У неё кружится голова. Но она продолжит. Она, чёрт возьми, продолжит.

— Богатый испорченный маленький мальчик, — усмехается она. Она обнажает зубы, не обращая внимания на тревожные звоночки, что раздаются в её голове. Это не ты. Это не ты, кричат они, но это так приятно — слишком приятно — идти до конца. — терпеть не можешь, когда тебя не слушаются. Терпеть не можешь, когда кто-то кроме Папочки приходит к тебе на помощь.

Что-то вспыхивает в его холодных глазах, и он тянет её на себя, чтобы сжать пальцы в её волосах — с силой дёрнуть, причиняя боль.

Она просто чувствует воодушевление.

— Не знаешь, как правильно себя вести, — шипит она, чувствуя, как её глаза начинают слезиться. — не знаешь, как говорить спасибо.

— Спасибо? — рычит он и тянет сильнее, вырывая из неё невольный болезненный вскрик. — О, я не собираюсь говорить тебе спасибо.

Он так близко, его нос прижимается к её. Так близко, что ей хочется зажмуриться — потому что обычно, когда они так близко, ей удаётся попробовать его. А сейчас она не должна этого хотеть.

— Только попробуй, — рычит он, и ему хватает наглости уткнуться носом в её щёку — угроза, завёрнутая в нежность. — если тебя заберут у меня, я убью тебя. Ты поняла?

Она тяжело сглатывает.

— Я верну тебя с того света, если потребуется, а потом я тебя, блять, убью. Просто чтобы это был я.

На пару мгновений воцаряется тяжёлая тишина, прерываемая только их шумным дыханием.

И у неё нет этому объяснения. Нет оправдания.

Но это она наклоняет голову. Это её губы ищут его — крепко прижимаются к ним, захватывают, как что-то давно потерянное. Он издаёт неясный тихий звук, и у неё по спине пробегают мурашки, когда его хватка ослабевает.

Он прижимается к ней словно нехотя. Словно прямо сейчас его злит сама идея поцелуя. Но затем его зубы впиваются в её нижнюю губу, чтобы чуть позже выпустить её с влажным, грязным звуком, который заставляет её бёдра дрожать. И на секунду он просто прислоняется своим лбом к её. Тяжело дышит ей в лицо, пока его рука соскальзывает к её ключице, замирает, поймав её пульс.

Она теряется в запахе мяты.

— Ты разрушишь мою ёбаную жизнь, — выдыхает Малфой, рассеянно вырисовывая пальцем круги на её груди. Ногтями другой руки, всё ещё запутанной в её волосах, он скребёт по коже её головы. Она шипит сквозь зубы, жмурится. Холодок пробегает по её спине.

— Ты — ты… — бормочет она, путаясь в словах, когда его ладонь медленно проскальзывает между её грудей, по её животу, опускаясь ниже — слишком низко — на её бедро. — это ты всё разрушаешь. Это словно — ах… — она охает, когда он вдруг опускает голову и его зубы задевают местечко чуть ниже её челюсти. — это словно ты хочешь всё разрушить.

Он на мгновение замирает. Потом усмехается и касается губами её уха.

— Может быть, — шепчет он, обжигая дыханием её слишком чувствительную кожу. Она сжимает бёдра.

Она дёргается, когда его рука проскальзывает ниже по её бедру, когда его пальцы сжимают подол её одобренной Министерством юбки-карандаша. И затем она начинает дрожать, когда он обводит голую кожу внутренней стороны её бедра, проскальзывает пальцами на несколько дюймов вверх.

— Пустишь меня? — бормочет он, обводя языком её ушную раковину.

Она мгновенно раздвигает ноги, опускает голову. И Малфой просто смеётся, низко и тихо, обжигая дыханием её ухо, даже когда его рука проскальзывает между её бёдер.

— Посмотри на меня. Ты уже даже не сопротивляешься.

Она дышит тяжело, часто — легко вздрагивает, когда он совсем немного давит на её бельё — но она всё ещё чувствует негодование. Она тянется свободной рукой и с силой сжимает его. Сильнее, чем стоило бы, заставляя его сдавленно охнуть.

— А должна? — усмехается она.

— Сука, — шипит он, но она чувствует, как он твердеет в её ладони.

Она хрипло выдыхает, когда он начинает сильнее давить на кружево между её ног, роняет голову на его плечо. Теряет фокус.

