Часть её не верит, что они действительно отпустят его.

Когда они добираются до Большого Зала, Гарри настаивает на том, чтобы она пошла с ним в Гриффиндор и отдохнула. Но он ещё не успевает договорить, а она уже направляется в подземелья — оставляет его, напоследок сжав его плечо.

Её ноги сами ведут её к ложной стене, её привычный стук эхом отзывается в коридоре. Они уже все его знают.

Но на этот раз всё по-другому.

На этот раз, когда Блейз выходит к ней, она не чувствует его безразличие. Не видит его насмешливую улыбку. Не чувствует себя незваной гостьей, когда заходит в гостиную Слизерин.

Теперь она узнаёт большинство из студентов, рассредоточенных по комнате. Тех, имён которых она раньше даже близко не знала. Возможно, потому что она защищала больше половины из них.

И на этот раз, устраиваясь в углу своего любимого кожаного дивана и понимая, что они смотрят на неё, она не чувствует себя под дулом пистолета. Когда она садится, её взгляд натыкается на Адриана Пьюси. И сначала это кажется ей игрой света.

Но нет. Она видела, как он кивнул. Он ей кивнул.

Пару секунд она просто смотрит на него, ошарашенная. Затем всё-таки заставляет себя кивнуть в ответ. Адриан возвращается к своей книге, словно ничего не произошло — но её мир переворачивается с ног на голову. Продолжает переворачиваться, когда Блейз снова появляется перед ней и протягивает ей стакан с огневиски.

— С-спасибо, — немного удивлённо говорит она, забирая его.

— Acta non verba, — отвечает он.

Она хмурится. На мгновение ей кажется, что это какой-то едкий комментарий. Действия, а не слова, в переводе с латинского. Это всё, что она знает.

Но затем он говорит:

— Это пароль.

И когда она пару раз глупо моргает, он просто кивает в сторону входа.

— Мы поменяли его сегодня утром, — его губы изгибаются в едва заметной полуулыбке. — больше тебе не придётся стучаться.

Он оставляет её сидеть с открытым ртом, уходит в спальню вверх по лестнице. И она откидывается назад — смотрит на свои колени и пытается как-то это осознать.

Доверие, понимает она наконец. Это доверие.

То же доверие, которое она теперь испытывает к ним. Ко всем. Доверие, которое практически позволяет ей уснуть где-то через полчаса — на их диване, на их территории. Но стоит ей закрыть глаза, как кто-то проходит через ложную стену.

Она вздрагивает, поворачивается. Вот и он.

Гермиона подскакивает на ноги. Все звуки в гостиной резко обрываются, все взгляды устремляются на них двоих.

Его одежда грязная. Рваная. Почему-то сейчас это даже более заметно, чем когда он был в клетке. Его фингал ещё не до конца рассосался. Но он здесь. Он здесь.

Она едва успевает улыбнуться, прежде чем видит выражение его лица.

Он в ярости.

Она видит это — не только в его глазах и в том, как стиснута его челюсть, но и в том, как его грудь вздымается и опускается с каждым вдохом.

Несколько не слишком сообразительных слизеринцев поднимаются, чтобы поприветствовать его, но отступают, когда видят его лицо. И всё это время он смотрит на неё в упор.

Она не решается двинуться. Ничего не говорит.

Пока он не выдыхает:

— Переговорим? — и кивает в сторону.

Скорее всего, сейчас не стоит с ним никуда идти. Но она не видела его уже несколько недель, не считая тех раз, когда они общались через решётку, и здравый смысл оказывается побеждён.

Она следует за ним на выход, оставляя за спиной гостиную с её тишиной.

Малфой ведёт её по коридорам, не оборачиваясь. Редкие студенты, встречающиеся на их пути, на самом деле подскакивают, увидев его — либо из-за его состояния, либо из-за того, что они не думали, что он вернётся.

Она осознаёт, что должна беспокоиться — может быть, даже бояться — когда он выходит во двор; его длинная тонкая тень падает на траву. Есть всего несколько причин, по которым им могло потребоваться уединиться. Но она не останавливается. Даже когда он спускается с холма и направляется в лодочный сарай. У неё перехватывает дыхание из-за воспоминаний об этом месте, но она ничего не говорит. Просто спускается вслед за ним по крутой каменной лестнице.

