— На самом деле, мне так не кажется.

Он шумно выдыхает, и она продолжает, пока ей ещё хватает самообладания.

— Я упрямая и эгоистичная, и моя гордость не позволяла мне признать это, но, кажется, я давно нуждалась в тебе.

Его глаза темнеют, сереют, словно сталь. Его нога под столом скользит вверх вдоль её лодыжки.

Она просит счёт.

========== Часть 26 ==========

25 декабря, 1998

Уже половина третьего утра, и она даже не пытается направиться в сторону башни Гриффиндор, когда они пробираются обратно в замок.

Он не пытается отпустить её руку.

Но он также не ведёт её в подземелье — и она, на самом деле, немного разочарована. Ей всегда было интересно, как выглядит гостиная Слизерин.

— Там будет Нотт, — говорит он, когда она упоминает это, и тянет её за собой по тёмным коридорам.

Азарт пузырится у неё в груди. Будучи главной гриффиндорской всезнайкой и, следовательно, главной ханжой, она редко чувствовала эту весёлость от совершения чего-то запрещённого.

И это — на цыпочках, рука об руку с Малфоем, пробираться по замку посреди ночи, отчаянно ища место, где можно было бы остаться вдвоём — совершенно точно запрещено.

Её щёки болят от улыбки, розовеют при мысли о всех тех возможностях, которые она видела в глазах Малфоя за ужином.

Она так устала от самоконтроля.

Сейчас ей хочется просто отправиться в свободное падение.

Вскоре Драко утягивает её вверх по слишком знакомой винтовой лестнице; они оба уже запыхались.

— Ты же не серьёзно, — выдыхает она, подавляя смех, когда они останавливаются наверху перед дверью.

— Алохомора, — шепчет он, после чего отодвигает тяжёлую задвижку и втаскивает её внутрь за талию.

— Класс Прорицаний?

Она делает небольшой круг, осматривая тёмную пустынную комнату, когда он поворачивается, чтобы запереть дверь изнутри.

— Нужно было место с подушками, — отвечает он и, взмахнув палочкой, зажигает все свечи в классе, освещая подушки, что лежат на полу возле столов.

Она вопросительно изгибает бровь.

— Я не уверена, что Трелони уезжает домой на каникулы. Что если она где-то в замке?

Драко снимает своё пальто — подходит к ней.

— Тогда она знала всё заранее и переместилась куда-нибудь.

Гермиона смеётся.

— Я никогда ей не нравилась.

— Делает это абсолютно, блять, поэтичным, — и он завладевает ею с какой-то неожиданной простотой. Словно они занимались этим годами. Словно он точно знает, где коснуться её и какое давление оказать.

Он целует её — сладко, томительно — прежде чем толкнуть на кучу напольных подушек.

Она снова смеётся, отбрасывая в сторону свою сумку, когда он нависает над ней. Замирает. Смотрит.

Отблески свечи мерцают на его лице, как маленькие золотые волны, и она понимает, что всегда именно так представляла свой первый раз. Как это будет ощущаться. Скорее всего, не в классе Прорицаний, и совершенно точно не с Драко Малфоем, и это второй раз, но… свечи, подушки, то, как он смотрит…

Это словно ожившая фантазия.

Интересно, стоит ли ей бояться проснуться.

Он очень надолго замирает, склонившись над ней, просто смотрит на неё. Как будто впитывает всю эту ситуацию — и, наверное, её абсурдность. В первый раз у них особо не было времени, чтобы подумать.

Она тянется к нему. Проводит пальцами по холодному изгибу его губ. Чувствует, как он прижимается к ним в поцелуе.

А потом он садится — стягивает свитер через голову, растрёпывая волосы.

Она тоже садится, позволяет своему пальто соскользнуть с плеч, пока он расстёгивает рубашку. Они не сводят взгляда друг с друга, пока раздеваются.

Он… похож на скульптуру.

Она не знает, как ещё это описать. Он стройный, но высокий и широкоплечий, с красивыми резкими чертами.

Но он также покрыт шрамами.

В больничном крыле было так темно, что она вообще не обратила на это внимание. Но сейчас, при свете свечей и луны, заглядывающей в окна, это даже слишком просто.