— Ты пахнешь тюрьмой, — бормочет она в воротник его рубашки.

В ответ он отдёргивает её бельё в сторону, грубые подушечки его пальцев сразу находят её клитор. Она резко дёргается.

— А ты намокла, — говорит он. Наверное, это должна была быть насмешка, но у него получается только стон; он собирает влагу и использует её, чтобы протолкнуть два пальца внутрь.

— Да, — охает она, забывая, что это не вопрос. Она обнимает двумя руками его шею, бессовестно потираясь о его руку, поднимаясь и опускаясь с каждым медленным движением его пальцев.

Он снова стонет, ускоряя темп и проскальзывая языком по её шее.

— Боже, я ненавижу тебя.

Оно выскальзывает как-то само. Потом она будет убеждать себя, что дело было в том, как он согнул пальцы — нашёл ту точку, которая заставила её закатить глаза. Но сейчас она знает, что причина не в этом.

— А я люблю тебя.

Наверное, уже какое-то время.

Его реакция оказывается неожиданной. Стоит признать, что Малфою — Драко. Он внутри тебя. Драко — всегда удаётся её удивить.

Он вырывает из неё пальцы, и на мгновение потеря этого контакта ощущается до ужаса болезненно. Оставляет её растерянной и опустошённой, пока он не берётся пальцами за её челюсть — влажными от её соков — с силой сжимая, и не заставляет упереться взглядом в его неожиданно ярко горящие глаза.

— Посмотри на меня — посмотри на меня.

Она смотрит, широко распахнув глаза. Не смеет даже моргнуть.

— Не смей это, блять, говорить, если ты не серьёзно.

Ей сразу хочется огрызнуться. Она едва успевает затормозить слова, стремящиеся скатиться с её языка, просто чтобы заставить себя подумать. И, на самом деле, думать в таком состоянии достаточно сложно.

Но он даёт ей выход. Даже не скрывает этого. Даёт единственную возможность забрать это обратно, а это больше, чем она когда-либо делала для него.

Нет, она отступилась. Отступила. Сбежала. Как трусиха.

Но вот он, оставляет синяки на её коже и предлагает ей наступить на его сердце. Бросается на гранату.

И они, наверное, оба знают, что она должна принять это предложение. Так будет лучше для всех. Это может даже спасти пару жизней.

Она закрывает глаза. Глубоко вдыхает, собирая внутри себя каждую каплю бесстрашия, прежде чем открыть их снова. Его взгляд не сместился ни на дюйм — он непоколебим — и она уверенно встречает его.

Она устала спасать жизни.

— Я серьёзно.

И, боже, как он обнажает свои зубы — словно планирует заставить её пожалеть об этом.

— Тогда скажи это снова, — требует он. Угрожает.

— Я серьёзно.

— Нет, — он неожиданно задёргивает её юбку, достаточно грубо, чтобы наказать этим — причинить боль. Она слышит, как рвётся ткань. — не играй со мной.

Она замечает, что его руки дрожат, когда он тянется к своей ширинке, и её сердце начинает биться чаще в предвкушении. У неё в горле пересыхает.

— Скажи это снова, — рычит он, прежде чем впечатлить её использованием беспалочковой магии. В одно мгновение её живот светится розовым, а в следующее она уже оказывается в его руках, с раздвинутыми ногами. Она обхватывает ими его бёдра, когда он прижимается к ней, впивается пальцами в её зад и придавливает её спиной к стене. Трение просто невыносимое. Она так старается — это унизительно, насколько она старается потереться о него, желая, чтобы он оказался внутри. Чтобы заполнил пустоту.

Но он держит её слишком крепко, чтобы допустить это.

— Гермиона, — он перешёл на шёпот. Шёпот, полный злобы. Полный ненависти, которая не подходит, не стыкуется с тем, как её сердце пропускает удар, когда он произносит её имя. Она осознаёт, что неважно, как он произносит его. Главное, что это он. — скажи это. Снова.

Проглатывая свой страх — проглатывая свою гордость — она снова поднимает на него взгляд, смотрит на него, как смотрела бы на врага на поле битвы.

— Я люблю тебя.

Драко молчит — позволяет этим словам замереть в воздухе. Она усмехается ему в лицо. Бросает вызов.