Она задаётся вопросом о том, может ли быть так, что Рон счастлив, только когда несчастлив Малфой, но не задерживается на этом надолго.

Когда они поднимаются из подземелий, Гарри, Рон и Джинни отделяются от неё, чтобы сыграть в квиддич перед обедом. Она решает провести следующий час в библиотеке — скорее всего, наметит черновик письменного извинения для Гестии, а потом будет практиковать заклинания. Она давно этим не занималась.

Но когда она заворачивает в пустой коридор, то замечает яркую вспышку и слышит тихий треск, а затем проклятие подножки заставляет её упасть лицом вниз.

Она охает, её подбородок пульсирует; она поднимается на ноги — собирает всё, что уронила.

Но неизвестный неприятель не отпускает её, и содержимое её сумки рассыпается по полу, когда еще одно проклятие валит её на спину.

Она шарит по карманам в поисках своей палочки и накладывает Протего, как только новое проклятие направляется в её сторону.

Его источник вступает в её поле зрения.

— Какого чёрта ты—

— Помолчи, Грейнджер, — огрызается Малфой. — просто послушай.

Она точно не может это сделать. Она вскакивает на ноги и швыряет в него Флипендо, но он легко блокирует его и продолжает говорить, отбиваясь от парада заклинаний, которые она выпускает в него следом.

— Мне пришло в голову, что, возможно, ты просто не знаешь, как выпустить всё… — он делает паузу, чтобы обвести её широким движением руки. — это, — и затем он уклоняется, когда она бросает в него ещё одно Инкарцеро. Прошлый раз явно ничему его не научил.

Она не может поверить, что ему хватило наглости напасть на неё из-за несчастного учебного поединка. Она открывает рот, чтобы сообщить ему об этом после того, как запустить ещё несколько заклинаний.

— Я не могу поверить, что ты—

Его Флипендо застаёт её врасплох и заставляет отступить на несколько шагов назад.

— Я сказал, послушай, Грейнджер, — он запускает ещё одно, и она едва успевает отразить его, — потому что мне кажется, что мы нашли что-то замечательное.

Она открывает рот, чтобы произнести новое заклинание, когда осознаёт, что он сказал.

— Я… — она делает шаг в сторону, всё ещё направляя на него палочку. — извини, что?

— Это, — лениво тянет он, указывая на них с таким видом, будто сообщает что-то очевидное. — это заметно. Тебе это нужно.

— Извини, что? — повторяет она, в этот раз громче.

Но вместо того, чтобы ответить, он отбрасывает собственную сумку с книгами и широко раскидывает руки.

— Вперёд, Грейнджер. Оторвись на мне.

Она так сильно хмурится, что от этого может заболеть голова.

— Я…что…

— Выпусти свою злость. Давай устроим дуэль, — объявляет он с яркой решительностью в голосе. — очевидно, тебе нужно как-то избавиться от накопившейся злости на меня. Мы ни к чему не придём, пока ты не сделаешь это. Так что сделай это, Грейнджер. Избавься от неё. Я прямо здесь, — он ещё шире раскидывает руки.

— Ты… — она недоверчиво фыркает. — ты шутишь, — часть её мозга застряла на словах “мы” и “никуда” и принимается анализировать их до бесконечности, потому что Малфой, кажется, думает, что они могут двигаться дальше. Несмотря на то, что он сделал.

— Нет, — категорически говорит он, с вызовом глядя на неё.

Она видит этот захватывающий, дерзкий огонь в его глазах, которому так тяжело противостоять.

Но — нет. Нет. Она решила.

Решила.

— Оставь меня в покое, Малфой, — выдавливает она. С трудом отворачивается и поднимает свою сумку с пола, накладывает Акцио, чтобы собрать всё остальное.

— Трусиха, — бросает он вслед, когда она направляется прочь.

Ответ находится на удивление просто.

— Иди нахуй, — и она не оборачивается, стремительно набирает скорость, остро осознавая, что он делает то же самое.

Ещё одно заклятие подножки проскальзывает возле её лодыжки — он явно специально промахнулся, но оно всё равно заставляет её охнуть. Она бросает растерянный, недовольный взгляд через плечо, когда он накладывает следующее, а затем бросается бежать, потому что она не может это сделать. Они не могут это сделать. Он не сделает это. Не снова. Нет.

