Драко
4 декабря, 1998
Джинни впервые заговаривает об этом в пятницу вечером.
В гостиной Гриффиндор спокойнее, чем обычно, и Гермиона работает над эссе, сидя в кресле у камина, пока Гарри и Рон заполняют форму для Предварительных Курсов Авроров на полу у неё в ногах.
Рон не хотел быть Аврором. Он хотел играть за Пушки Педдл. По крайней мере, в последний раз она слышала именно это.
Но она не разговаривала с Роном несколько месяцев — не так, как раньше, и, кажется, кое-что изменилось.
Джинни работает над тем, чтобы вернуть её в их круг общения, достаточно расслабленно и без всяких нелепых грандиозных жестов, спасибо большое — но она всё равно чувствует, как та корректирует её действия.
Она пытается вспомнить, когда они в последний раз вот так вот сидели втроём. Тихо работали в компании друг друга. Думает, что ни разу с начала войны.
С того утра она толком не видела Малфоя. Только замечала, как он проходил мимо. Он пропустил несколько их общих занятий. Это заставляет её напрячься, хоть она и не знает, почему.
Джинни сидит напротив неё в другом кресле, читая, и в какой-то момент она говорит, не поднимая глаз:
— Как дела с Джексоном Поллоком?
Перо Гермионы скользит, и она проводит широкую чёрную линии по чистой четверти своего листа. Портит его. Она бросает на Джинни испуганный взгляд, но та продолжает смотреть в свою книгу.
— Кто такой Джексон Боллокс? — спрашивает Рон, зевая.
— Поллок, — автоматически поправляет Гермиона. Она ёрзает в кресле, её пульс неожиданно подскакивает.
Но Джинни объясняет, прежде чем её утягивает в водоворот своих мыслей.
— Известный маггловский художник — абстракционист. Гермиона готовит исследовательскую работу о нём на Маггловедение.
Её пульс замедляется… совсем немного.
— Да… — бормочет она после небольшой паузы, неуверенно и подозрительно. — Я… готовлю.
— Достаточно глубокое, насколько я слышала. Много работы, — Джинни переворачивает страницу, всё ещё не поднимая глаз.
— Да, — снова говорит она, подыгрывая.
Гарри смотрит на неё сквозь завесу своих растрёпанных волос. Весело улыбается.
— Гермиона, наверное, уже закончила её.
И Джинни наконец поднимает глаза. Смотрит на Гермиону каким-то сложным взглядом. Та, кажется, понимает.
— На самом деле, нет, — говорит она и продолжает, когда Джинни незаметно кивает. — Я думаю, мне понадобятся месяцы.
Рон уже потерял интерес. Он морщится, когда царапает что-то в своей форме. Гарри слушает вполуха.
— Так что? — снова спрашивает Джинни. — Как там дела?
И она осознаёт.
Джинни действительно потрясающая ведьма. В две минуты она разработала идеальный способ говорить о Малфое прямо перед Гарри и Роном. Перед кем угодно, на самом деле.
Она прячет улыбку.
— Никакого продвижения. Пока только предварительные исследования.
Джинни подмигивает, когда никто не смотрит.
— Хорошо, дай мне знать, если тебе понадобится помощь.
И всё её напряжение тут же растворяется.
Наконец-то. Наконец, у неё есть союзник.
========== Часть 23 ==========
Комментарий к
Страшно извиняюсь за такую безумную задержку. Немного отвлеклась на всякие дела, но теперь снова в строю!
7 декабря, 1998
Дневник,
Непостоянство — хорошее слово.
Оно как-то чертовски здорово отражает, насколько люди нестабильны. Ненадёжны. Это жалкое слово — оно даже звучит жалко, и это так уместно. Люди непостоянны. Всё непостоянно. Каждый аспект моей жизни.
Даже я сам. Я уверен.
Но если реально, блядь, об этом подумать, можно ожидать от людей, что они будут непостоянными, и это сделает их менее непостоянными. Я могу рассчитывать на то, что на них нельзя рассчитывать. Контрмеры.
