— Снова! — требует он, ещё раз встряхивая её, обжигая дыханием её лицо. — скажи это снова!

— Я ненавижу тебя!

— Да?

— Да!

— Скажи мне!

— Я НЕНАВИЖУ ТЕБЯ! — кричит она. Дёргается, ударяет его в тяжело вздымающуюся грудь. — я ненавижу тебя за то, что ты сделал! Я ненавижу тебя за то, что ты вот так использовал меня! Использовал Рона! Я ненавижу тебя за то, что ты заставил меня думать, что я могу доверять тебе! Я ненавижу тебя!

— Отлично! — рычит он; а затем, когда эхо их криков рассеивается, кабинет погружается в невыносимо напряжённую тишину.

Она смотрит, испуганная, разъярённая и растерянная, ему в глаза; он не ослабляет болезненную хватку на её запястьях. Он тяжёло дышит прямо ей в лицо, его лоб блестит от пота. Она чувствует эту мяту…

Его губы накрывают её так, словно пытаются с ними срастись. Он с силой прижимается к ней, они сталкиваются зубами, носами, лбами. Она коротко охает, невольно открывая рот, и его язык проскальзывает внутрь.

И требуется около трёх секунд, чтобы все сигналы тревоги внутри неё затихли — чтобы она подалась ближе, так же яростно отвечая на поцелуй.

Он отпускает её руки с низким стоном, и она тут же путается пальцами в его волосах. Его собственные руки скользят по её телу, одна опускается ниже, чтобы уцепиться за её бедро — обвести её ногу вокруг его талии, так, как ему, кажется, это нравится — другая обхватывает её горло, и тот слабый голос в её голове, что напоминал ей о том, что она совершенно точно не должна этим, блять, заниматься, растворяется. Просто исчезает.

Она издаёт тихий отчаянный звук, отстраняется, только чтобы вдохнуть — но отсутствие его губ ощущается слишком болезненно, и это заставляет её нырнуть обратно, прежде чем она успевает набрать полные лёгкие воздуха. Он целует её жадно — пожирает её рот, пока её губы не припухают и, может быть, не начинают кровоточить, а её глаза не затуманивает похоть.

Ей нужно держаться от него подальше. Нужно остановить всё это.

Глядя ей в глаза, Малфой отпускает её горло — обсасывает свой палец, медленно, лениво, позволяя ей смотреть. Она зачарована. А затем он задирает её юбку, даже не тратит время на насмешливые прикосновения, не собирается её дразнить. Он запускает руку ей в трусы и толкается этим пальцем глубоко внутрь.

Гермиона с резким вздохом запрокидывает голову, ударяясь затылком об один из верхних ящиков бюро. Она не замечает этого. Ей плевать.

Ей это нужно.

— Блять, — рычит он, задирая её ногу выше, ритмично двигая пальцем. — не думал, что ты будешь влажной.

Румянец смущения борется с румянцем возбуждения на её щеках. Она не смеет посмотреть на него. Просто смотрит на потолок, тяжело дыша, смотрит, как он качается в одном ритме с движениями руки Малфоя.

— Нравится, когда я кидаюсь на тебя, а, Грейнджер? — его голос звучит хрипло, его дыхание сбилось. Он добавляет второй палец, и она зажмуривается. Но затем он отпускает её бедро и его рука снова находит её горло. Он заставляет её посмотреть на него. — да? — снова спрашивает он, его глаза горят. Он начинает чаще двигать рукой.

— Иди нахуй, — это всё, на что её хватает, но он неожиданно улыбается. Улыбается так, как ей нравится — кривовато, остро, показывая свои белоснежные зубы. Так, что ей хочется лечь перед ним, сдаться ему, позволить ему сделать с ней что угодно.

Малфой притягивает её ближе, выдыхает ей на ухо:

— Ты подала мне идею.

— Идиот, — выдыхает она, снова закрывая глаза.

И он сгибает пальцы внутри неё — сразу же задевает какую-то потрясающую точку, заставляя яркие искры вспыхнуть за её закрытыми веками.

— Здесь! — охает она, цепко сжимая в пальцах его волосы, снова распахивает глаза, чтобы найти его взглядом.

— Что? — выдыхает он, и на мгновение вся злость — вся грубость стирается с его лица.

Его пальцы замирают совсем рядом с этой точкой, а затем подаются назад. Она шипит. Скребёт ногтями по коже его головы, скулит — смотрит, как он на секунду закатывает глаза, — нет, нет! — она неловко извивается. — вернись. Вернись.

