— Очень мило, Грейнджер. Манеры очень важны.

Он даёт ей свою руку, и она специально дёргает за неё. Усмехается, когда он вздрагивает. Часть её не может поверить, что они уже вернулись к ссорам, после —

Поппи и её старшая медсестра выходят из-за угла.

— Да, будут шрамы, будет болеть некоторое время, но в целом она неплохо заживает, — Говорит Гермиона немного громче, чем следовало бы, делая вид, что изучает его Метку.

— Тонко, — бормочет Малфой.

Она сильно сжимает его руку. Заставляет его дёрнуться.

— Мисс Грейнджер, — мадам Помфри кажется удивлённой; она останавливается рядом с ними, и её проницательный взгляд заставляет Гермиону нервничать. — Я не думала, что Вы придёте так рано. Не после вчерашнего.

— Я просто хотела проверить, как он, — говорит она, чувствуя, как колотится её сердце. Она пытается спрятать серо-зелёный галстук, наклоняясь ближе к руке Малфоя.

Мадам Помфи издаёт тихое “хммм” и качает головой. Обращается к нему.

— И как вы себя чувствуете, мистер Малфой?

— Возбуждённо, — говорит Малфой, и Гермиона давится воздухом. — Знаете — даже мужественно. Я имею в виду, как после секса.

Мадам Помфри выглядит шокированной, и Гермиона думает, что ей просто стоит выбрать вариант с окном, но Малфой продолжает.

— Естественно, потому что эта штука так и застряла у меня на руке. Меня просто выебали, так сказать.

Она не может ничего предпринять и просто стремительно краснеет.

— Но я наслаждаюсь результатами удивительно потрясающих целительных способностей Грейнджер. — и Малфой криво усмехается ей, явно довольный собой.

Она вонзает ногти в его кожу и улыбается мадам Помфри.

— Кто бы мог подумать.

Но Поппи, конечно, не идиотка, и даже когда она кивает и уходит к своему столу вместе со старшей медсестрой, Гермиона чувствует её подозрение.

— Мерлин, Грейнджер, — Малфой вырывает свою руку, как только Поппи оказывается достаточно далеко, массирует маленькие следы в форме полумесяцев, которые она оставила ему.

— Что с тобой не так? — огрызается она, стараясь не повышать голос. — Ты сошёл с ума? Не отвечай. Не надо. Просто — чёрт возьми, исправь мою форму. Исправь её.

— На самом деле, я думаю, что зелёный идёт тебе больше.

— Малфой.

— Драко, — напевает Пэнси из-за дверей.

Гермиона смотрит, как он бледнеет. Бледнеет ещё сильнее. Всё веселье соскальзывает с его лица, и они одновременно поворачиваются, чтобы посмотреть на неё.

Паркинсон, в свою очередь, становится фиолетовой. Словно свёкла. И даже с такого расстояния Гермиона видит, как она собирает это всё воедино. Соединяет точки, вспомнив о том, что видела Гермиону здесь этой ночью, и обнаружив, что она всё ещё здесь.

В слизеринской форме.

Пэнси моргает один раз и разворачивается на каблуках.

Гермиона медленно поднимается на ноги. Шумно выдыхает.

— Все узнают, — бормочет она.

Малфой находит свою испачканную в крови рубашку на полу возле кровати, надевает её через голову, не расстёгивая пуговицы. Точно так же, как он снял её…

— Никто не узнает, — говорит он, подбирая свои брюки. — её гордость этого не позволит.

Она смотрит на него, но его взгляд опущен, его недавняя игривость совершенно растворилась. Это поразительный контраст. Заставляет её напрячься.

— Что такое? — спрашивает она. Скрещивает руки на груди.

Он не смотрит на неё, раздражённо разбирается со своим ремнём.

— Какое такое?

— Что не так?

Его глаза на секунду вспыхивают, но он быстро прячет эмоции за своим привычным скучающим выражением.

— Ничего, Грейнджер.

— Ты думаешь, что я жалею об этом, — уверенно говорит она.

Он свешивает ноги с кровати, подтягивает к себе одну из своих модных чёрных туфель. Он так тянет за шнурки, словно хочет порвать их.

