеть его глаза такими.
Время распадается. Она даже близко не знает, как долго он мучает её.