Его пальцы снова начинают двигаться.

— Что ты—

Они задевают эту точку. Она дёргается. Вскрикивает.

— Здесь! Блять. — её затылок снова ударяется о бюро, и она не может поверить, что говорит это, но она — ей нужно…она просто… — прямо здесь. Прямо здесь, — выдыхает она, снова и снова, повторяет это, словно молитву. — пожалуйста.

И она чувствует, как пальцы Малфоя замирают. Чувствует, как он складывает это воедино. Осознаёт.

В следующее мгновение он снова обретает силу. Возвращает себе контроль.

Его рука сжимается вокруг её горла, его губы возвращаются к её уху.

— Здесь? — спрашивает он — насмехается, его пальцы кружат вокруг этой точки так, что у неё перед глазами встают цветные пятна. Неоновые вспышки. Линии и всполохи. Ёбаные галлюцинации.

— Да! — охает она.

Его язык проскальзывает вдоль её ушной раковины.

— Вот так?

Она громко стонет. Ей плевать, если кто услышит.

— Да, вот так…

Он тут же достаёт пальцы. Пустота причиняет ей физическую боль. И когда она недовольно смотрит на него, то видит, как он облизывает их. Забывает, что хотела сказать…

А затем он внезапно дёргает её за бёдра. Наклоняет её. Требует:

— Повернись.

— Что?

— Повернись, блять, — а затем он с такой силой дёргает её за бедро, что она теряет равновесие и разворачивается, теперь прижимаясь к бюро грудью.

Она слышит, как он расстёгивает пряжку своего ремня. Шумно вдыхает.

И затём она чувствует его жёсткую длину, когда он прижимается к ней своим тёплым телом — но прежде чем сделать что-то ещё, он устраивает подбородок на её плече, и его левая рука скользит мимо её талии в поле её зрения.

Тяжело дыша, Гермиона смотрит на неё, пока он закатывает свой рукав; его голос отдаётся вибрацией по её коже.

— Видишь это? — спрашивает он.

— Да, — выдыхает она — она видит. Она видит чистую кожу и бледно-розовый шрам там, где она зашила его. Видит, что кожа кажется немного бледнее, потому что под ней ничего нет.

Но её глаза начинают закрываться, когда его рот снова находит ее ухо, когда он начинает играть языком с её мочкой, покусывает её.

— Вот в чём проблема, Грейнджер, — говорит он, и она запрокидывает голову назад, роняя её ему на грудь; боль внизу её живота становится всё более жгучей. — ты забрала это — всю ту боль, всю ту ненависть. Но когда это всё исчезло, ты тоже исчезла.

Она замирает.

И даже когда его руки начинают поднимать заднюю часть ее юбки — тянут её бельё вниз по её бедрам — она может только слушать.

— Ты знаешь, каково это — чувствовать себя пустым? Ничего не чувствовать?

Да. Она знает. Но она не отвечает. Не может.

— Вот, что ты сделала, — он уже не просто тихо бормочет, он рычит. — ты всё забрала. Я не мог ничего почувствовать. Ни боли, ни тебя, ничего, — а затем он холодно усмехается, — и прости, но я с этим не согласен.

Он оказывается внутри неё, прежде чем она успевает хоть как-то к этому подготовиться.

Короткий крик срывается с её губ, и она ударяется о край бюро, ошарашенная неожиданным вторжением, новым углом — его словами. Всем этим.

Его руки обвиваются вокруг её бёдер и разводят их в стороны. Он тут же погружается глубже, и она охает, когда её накрывает волной удовольствия. Когда эта волна проходится по всем её нервным окончаниям.

— Я не согласен, — продолжает он, словно она может уследить за его словами. Словно он не втрахивает её в бюро. — Я отказываюсь. Ты мне, блять, нужна.

Её пальцы сжимаются в кулаки, она с силой жмурится.

— И-иди нахуй, — тихо выдыхает она.

И неожиданно он ускоряет этот медленный, глубокий ритм, толкаясь в неё с такой силой, что она вскрикивает. Охает с каждым его толчком, её дыхание заходится в прерывистом стаккато. Тем не менее, она даже так пытается говорить. Пытается игнорировать это уверенно нарастающее напряжение между её ног, которое угрожает разорвать каждый его следующий толчок.