Да, это может показаться ерундой, но это успокаивает меня.
Мне нравится знать, чего ожидать, хотя бы, блядь, раз в жизни, и в данный момент я могу спокойно ожидать, что как только представится возможность, земля уйдёт у меня из-под ног.
Вопрос: если бы вы могли изменить один выбор, который вы сделали за последний год, что бы это было?
Слишком просто. Моё выступление в суде. Мать настояла на этом, но если бы я мог вернуться назад, то я бы признал себя виновным и принял все эти первоначальные обвинения.
Азкабан кажется мне раем для одиночки.
Драко
12 декабря, 1998
Прошло больше недели.
Больше недели, и они не обменялись ни единым словом. Даже ни разу не встретились взглядом, не дышали одним и тем же воздухом. Мало того, что он пропустил большую часть их общих занятий, так ещё и в те редкие моменты, когда он всё-таки появлялся, то вёл себя так, словно ему было физически больно даже смотреть в её направлении.
Она заставляет себя верить в то, что чувствует только что-то вроде раздражения. Да, она раздражена из-за того, что он ведёт себя как один из типичных глупых парней, которых она обычно не подпускает к себе.
Единственное, несмотря на всё это, она знает, что она чувствует.
Она чувствует себя ущемлённой. Раненой. Использованной.
И также чувствует, что оказалась права, и она ненавидит оказываться правой в подобных ситуациях. Но всё это время в её голове звучал этот тихий голос, едва слышно бил тревогу в глубине её разума — говорил, что Малфой должен был это сделать.
Не просто должен был.
Практически нуждался в этом.
Всё, что она знала о его старой натуре, доказывало то, что ему нужно было это сделать, и всё же… дело именно в этом.
Его старая натура. Последние несколько недель она с каждым днём всё больше убеждалась в том, что его старая натура умирала. Давала путь чему-то новому, чему-то большему.
Но, кажется, после всего, что случилось, единственное постоянное в Малфое — это его непредсказуемость.
И девяносто пять процентов её не ожидали этого.
Всё было впустую. Всё было впустую.
Всё, в чём она призналась Джинни в пьяном тумане, сейчас кажется глупым ребячеством.
Всё было впустую.
— Гермиона, твой чай, — говорит Луна спокойно, в своём стиле, и Гермиона опускает взгляд, чтобы увидеть, как тот закипает в её маленькой аккуратной чашечке.
Она немного успокаивается, и пузырьки растворяются. Когда она поднимает взгляд, то видит, что Джинни обеспокоенно смотрит на неё. В её глазах — очевидный вопрос, но Гермиона отказывается отвечать на него, вместо этого заставляя себя улыбнуться Луне.
— Прости. Кажется, я немного отвлеклась.
Они пьют чай в Астрономической башне; как выяснилось, Луна организовывает это каждые выходные. Джинни уговорила её прийти, и, к счастью, сегодня здесь только они трое, хотя Луна уже дважды упомянула, что обычно здесь также появляются Парвати и Падма.
Гермиона равнодушно задаётся вопросом о том, могла ли она отпугнуть их.
Кто захочет пить чай с угрюмой Грейнджер?
Они переходят к обсуждению последнего выпуска Придиры, но Джинни всё равно то и дело поглядывает на неё, пока Луна говорит.
— Всё ещё ничего? — спрашивает она позже, когда они спускаются по лестнице.
Гермиона молча качает головой. Боится, что если она откроет рот, то вся её боль и злость вырвется наружу.
Они проходят в один из главных коридоров, наполненный студентами, как это всегда бывает зимой в выходные дни.
— Может, тебе стоит подойти к нему первой? — предлагает Джинни. — может, он ждёт…
— Я не подойду, — тут же отрезает она. — Мне плевать, насколько это старомодно. Хоть один раз, я хочу, чтобы у меня всё было так же, как у всех остальных. Я не собираюсь бегать за —