Это означает, что кто-то чувствует это. Кто-то будет страдать так же, как она.

Даже если это он. Даже если это он.

И тут его глаза вспыхивают — их взгляды вдруг встречаются. Лобовое столкновение. Кажется, она даже делает шаг назад.

И эти пустые серые пропасти наполняются чем-то. Его взгляд становится не таким безжизненным. Она видит, как он прищуривается — совсем немного, так, что это почти невозможно заметить. Затем он приподнимает подбородок, немного выпрямляет спину, полностью прислоняясь к стене, так, что теперь он смотрит сверху-вниз и на нее, даже несмотря на разделяющее их расстояние. Его длинная, худая рука скользит по его предплечью — ещё одно крошечное движение, которое она едва замечает. Она видит, как его пальцы щелкают — постукивают — чешут кожу сквозь ткань какие-то доли секунды. Это последнее его движение, которое она замечает, прежде чем он отводит взгляд и стекает со стены — проскальзывает у самого края двери и исчезает, словно призрак.

И на мгновение она почти расслабляется.

Потому что эта война сломала Драко Малфоя, потому что он здесь не на своем месте, точно так же как и она, и — да, у него тоже есть шрамы. Даже большие, чем её.

Ей становится интересно, смогут ли они однажды помериться размерами.

Хах, и снова он.

Черный юмор.

========== Часть 2 ==========

4 сентября, 1998

Дневник,

Они говорят мне не ругаться так блядски много. Я думаю, они больно много хотят, а ты? Я думаю, что это просто, блядь, смешно. Нельзя придумать правила для записывания потока-ёбаного-сознания, но это именно то, чем они занимаются, не так ли? Если им не нравится, как выглядит моё сознание, они могут занять свои сраные девственные глаза чем-нибудь другим. Я скажу это ещё раз. Мне не нужна, блядь, их помощь. Эй! Да! Я разговариваю с вами. Мне не нужна ваша сраная помощь. Вообще. Я не хочу, блядь, этим заниматься. Мне это не нужно. Я не —

Сука. Сломал чёртово перо. И ещё раз спасибо! Надеюсь, вы испачкаете в чернилах свои сраные больничные халаты. Ёбаные мудаки.

Ничего не забыл? А, да — сегодняшний ёбаный вопрос. Ещё больше правил для записывания потока-ёбаного-сознания. Имбецилы. Так вот.

«Какие изменения вы замечаете в себе после вашей травмы?»

Кто написал этот ёбаный вопрос? Моя травма? Я абсолютно, блядь, уверен, что это было нечто большее, чем просто моя травма. Вы имеете в виду войну? Ёбаную войну, которая разрушила Волшебный Мир? Которая убила несколько тысяч человек и травмировала даже больше? Эта травма? Она должна была травмировать и вас тоже! Что, блядь, с вами не так, люди?

Я ебал это всё. Но хорошо. Я подыграю.

Я здесь, в сраном Хогвартсе, из всех возможных мест, по приказу Министерства, хожу на ёбаные уроки, и, чтобы выдержать всё это, я, скажем так, несколько пристрастился к огневиски. Оно сжигает всё к чертям, и это просто охуенно.

А, и я вообще не сплю, я похудел где-то на пятнадцать фунтов, и на моей сраной руке красуется Метка. Так, несколько небольших изменений. Ничего особенного. Вы довольны?

Нахуй нахуй идите нахуй.

Драко Малфой

7 сентября, 1998

Неделя проходит перед её глазами. Гермиона как будто смотрит на неё из-за стекла. Снаружи.

Да, вот как она себя чувствует. Как посторонняя. Аутсайдер. Потому что они продолжают смеяться.

Смеяться, улыбаться и говорить ни о чём, передавать на уроках записки, как на втором курсе, шутить, дразнить друг друга, сидеть допоздна и смеяться. Смеяться так, будто ничего не случилось. Будто они все воссоединились после какого-то длительного отпуска.

Не после чёртовой войны.

