Её плечи немного расслабляются.

Она следует за ним.

— Разве его не нужно было сдать тысячу лет назад? — спрашивает она, наблюдая за тем, как Драко лениво намечает Малого Пса, придерживая телескоп одной рукой. — ещё до каникул?

Он издаёт низкий гортанный звук — кивает.

— Завтра последний день, когда его можно сдать за частичный балл.

Она обнимает свои колени, подтягивает их ближе к груди. Смотрит в сторону, мимо перил, возле которых сидит.

Это великолепная ночь.

Небо безоблачное, выразительно чёрное; звёзды блестят на нём, словно светящиеся веснушки. Иногда её обдаёт холодным ветерком, просачивающимся сквозь согревающие чары Драко. Это приятный контраст.

Она пытается не испортить настроение мыслями о Дамблдоре.

Впрочем, она не может не задуматься о том, как Драко чувствует себя здесь.

Но говорит:

— Я думала, у тебя всё было в порядке с учёбой, — просто чтобы отвлечься.

Драко отвлекается от телескопа, вопросительно приподнимает бровь.

— Осуждаешь?

Она старается не дать своим глазам задержаться на довольно гипнотическом ‘V’, созданном двумя верхними пуговицами его рубашки. Пожимает плечами.

— Просто делюсь мыслями.

Он снова вскидывает брови, затем ещё раз смотрит в телескоп, делает какую-то короткую пометку в своей схеме. А потом скручивает пергамент. Отбрасывает его в сторону вместе с пером; она сомневается, что чернила успели бы высохнуть так быстро.

Затем он приближается к ней, и когда их разделяет всего пара футов, он полностью скрывается в тени, слабый свет факелов башни не дотягивается до него. Он останавливается, когда носки его ботинок утыкаются в её. Нависает над ней.

Она смотрит на его тёмное лицо, не в силах погасить неясный огонёк, разгорающийся внизу её живота.

Он тянется к ней. Цепляет кончик её галстука, наматывает его на руку.

— Да, знаешь, я как-то… — он дёргает, и она резко отпускает свои колени, с трудом отталкивается от земли, когда он тянет её вверх. — отвлёкся.

Он не отпускает её галстук, даже когда толкает её спиной к каменной колонне возле перил. Крепче наматывает его вокруг своих костяшек, чтобы притянуть её к себе — так, чтобы её грудь прижалась к его.

Её дыхание сбивается.

Его свободная рука проскальзывает по её плечу. Сползает к её затылку, чтобы зарыться в её кудри. И затем он крепко, крепко сжимает пальцы, так, как ей теперь нравится — почти до боли, натягивая её пряди.

Она издаёт тихий звук, который сама не смогла бы описать, когда его подбородок соскальзывает в ямку между её шеей и ключицей — подходит так точно, как недостающий кусочек паззла.

— Это уважительная причина? — шепчет он ей на ухо, и она невольно подаётся ближе. Её нервные окончания звенят, оголённые.

Прошло слишком много дней с тех пор, как он в последний раз касался её.

Он тихо смеётся над тем, как отзывается её тело, и глубокая вибрация его смеха заставляет её вздрогнуть.

— Ну? — спрашивает он, проскальзывая языком по её ушной раковине, а затем проходясь по маленькому хрящику. — подойдёт?

Она шумно выдыхает, невольно прижимая ладони к его груди. Цепляясь за него. Сминая ткань, отчаянно пытаясь добраться до кожи, что под ней.

— Да, — выдыхает она, потому что он отпустил её галстук и его пальцы соскользнули ниже, чтобы поиграть с подолом её юбки.

— Мм, — мычит он, обсасывая мочку её уха. Эта пульсация в её животе удваивается. Утраивается. Она вдруг ощущает внутри прежде не знакомую ей ноющую пустоту. Догадывается о том, как от неё избавиться.

Её руки, всё ещё работающие почти автоматически, находят пряжку его ремня.

— Кажется, ты чего-то хочешь, Грейнджер, — говорит он. Издевается.

Она дёргает его за пряжку, и их бёдра сталкиваются. Насмешка в его голосе уступает место низкому стону, и она закусывает губу, когда он прижимается к её бедру сквозь юбку.

— Чего ты хочешь? — выдыхает он.

Ей удаётся расстегнуть его пряжку — она вырывает его ремень, слышит, как он ударяется о каменный пол, когда она отбрасывает его в сторону.