Они будут говорить о том, что произошло. Это всё, что она может понять по тому, как напряжены его плечи, по его походке. По тому, как он сжимает руки в кулаки, на секунду разжимая их, когда переступает через порог.

Но даже после того, как он останавливается у дальней стены, они проводят ещё около минуты в молчании — он стоит к ней спиной.

А затем, наконец —

— Ты довольна?

Он практически рычит. Низко и тихо.

Гермиона невольно усмехается.

— Я что?

— Довольна? — повторяет он, медленно поворачиваясь к ней. — удовлетворена? Гордишься собой?

Она чувствовала, что он попытается пойти по этому пути — думала об этом ещё по пути из Министерства. Малфой терпеть не может, когда ему помогают. Даже его мать это понимает.

— Да, — говорит она, делая пару осторожных шагов вперёд. С каждым из них он, кажется, начинает дышать всё чаще. — думаю, да. На самом деле, я очень горжусь, — ещё несколько шагов, и между ними остаётся всего лишь что-то около метра. — особенно учитывая то, что я справилась с этим без какой-либо помощи от тебя.

И даже когда она говорит это — когда смотрит, как раздуваются его ноздри — она чувствует, что это неправильно. Это не должно быть так. Она не хотела, чтобы это было так.

Потому что вне зависимости от того, как глупо он себя ведёт, вне зависимости от того, насколько он эгоистичный и упёртый, она не может стереть то, что увидела в зале суда.

Он спас её.

Она старается смягчить выражение своего лица, делает ещё один робкий шаг вперёд. Заставляет себя сказать это вслух.

— Ты спас меня—

— И что теперь? — шипит он, так резко и так неожиданно, что она невольно делает шаг назад. — после всего, что ты сделала? Я сказал тебе — я предупредил тебя — я заставил тебя поклясться, что ты не —

— Что я не что? — спрашивает она, раскинув руки в стороны. — не верну тебе долг? Почему ты можешь меня спасать, а я тебя не могу? — ещё два шага, и они стоят практически вплотную друг к другу. Она снова пытается звучать мягче. — Малфой…всё — всё закончилось. Остался только Тео, и всё за—

— Если ты достаточно глупа, чтобы думать, что всё закончилось, то я не думаю, что тебя можно считать лучшей ведьмой своего поколения.

Она недоумённо смотрит на него.

— Они убивают всех, кто защищает нас. И ты сделала себя главной целью. Ты — ты пошла и разъебала всё, — он недружелюбно усмехается ей в лицо. — как ты могла быть такой эгоисткой?

Пощёчина тяжелая и неумолимая — настолько быстрая, что она даже не осознает, что сделала это. Но она видит, как красный расцветает на его щеке. Чувствует боль, расходящуюся по её ладони. В его взгляде вспыхивают шок и ярость. Она открывает рот, чтобы защитить себя—

Рука Малфоя мгновенно находит её горло, с силой сжимая, надавливая, чтобы заставить её упереться спиной в каменную стену. Она задушенно вздыхает. Она вскидывает руки, чтобы расцепить его пальцы, когда он сжимает сильнее и подаётся ближе. Они оказываются нос к носу.

— Этого ты хочешь от меня? — бормочет он; его голос звучит так же смертельно, как ощущается его хватка. — хочешь, чтобы я вёл себя так? — он расслабляет пальцы, позволяя ей сделать единственный вдох, прежде чем сжать их снова. — почему? Почему? Почему ты вечно заставляешь меня вести себя так?

Гермионе удаётся вонзить ногти в его ладонь и затем просунуть под неё пару пальцев, судорожно вдыхая. Она не может позволить себе сдаться. Не может позволить себе отступить, даже когда кровь начинает шуметь у неё в ушах.

— Это ты эгоист, — хрипит она, почти наслаждаясь тем, как что-то вспыхивает в его глазах, как он прищуривается. Он почему-то расслабляет руку — больше не сжимает её горло, просто удерживает её на месте. Словно предлагает ей продолжить.