Тяжело дыша, она забегает за угол, отчаянно ища спасения.

— Алохомора! — шипит она на ближайшую дверь; распахивает её и влетает внутрь, не осознавая, как близко позади неё находится Малфой.

Он влетает в заброшенный класс, прежде чем она успевает запереть дверь, и она думает, идиотка, идиотка, ты идиотка, Гермиона.

Она в ловушке.

Она упирается спиной в дальнюю стену, рядом с горой сломанных парт, сжимает палочку в дрожащей руке.

— Оставь меня в покое, — снова огрызается она, удивляясь тому, насколько испуганно звучит.

Малфой молча запирает за ними дверь — без помощи палочки; загораживает собой единственный выход.

— Нет, — говорит он и останавливается на этом.

Дальше — только заклинания.

Одно за другим, снова и снова, снова и снова.

Он применяет против неё целый арсенал небольших хитрых проклятий, которые она никогда раньше не видела, и ей приходится поспешно адаптироваться; её сердце шумно бьётся в груди, и без того невозможная ситуация превращается в совершенно безумную.

Кабинет освещается вспышками их заклинаний, синими, фиолетовыми, красными — некоторые врезаются в стены и разбивают окна.

Она едва может поверить, что это действительно происходит. Едва может поверить, что ему хватило смелости.

Ублюдок.

— Ублюдок! — громко кричит она, ударяя его довольно мощным Ступефай точно в грудь. Он охает и отступает назад, но быстро оправляется, отвечая ей Риктусемпрой, настолько невыносимой, что она сгибается пополам.

Мало-помалу расстояние между ними сокращается, заклинания становятся ярче и громче, когда они сближаются. Они выкрикивают ругательства и используют худшие заклинания из всех, что знают — все, кроме смертельно опасных — и когда она слышит слово “Грязнокровка”, то, блять, окончательно выходит из себя.

— Экспеллиармус! — кричит она.

Их разделяет всего пара футов. И когда его палочка отлетает в сторону, она отбрасывает свою и бросается к нему, чтобы с силой толкнуть его в грудь.

О, нет…она осознаёт это слишком поздно.

Потому что она только что перешла к рукоприкладству, и она не знает, как он—

Малфой толкает её в ответ, и ладони, что упираются в её плечи, в кои-то веки тёплые. Она отступает, ошарашенная, но затем снова бросается к нему, полная ярости, толкается и царапается, заставляя его защищаться от своего небольшого акта насилия.

— Чувствуешь себя лучше, Грейнджер? — интересуется он, цепляя её за запястья.

Она позволяет себе короткий недовольный вскрик и вырывает руку, не успевает остановить себя, прежде чем её ладонь жёстко соприкасается с гладкой поверхностью его лица.

Звук пощёчины эхом отражается от стен.

Она охает. Подаётся назад.

И Малфой смотрит на неё, кажется, самым мрачным взглядом из всех, что она видела. Тихо шипит сквозь зубы. Её сердце пропускает удар.

В следующее мгновение он быстро бросается к ней, и она отступает назад, и он с силой сжимает её руки, и затем он толкает её с такой силой, что она врезается в старое скрипучее бюро. Ударяется об одну из полок.

Её бёдра болезненно пульсируют.

Он снова цепляется за неё, подаётся ближе и ещё раз ударяет её о дерево — и ещё раз.

— Ты этого, блять, хочешь, Грейнджер? Да? — в третий раз. — этого?

Она паникует — ждёт, когда он по-настоящему ударит её. Сделает ей больно. Действительно больно. Её ногти впиваются в его руку.

— Скажи, что ненавидишь меня, — рычит он, его лицо в нескольких дюймах от её лица; он отрывает от себя её руки, с силой сжимает её запястья. Он грубо встряхивает её. — А? Скажи мне. Скажи мне, блять.

— Я ненавижу тебя! — выкрикивает она; в её глазах стоят слёзы, злость закипает в её груди. Она — она в ярости, она разъярена — она…она растеряна — она чувствует столько всего, столько, блять, всего одновременно.