Он резко выдыхает, обжигая жарким воздухом её ухо. Эффект домино, который заставляет её снова вздрогнуть, а затем потереться о него бёдрами.

Он с силой толкает её к стене, забирает всю её силу, её влияние, и уже сам грубо трётся о неё. Заставляет её всхлипнуть.

— Чего ты хочешь? — снова спрашивает он, отстраняясь, чтобы посмотреть ей в глаза. Он цепляет её подбородок, с силой сжимает его, заставляя её задрать голову. — скажи мне, чего ты хочешь.

Она чувствует прилив храбрости. Скорее всего, дело в этой жажде между её бёдер. Позволяет своей ладони накрыть его пах.

— Это, — выдыхает она.

Её награда — яркая вспышка в его глазах. То, как он улыбается, опасно — хищно.

— Это? — повторяет он, крепче сжимая её подбородок, подаваясь ближе — так близко, но всё ещё недостаточно. Едва касается её губ своими, поводя бёдрами.

— Тебя, — поправляется она, вздыхая и прикусывая его губу. Пытается вырваться из его хватки, чтобы нормально поцеловать его.

Он вскидывает брови и прижимается своим носом к её.

— Меня?

— Да, — шепчет она; стонет, когда он ослабляет хватку на ее подбородке. Позволяет ей открыть рот, проскальзывает своим языком вдоль её, влажно — грязно. Её колени дрожат.

— Да? — он говорит ей в губы, его руки находят её бедра. Крепко прижимают её к нему. — что ты хочешь, чтобы я сделал? — но, кажется, он прекрасно знает сам, судя по тому, как его пальцы сжимают её оголённые бедра. Он заставляет её развести ноги, и она сбивается на приглушённый стон.

— Пожалуйста.

— М-м… нет, Гермиона, — он качает головой, целует её, и пальцы её ног поджимаются при звуке её имени на его губах. — я хочу, чтобы ты сказала мне. Чтобы ты сказала, что я должен с тобой сделать. Я хочу слышать.

Он ещё раз грязно проходится своим языком по её, слюна капает с их подбородков. Она просто хочет больше. Больше, больше, как можно больше.

— Я хочу услышать, как это звучит в твоём исполнении.

Её щёки горят, и она не думает, что сможет это сказать, но его рука соскальзывает на внутреннюю сторону её бедра. Проходится между её ног и даёт ей почувствовать, каково будет снять всё это напряжение.

— Я…я хочу…

— Ну давай, Грейнджер, — рычит он, проскальзывая по ней пальцем. — будь храброй.

Она вздыхает. Касается своим носом его, закрывая глаза. Её голос звучит хрипло и незнакомо. Словно это вообще не она.

— Я не буду это говорить.

И она гордится собой. Гордится тем, что может сопротивляться, даже если очень слабо. Гордится тем, что не даёт ему всё, что он хочет.

Он громко стонет, ловит губами её язык.

— Конечно, ты не будешь, — и она чувствует, как его пальцы сжимают её бельё. — потому что, когда ты вообще не была такой… — он дёргает, — …блять… — рвёт его, — …сложной?

Ткань деформируется. Обжигает болью её бедра, когда щёлкает по ним, и падает.

— Подойди сюда. Раздвинь ноги, — командует он, и яркая волна предвкушения накрывает её. Она осознаёт, что он не собирается снимать ни свою рубашку, ни её юбку.

Это что-то из тех грязных фантазий, о которых она обычно не позволяла себе задумываться.

Она делает как он говорит, скорее инстинктивно, чем намеренно, обвивает руки вокруг его шеи, когда раздвигает бедра, обхватывает ногами его талию. Он прижимает её спиной к колонне, и она думает, что ей нравится такое положение. Нравится быть немного выше него — смотреть на него сверху-вниз, прижимаясь губами к его острой скуле. Её дыхание колышет светлые пряди у него на лбу.

Розовое сияние контрацептивного заклинания окрашивает обратную сторону её век. Она пытается унять дрожь в предплечьях — знает, что он это чувствует.

— Сделай глубокий вдох, — бормочет он.

Нервный смешок вырывается из её горла.

— Ты говоришь как хирург.

— Да, ну — ты ещё не делала это так. Если, конечно, ты не солгала мне о том, что ты девственница.