И она вздыхает. Прекращает возиться с молнией на своих джинсах и подаётся ближе, чтобы прижать ладони к его груди.

Сначала он кажется удивлённым, но затем немного напрягается, когда осознаёт.

— А, да… — бормочет он с фальшивым равнодушием. — Святой Поттер практически распилил меня на мозаику.

Она проводит пальцами по тёмно-фиолетовым следам, таким длинным и широким — раны, наверное, были ужасно глубокими. Гарри не врал о том, что произошло в тот день, но он точно не описывал это так.

— Откуда ты знаешь, что такое мозаика? — неожиданно спрашивает она. Не знает, что ещё сказать.

— Я не безмозглый, Грейнджер. Я знаю, что такое магглы. Все мы должны были ходить на маггловедение.

Она вздыхает с облегчением, услышав знакомую усмешку в его тоне — боится, что иначе могла бы заплакать. Но вместо этого она прижимает голову к его груди, прикрывая глаза и тихо, медленно выдыхая. Ей нужно, чтобы он знал, что она понимает. Чтобы он знал, что они пройдут через это, так или иначе — они оба. Но она не может выразить это словами, поэтому просто прислоняется к нему на несколько бесконечных минут. Вздыхает, когда он запускает руку в её волосы.

Драко Малфой никогда не будет гладить её по голове и шептать на ухо милые глупости, но она обнаруживает, что предпочитает резкое давление пальцев, запутанных в её кудрях. Словно он пытается удержаться за неё.

А затем она чувствует, как его свободная рука играет с кружевом её бюстгальтера, и её грусть стремительно растворяется, а на её месте разгорается тот запретный огонь.

Она отстраняется — обнаруживает, что его взгляд скользит от её шеи вниз, и как же хорошо, что она догадалась одеться соответствующе.

— Это весело, — тихо говорит он, обводя грубыми подушечками пальцев кружевные края её лифчика. По её коже пробегают мурашки.

— Я не всегда скучная, — бормочет она, лениво улыбаясь, когда он поднимает на неё острый взгляд. — это часть образа.

Он коротко фыркает, эмоция, напоминающая боль, на секунду вспыхивает в его глазах. В следующее мгновение он толкает её обратно на подушки.

— Двигайся, Грейнджер, — и он тянет за нижние края её джинс, пытаясь стянуть их с неё.

Она смеётся. Никогда бы не подумала, что сможет смеяться в подобной ситуации. Чувствовать себя настолько комфортно.

Но затем он расправляется с её джинсами, и всё сразу становится очень серьёзно.

Он кажется почти диким, когда оглядывает её розовое кружевное бельё, практически прозрачное. Выставляющее всё напоказ. Ей становится жарко.

Драко издаёт звук, который она не может точно описать, а потом цепляет её за бёдра и дёргает к себе. Она осознаёт, что ей не должно нравиться то, как он постоянно дёргает её, но ей нравится, ей нравится — и прямо сейчас ей некогда это анализировать, потому что он наклоняется к ней, намереваясь сделать то, что она совершенно точно не планировала.

— Малфой, подожди—

Он замирает, держа голову между её колен, сжимая пальцами её бедра — цокает языком.

— Я говорил тебе, что меня не так зовут.

И она благодарна за поднимающееся внутри раздражение — это успокаивает её.

— Я не буду называть тебя по имени, пока ты не будешь называть меня по имени.

Его голова задевает её бедро, и он раздражённо стонет.

— Столько ёбаных слогов…

— О, бедняжка.

— Гер-ми-о-на, — тянет он, и его голос отдаётся вибрацией по её коже. — серьёзно, оно безумно длинное.

— Да, ну, а в “Драко” есть этот совсем не классный твёрдый согласный. Очень утомительно произносить.

— Мы действительно сейчас спорим о фонетике?

— Ты начал — о, Господи!

Она подавляет вскрик, когда он ныряет вниз и накрывает губами кружево её белья. Её бедра вздрагивают, и по её позвоночнику проходится разряд электричества. Она сжимает пальцы в его волосах, отчаянно пытаясь оттянуть его назад, когда он проскальзывает по ткани неожиданно горячим, влажным языком.