Он отрывается от дивана, и лёд, который сформировался вокруг него, шумно трещит, когда он поднимается на ноги. Он натягивает свой замёрзший рукав, и, серьёзно, она почти закатывает глаза. Почти начинает высказывать ему за то, что он снова использует эту свою чёртову Метку в качестве оправдания за своё отвратительное поведение.

Но…

Она чувствует этот запах. Чувствует его раньше, чем успевает что-то увидеть.

Горящая плоть.

Она не чувствовала этот запах с тех пор, как они кремировали тела, которые не смогли опознать, после битвы.

Она испуганно подскакивает, хочет отступить назад, но её взгляд уже зафиксирован на его руке. Она не может сдвинуться. Не может даже моргнуть.

— Что… — ошарашенно выдыхает Гермиона. Она упирается спиной в стену. Шипит, почувствовав обжигающий холод.

То, что раньше было воспалённой заражённой раной, превратилось в гниющий, обугленный, неузнаваемый лоскут разлагающейся плоти. Верхние слои кожи на его предплечье сошли — и сначала она не осознаёт, что за яркий белый блеск она видит.

Это яркий блеск кости.

Его рука разлагается.

— Крик о помощи, — отзывается он, и она с радостью поднимает взгляд. Только бы не смотреть на этот ужас.

Но встретить его взгляд — его глаза странно действуют на неё. Неожиданно заставляют её подумать о том, насколько они красивы — и это полный идиотизм, и сейчас она не должна думать об этом.

Она должна следить за тем, чтобы её не стошнило.

— И снова мимо, Грейнджер, — он невесело усмехается и опускает руку. Спасибо большое. — знаешь, мне кажется, что именно это не даёт тебе стать настоящим гением — ты думаешь, что уже знаешь так много. Ты думаешь, что всё знаешь.

Она пытается покачать головой, но холод зацементировал её суставы — она не может повернуть шею. Не чувствует свои пальцы.

А он двигается всё так же плавно. И его голос не дрожит.

— Почему…почему ты никому не сказал? — наконец выдавливает она, и её губы обжигает холодом, стоит ей открыть рот.

— У всех свои проблемы.

Она нервно усмехается, крупно вздрагивает — наверное, это её тело пытается хоть как-то согреться.

— В-верно… — говорит она, стуча зубами. — П-потому что превращаться в ж-живой труп — это всего лишь — так… ерунда…

Малфой наклоняет голову, равнодушно оглядывает её.

— Ты замёрзла.

Она обхватывает себя руками, впиваясь ногтями в кожу.

— А ты умираешь.

Он моргает. Медленно. Он весь посинел.

— С-сними чары. Чтобы я — чтобы я помогла тебе.

Пальцы его здоровой руки сжимаются. Её собственные, кажется, уже не разогнутся. Они заледенели.

— Я думал, ты ненавидишь меня. Зачем тебе мне помогать?

Она шумно вдыхает через нос. Холодный воздух обжигает её горло.

— Сними чары.

Его каменная маска даёт трещину. Она замечает слабый проблеск открытости, уязвимости — словно последние капли воды, добытые из высыхающей скважины.

— Я не хочу, чтобы они видели, — он указывает кивком куда-то за её плечо — за ледяную стену.

— Т-тогда…тогда они не увидят. Я — мы найдём, как это исправить. Вдвоём. П-просто сними чары.

Она смотрит, как дёргается его кадык, когда он сглатывает; тёмные вены на его коже видны лучше, чем когда-либо.

— Пообещай мне.

Она почти в слезах, вот настолько ей холодно. Едва может функционировать.

— Малфой—

— Пообещай мне.

Она топает ногой, отчаянно пытаясь удержать ту от онемения.

— Хорошо. Д-да. Да. Я обещаю.

Он моргает ещё раз. Смиренно, лениво.

— Фините.

Талая вода заливает гостиную.

Она мочит ковры и тушит очаг, который упорно пытается загореться снова.

Со всех сторон слизеринцы самого разного возраста накладывают заклинания сушки, чтобы побороть сырость, и, ну — тонут.

Малфой практически висит на Гермионе.

Как она и полагала, когда холод начал рассеиваться, на его место пришла боль, и его колени подкосились. Он наполовину мёртв из-за переохлаждения и разлагающейся руки. Сейчас не время изобретать какие-то продуманные оправдания.