— Это достаточно, блядь, очевидно, — он пародирует её, завязывая первый узел. — все узнают.

— А что ты хотел, чтобы я сделала? — она показывает рукой на дверь. — поцеловала тебя перед Паркинсон? Перед Мадам Помфри?

Закончив со шнурками, он опускает ноги на пол и внезапно встречается с ней взглядом.

— Может быть, Грейнджер. Да, блядь, может быть. — он поднимается на ноги. — Помфри, я могу идти?

Помфри стреляет в него раздражённым взглядом, недовольная его грубостью.

— Да, мистер Малфой, — отмахивается она. — идите.

Он проходит мимо Гермионы, слабый запах того, что осталось от его одеколона, окутывает её. Напоминает ей о том, как близки они были всего несколько часов назад.

— Драко, — говорит она, прежде чем он успевает уйти, и, должно быть, звук его имени останавливает его.

Он не оборачивается. Просто стоит. Ждёт.

— Я не жалею об этом, — тихо, но уверенно говорит она. — честно.

Сначала он ничего не делает. А потом он поворачивается — одаривает её видом своего профиля. Стоит, не двигаясь. А затем уходит.

Она сжимает и разжимает кулаки, глядя ему вслед, кажется, несколько минут, пока Мадам Помфри не вырывает её из оцепенения.

— Идите на занятия, мисс Грейнджер, — коротко говорит она, и когда Гермиона поворачивается к ней, она занята тем, что пишет что-то у себя за столом.

Но когда она покидает крыло, то осознаёт, что ей не нужно было целовать Малфоя у Поппи на глазах.

Та бросает ей вслед пару слов, когда она уже проходит под аркой.

— И я хотела бы поговорить с Вами о противозачаточных чарах, когда вы вернётесь.

Слишком занятая паникой, она забыла про следы на шее.

1 декабря, 1998

Дневник,

Вопрос: Что является наиболее важной частью вашей повседневной жизни?

Сидеть у озера. Утром. На холоде.

Драко

1 декабря, 1998

Она не знает, почему, но она сразу решает пойти к Джинни.

Она ещё недалеко от больничного крыла, когда что-то внизу её живота сжимается и тут же принимает решение. Решает, что уже пора.

Может быть, раньше. Может быть, до прошлой ночи она могла справляться с этим самостоятельно.

Но не сейчас.

Слишком много эмоций, они слишком запутанные и противоречивые, они закипают внутри неё, словно в котле. Их слишком много, чтобы разбираться в них самостоятельно. Слишком много, чтобы прятаться от них.

И она заставляет себя признать, что часть её просто хочет, чтобы кто-то знал. Хочет поговорить об этом с кем-то. Хочет попытаться выразить словами то, как последние несколько часов изменили её физически. Химически.

Сначала она задумывается о Гарри. Она действительно, действительно задумывается. Он её лучший друг. Она знает, что он не осудит её.

Но он слишком презирает Малфоя.

Она не хочет разбивать его сердце.

Ну — это действительно так, и мысль о том, чтобы описывать Гарри события этой ночи заставляет её чувствовать себя неловко.

Джинни… безопаснее. Спокойнее. Нейтральнее.

И вот она здесь, прячется в нише у Большого Зала, одетая в слизеринскую форму, снова вся в засосах, с бесполезной палочкой, ждёт её. Ещё на прошлой неделе такой сценарий показался бы ей бредовым.

Она смотрит, как Рон и Гарри идут на завтрак, и её нервы начинают бить тревогу. Её ладони начинают потеть. Джинни скоро должна показаться.

Пожалуйста.

Пожалуйста, пойми.

Пожалуйста.

Вид рыжих волос Джинни так пугает её, что она чуть не вываливается из ниши.

— Джинни! — шумно шепчет Гермиона, видя, как она идёт от лестницы.

Она поворачивается, её алые волосы развеваются, и на секунду она прищуривается.

— Джинни! — снова зовёт она, теперь немного громче, прячась в тени, когда Дин и Симус проходят мимо неё в Большой Зал. Джинни отходит в сторону, с любопытством следуя за звуком, пока не подходит достаточно близко, чтобы Гермиона смогла утянуть её в нишу.