Симус краснеет, его щёки яростно надуваются, но Невилл быстро переводит тему, рассказывает о том, как его кактус за месяц вырос на целый фут.
Гермиона прижимается к Джинни плечом — такая безмолвная благодарность.
— Кстати, — бормочет та, когда все начинают разговаривать о своём. — как там твой проект о Джексоне Поллоке?
Гермиона пытается проглотить кусок тоста. С трудом справляется и быстро отпивает немного воды. Она забыла. Кажется, они придумали это целую тысячу лет назад. И, наверное, часть её даже не видит в этом смысла.
Но Джинни не может открыто поддерживать её. Пока нет. Она понимает.
Это лучшее, что она может.
— Я… — говорит она наконец. — кажется, я сдалась. — она неохотно смотрит в сторону — ловит взгляд Джинни. Та вопросительно изгибает бровь.
— Почему?
Этот вопрос её немного удивляет. Она пытается правильно это сформулировать.
— Потому что… Мне не нравится о нём писать. Его работы слишком грязные. Слишком хаотичные.
Джинни моргает.
— Я думала, это тебе в нём и нравилось.
Она отводит взгляд — снова находит Малфоя.
— Я тоже.
Его тетрадь лежит на столе, но он не пишет. Он рассеянно водит пальцами по обложке. Костяшки его пальцев ушиблены. Стёрты.
Она медленно выдыхает.
— Но я добралась до того момента, где нужно писать о тех частях его жизни, которые мне не нравятся. И… и я не уверена, что именно мне стоит о нём писать. Я не могу.
Не могу справиться с этим. Не могу саморазрушаться вместе с ним.
Когда она оглядывается на Джинни, выражение её лица немного напрягает. Как будто та что-то знает. Что-то, чего не знает сама Гермиона.
Это заставляет её чувствовать себя беспомощной.
А потом она говорит то, чего Гермиона точно от неё не ожидала.
— Думаю, тебе стоит дописать до конца, — она отворачивается и принимается намазывать масло на новый тост, игнорируя шокированный взгляд Гермионы. — просто чтобы посмотреть, что там в итоге получится.
29 января, 1999
На часах половина двенадцатого вечера, и Полная Дама кричит.
Гермиона резко садится в кровати, отдёргивает занавеску. Джинни уже вскочила на ноги, и Парвати упала со своей кровати на пол.
— Какого Мерлина, — визжит она, пытаясь выпутаться из своей алой простыни.
Они натягивают халаты и несутся по винтовой лестнице в гостиную; волосы Ромильды накручены на бигуди, Гермиона просто представляет собой полнейший беспорядок.
Они почти сталкиваются с парнями, выбежавшими из мужских спален, у подножья лестницы.
— Что происходит?
— Я не знаю—
— Кто—
— Какого—
Невилл перекрикивает весь этот хаос, вытаскивает палочку из кармана полосатых пижамных брюк.
— Я посмотрю! — объявляет он со всей бравадой, которую только можно было взрастить в себе после того, как ты отрубил голову проклятой змее.
Гарри и Рон тоже достали свои палочки, и Гермиона тянется за своей, когда они двигаются вслед за Невиллом.
Постепенно примерно три четверти гриффиндорцев собираются в тёмном коридоре, ведущему к портрету. Крики Полной Дамы стали в три раза громче, и теперь можно уловить её слова.
— ОТОЙДИ! ВАРВАРЫ! НАЗАД! ОТОЙДИ! ДАМБЛДОР ОТБЕРЁТ ЗА ЭТО У ТЕБЯ ПАЛОЧКУ — Я ПРОСЛЕЖУ ЗА ЭТИМ! УГРОЖАТЬ ЛЕДИ! КАК ТЫ СМЕЕШЬ—
— Я открываю на счёт три! — кричит Невилл. — Один! Два!
Он отталкивает портрет в сторону, и крики Полной Дамы становятся невообразимо громкими, когда свет из внешнего коридора озаряет проём.
— Ну наконец-то, — звучит слишком знакомый голос.
Палочка Невилла направлена на Пэнси Паркинсон
Гермиона встаёт на носочки, чтобы увидеть что-нибудь за плечами Гарри и Рона. Пэнси выглядит взъерошенной — слегка. Настолько взъерошенной, насколько это для неё возможно — с её-то манерами. Как и все здесь, она в одном халате, явно накинутом в спешке. Она босиком, и её тёмные волосы немного растрёпаны. Она достала свою палочку, и на её лице это обычное взволнованное выражение, но Гермиона замечает лёгкую панику в её глазах.