Но она изо всех сил старается сдержать своё слово, когда Пэнси, Тео и Блейз окружают их.

— Мерлиновы яйца, приятель, о чём ты думал вообще?

— Драко! Драко? Он вообще в сознании?

— Приятель—

— Я… — ей приходится думать быстро, не обращая на то, как кровь болезненно устремляется обратно в её конечности. — мне нужно положить его в тёплую воду. Сейчас. Где спальни?

Пэнси, на этот раз, указывает ей путь без единой жалобы. Не задаёт вопросов.

И Гермиона изо всех сил старается скопировать строгий тон мадам Помфри, когда они заходят внутрь.

— Выведи всех.

— Разве я не—

— Выведи. Всех. Сейчас же.

В следующую секунду Пэнси уже принимается выталкивать в гостиную тех немногих парней, которым удалось проспать этот хаос, по пути швыряясь в них оскорблениями — и вскоре дверь за ними закрывается. Она, кажется, не дышала всё это время.

Малфой стоит, привалившись к ней боком. Едва держится на ногах.

И странная часть её мозга задумывается о том, что она, возможно, чаще видела Малфоя на пороге смерти, чем нет.

Она пытается собраться с мыслями. В мужской спальне Слизерин темно, единственным источником света выступает сонное сияние Чёрного Озера за окнами. Кровати расставлены не в круг, как в Гриффиндор, а в прямые равноудалённые друг от друга ряды, ведущие к потухшему камину в дальней стене.

Она предполагает, что дверь сразу справа от неё ведёт в ванную — тащит Малфоя к ней, чувствуя, что он всё сильнее опирается на неё.

Стены ванной выложены чёрной плиткой. Скользкой. Холодной, когда она так нуждается в тепле. Но под одним из окон обнаруживается мраморная ванна, и она думает, что её оправдание насчёт тёплой воды было не таким уж плохим.

У неё не так много вариантов.

Малфой стонет, утыкается лицом в её плечо. Она не может позволить ему уснуть.

Она быстро, хотя ей с трудом удаётся удержать его и одновременно вытащить свою палочку, наполняет ванну тёплой водой. Более горячая наверняка повредит его обмороженному телу.

Она дрожит, и её колени едва не подгибаются, но она в любом случае помогает ему сесть на край ванны, а потом просто толкает его, чтобы он соскользнул вниз. Вода разливается во все стороны, и её замёрзшие пальцы отдаются болью, когда чуть тёплые капли попадают на них.

Верно. Ей нужно сфокусироваться.

— Малфой, не спи, — огрызается она, пихая его в ледяное плечо, когда он устраивается в ванной; его рубашка намокает и становится почти прозрачной, это отвлекает. Он открывает один налитый кровью глаз, но она не уверена, что он видит её. — ты должен оставаться в сознании, это важно, — повторяет она, больше для себя, прежде чем наложить заклинание, которое будет постепенно нагревать воду.

Рука Малфоя соскальзывает с края ванной и падает в воду, и тут же оба его глаза распахиваются и всё его тело напрягается. Он коротко вскрикивает, когда она бросается вытащить её обратно. Кровь и кусочки сожжённой, мёртвой кожи пачкают воду.

Тяжёло дыша, она берёт его за руку — та стала гораздо легче, лишившись большей части плоти. Она не знает, что делать. Знает, что Помфри бы ампутировала её.

Но она — она не может. Она не может.

— Малфой, — снова огрызается она, не глядя на него. Он затих. Синева постепенно сходит с его кожи, но она быстро осознаёт, что чем теплее ему становится, тем быстрее разлагается Метка.

Это тёмная магия. Возможно, проклятие. Она никогда не читала о таком. Почему он? Почему именно его Метка?

Но в то время, пока она сидит, размышляя об этом, плавится одно из последних сухожилий возле обнажённой кости его предплечья. Она тяжело сглатывает. Ей нужно принять решение.

И проклятьем Империус всё не вылечишь.

Быстро, игнорируя дрожь в пальцах, она создаёт чистые бинты, немного душицы и бальзамирующую жидкость — первое, что приходит ей в голову.

Малфой без сознания. Она не может ничего с этим сделать. Не может попросить его разрешения.