Она едва может находиться в гостиной Гриффиндор. Находиться среди всего этого. Она сидит в стороне, достаточно далеко, чтобы свет, исходящий от камина, не доставал до неё, и пытается игнорировать это. Может быть, это зависть. Она признает, что частично да. Она бы хотела чувствовать себя так же. Вести себя так же. Видеть мир так же. Но кажется, что война привнесла во всё какой-то особенный оттенок, и теперь всё стало немного более серым. Немного более тёмным.

Симус насылает Летучемышиный сглаз на мирно пьющего чай Дина. Это катастрофа. И это что-то, над чем она бы посмеялась ещё пару лет назад.

Она бы много чего сделала пару лет назад. Улыбнулась бы Рону. Поговорила бы с Гарри о книге, которую читает. Просидела бы в гостиной допоздна, обсуждая с Джинни и Парвати то, как неожиданно вырос Захария Смит.

Но не сейчас.

Она просто хочет сбежать от всего этого. Просто хочет сфокусироваться на занятиях — учиться ещё более яростно, чем раньше. Хочет пройти через всё это и убраться отсюда. И тем не менее, последнюю неделю она пыталась заставить себя проводить вечера в гостиной. Быть хоть сколько-нибудь социальной. Но сегодня её рука ужасно чешется — почти горит, и каждый раз, когда кто-то смеётся, у неё сжимается всё внутри, и, после того, как она в течение получаса то и дело отвечает «Нет, спасибо, всё в порядке» всем, кто просит её присоединиться к ним — снова и снова и снова — становится просто невозможно это терпеть.

Она убегает. Уносится. Позорно капитулирует.

Она так быстро уходит, что даже не успевает запомнить, как именно это происходит. Просто выхватывает боковым зрением стремительно раскачивающийся портрет Полной Дамы. Она прижимает свою книгу к груди — «Магические Советы Для Тех, Кто Хочет Двигаться Дальше» Мериды Своглот. Она заставляет себя читать эту книгу. Пытается логично подойти к проблеме, изучить известные стратегии, способы справляться. Но сейчас ей приятно ощущать в руках вес книги, особенно такой. Целого тома. Большого, тяжелого набора знаний, удерживающего её на земле, словно якорь.

Она не замечает, как пробегает несколько лестничных пролётов, и вскоре оказывается в пустынном коридоре, ведущем в Большой Зал. Факелы зажжены, и здесь так же уютно и красиво как раньше, но она не может — она не может оставаться здесь, ей нужно идти дальше.

И в следующее мгновение она уже на улице, здесь прохладно, но ей нравится. Она может этим дышать. Воздух здесь не горячий и влажный, как в гостиной, и он легко течет по её горлу.

И тем не менее, она бросается вниз по склону, спотыкается один или два раза, когда он становится круче, стискивает зубы, когда в её висках расцветает головная боль, и останавливается только когда оказывается всего в нескольких дюймах от берега Чёрного Озера.

Она замирает. Делает глубокий, глубокий вдох. Ждёт.

Либо пока её сердце не перестанет биться как сумасшедшее, либо пока она не придёт в себя.

Она слушает, как волны набегают на берег и отходят назад, наблюдает за тем, как вода впитывается в покрытую мхом землю у самого берега. Убывающий месяц — одинокое бледное пятно на чистом чёрном небе. Она смотрит на него, наслаждаясь первым моментом покоя после возвращения в Хогвартс.

А потом она слышит всплеск. Слишком громкий для того, чтобы считать это нормальным. Опускает взгляд и охает — начинает паниковать и отшатывается назад, чуть ли не падает, всё ещё не сводя взгляд с фигуры, замершей в нескольких метрах от неё, наполовину скрытой тенью.

Она находит в кармане палочку. Её руки дрожат.

— Люмос!

Широко раскрытые бледные глаза смотрят на неё как-то удивлённо и незаинтересованно одновременно. Он совершенно промокший и полностью одетый. А, нет. Не полностью. Он в чём-то похожем на пижаму — в футболке и боксерах, она видит только резинку, все остальное скрыто под водой. Его футболка, прилипшая к телу, абсолютно прозрачная, кажется сшитой из папиросной бумаги, и его волосы торчат во все стороны, колючие и мокрые, вода с них капает ему на лицо. Его белая кожа отражает лунный свет, словно зеркало.