— Паркинсон? Что происходит? — спрашивает Невилл.
— ОНА УГРОЖАЛА МНЕ! — кричит Полная Дама, хотя никто её не видит — её портрет прижат к стене, которая приглушает её крики. — ОНА СКАЗАЛА, ЧТО СДЕЛАЕТ МОЙ ПОРТРЕТ ЧЁРНО-БЕЛЫМ, ЕСЛИ Я ЕЁ НЕ ПУЩУ, КАКОЙ УЖАС!
— Тебе здесь нечего делать, — говорит Невилл, и Гермионе не надо смотреть на него, чтобы понять, что он выпятил грудь. — зачем ты пытаешься войти?
— Ой, чёрт побери, отвали от меня, Лонгботтом — я потратила достаточно времени, пытаясь разобраться с этой жирной дурой—
— ЖИРНОЙ ДУРОЙ?!?
Гермиона почти инстинктивно накладывает Силенцио на Полную Даму, проталкиваясь сквозь плотную толпу, пока не останавливается рядом с Невиллом.
— Что происходит? — спрашивает она. Её пульс ускоряется, и что-то внутри неё сжимается. Беспокойство. Страх, который она не может точно описать — словно чья-то холодная рука сжимает её внутренности.
— Ты должна пойти со мной, — уверенно проговаривает Пэнси. — сейчас.
— Она никуда с тобой не пойдёт.
И её сердце болезненно сжимается, потому что это Рон. И он пытается защитить её, и она жаждет этого. Больше всего нуждается в этом аспекте их дружбы. Но — она знает. Она должна разочаровать его. Она должна пойти. Это Малфой. Что-то случилось с Малфоем. Она знает. Она знает.
Пэнси не пришла бы сюда, если бы у неё были другие варианты.
Она проскальзывает мимо Невилла. Спускается с небольшого выступа на ковёр в коридоре.
— Это… — хочет спросить она, но Пэнси поджимает губы.
— Сейчас, Грейнджер, — и она разворачивается, направляется прочь.
Гермиона бросает неуверенный взгляд через плечо на все эти растерянные, ошарашенные лица.
— Я — я скоро вернусь. Я… — она беспомощно пожимает плечами. — извините, я не…
— Грейнджер!
Она вздрагивает и бросается вслед за ней, оставляя Гриффиндор позади; её сердце бьётся в каком-то безумном ритме.
За всю дорогу до подземелий Пэнси не произнесла не слова. Даже ни разу не притормозила, даже не обернулась, чтобы убедиться в том, что за ней вообще идут.
Гермиона немного задыхается — ещё где-то на полпути её руки начали дрожать. Она сжала их в кулаки и сейчас чувствует пот, накопившийся между её пальцев
Когда они добираются до ложной стены, Пэнси неразборчиво шепчет пароль, и температура тут же падает как минимум на двадцать градусов. Гермиона проходит сквозь стену следом за Пэнси, вздыхает, когда этот холод обволакивает её, и тут же останавливается.
Вокруг слишком много всего.
Слишком ярко, холодно и громко.
Люди кричат, и со всех сторон летят заклинания — они врезаются во что-то вроде толстой ледяной стены в центре гостиной.
— Почему так долго? — кричит кто-то, и неожиданно Тео загораживает ей обзор, и она, всё ещё потрясённая, пытается сфокусироваться на нём.
— Тупая жирная сука не пускала меня, — говорит Пэнси. — какие новости?
— Ничего. Мы не сделали ни вмятины.
— Что происходит? — выдыхает Гермиона, пытаясь заглянуть Нотту через плечо. Ледяная стена простирается вокруг кушеток у очага и тянется до самого потолка. Она мутная и размытая, как минимум в несколько футов толщиной, но сквозь неё видно тень, сидящую на одном из чёрных кожаных диванов.
Ей не нужно спрашивать, кто это.
— Что он сделал?
Боковым зрением она замечает, как Забини швыряет в стену взрывающее заклинание, всю гостиную на мгновение озаряет красным. Лёд трескается, но не ломается.
— Это боль, — говорит Тео. — наконец-то заставила его окончательно, блять, сойти с ума.
— Его рука?
Тео бросает на неё сложный взгляд.
— В основном, — говорит он.
Она смотрит. Всё, что она может — это смотреть.
Тень Малфоя не двигается.
— Ну что, блять, сделай что-нибудь, — резко бросает Пэнси, пихая её в плечо. — мы поэтому тебя и позвали. Ты всезнайка.