— Тебе не больно? — шепчет она его пальцам.

— Конечно, блядь, мне больно, — шипит он и раздвигает её губы большим пальцем. Низко наклоняется, чтобы грубо поцеловать её. — будь тихой.

Он отстраняется достаточно медленно, чтобы успеть поймать её взгляд. К её удивлению, тихо смеётся. Настоящим смехом. Таким, что её сердце теплеет, как только она его слышит. Он слегка откидывается назад, опираясь на колени. Он смотрит ей в глаза, и обе их улыбки растворяются, пока он внимательно рассматривает её. Продолжает смотреть, когда проводит рукой по ряду пуговиц на её ночной рубашке, заставляя её вздрогнуть.

Он ждёт, пока она начнёт паниковать.

Она достаточно быстро осознаёт это — даже берёт небольшую паузу, чтобы проверить, не чувствует ли она что-то вроде паники на самом деле, прислушивается к своим нервным окончаниям, но они, кажется, наконец сдались. Она задумывается о том, что успело измениться с той встречи в хижине, но когда он двумя пальцами расстёгивает нижнюю пуговицу, она совершенно об этом забывает.

— Такая ебанутая пижама, Грейнджер, — говорит он, принимаясь за следующую пуговицу.

— Ты понимаешь, что сам вообще весь в крови?

Его губы изгибаются с одной стороны — она уже призналась себе в том, что ей нравится, как это выглядит — и резким рывком распахивает её рубашку. Пуговицы разлетаются в разные стороны, она охает и прижимает руки к груди, инстинктивно пытаясь прикрыться.

— Не надо, — говорит он тихо, снова наклоняясь к ней. — не надо, — он тянет её за руки, потирается своим носом о её. Целует её один раз. Два раза. — покажи мне.

Он открывает глаза, он в нескольких дюймах от неё, и они снова смотрят друг на друга. Своим взглядом он словно бросает ей вызов, и она поражается тому, как хорошо он, кажется, знает её. Достаточно хорошо, чтобы знать, что она не может не принять вызов.

Она позволяет ему развести свои руки. Позволяет ему прижать их к кровати по бокам от её головы.

И он смотрит.

Смотрит на её обнажённую грудь, пока её щёки не начинают гореть так сильно, что ей приходится бороться с желанием снова прикрыться. Она плоская. Она знает это. Всегда знала. Фактически, сам Малфой в прошлом не раз давал ей понять это.

Она думает напомнить ему об этом, когда он говорит:

— Ёбаный в рот, посмотри на себя, — так тихо, что, возможно, он говорит это самому себе.

И он больше ничего не говорит, но она забывает о стыде, когда его язык проскальзывает между её грудями. У неё перехватывает дыхание. Он смотрит ей в глаза сквозь ресницы и корректирует свой курс, обхватывая губами её левый сосок.

Она вздыхает — резко дёрнувшись, пихает его коленом в бедро.

— Блядь, Грейнджер — охх, — шипит он, на секунду опуская голову на её грудь.

— Прости, прости, прости, — бормочет она, пытаясь сесть, но его хватка остаётся такой же крепкой, и он удерживает её на месте. Он отвлекается от боли. Усмехается, снова устраиваясь удобнее и прижимаясь к ней бёдрами. Она чувствует что-то твёрдое, и у неё снова перехватывает дыхание. Её щёки начинают гореть ещё сильнее.

— Можно подумать, никто раньше этого не делал, — бормочет Малфой, кусая её губу.

— Н-никто не делал, — выдыхает она, слишком поздно осознавая, в чём она только что призналась.

Он делает паузу. На мгновение совершенно замирает. И теперь она чувствует панику. Она распространяется со скоростью лесного пожара по её внутренностям вместе с неуверенностью и сомнением. Она чувствует неловкость. Страх.

Он отстраняется от её губ, и она решается посмотреть на него — открывает глаза, ожидая увидеть на его лице разочарование или что-то подобное.

Но выражение его лица спокойное. Серьёзное. Задумчивое. Она бы отдала что угодно, чтобы узнать, о чём он сейчас думает.

Она хочет спросить.

Но прежде чем слова успевают покинуть её горло, его рука начинает скользить вверх по её бедру. Он продолжает смотреть на неё, почти не моргая, с нечитаемым выражением лица, пока его пальцы невесомо, словно пёрышком, проходятся по передней части её сатиновых шорт.

— Как насчёт этого? — тихо спрашивает он.

Она чувствует, как дрожат её колени. Её сердце вот-вот остановится, и у неё ужасно сухо во рту.

— Что? — говорит она шёпотом, едва слышно.

Он поворачивает руку — проскальзывает пальцами по ткани между её ног, и ей оказывается очень сложно не сжать свои бёдра, такое это яркое ощущение.

— Кто-нибудь делал это? — он кусает её нижнюю губу. — С тобой?

Гермиона закрывает глаза.

— Нет, — хрипло отзывается она.

— Нет? — он усиливает давление. Осторожное, отработанное давление.

— Нет, — вздыхает она, пытаясь смириться с тем, что ей говорит её тело. Смириться с тем фактом, что она никогда ничего не хотела так сильно. Никогда не ощущала такого голода. Такого отчаянного голода.

Её бёдра приподнимаются, чтобы встретить его, без разрешения.

Это должен был быть Рон. Она должна была почувствовать это с Роном. Хотела этого с Роном.

Или с Гарри.

Или с Дином.

С Симусом, с Кормаком, с Виктором.

С кем угодно, кроме него.

— А это?

Он резко обрывает её мысли, ныряя пальцами в её шорты — проскальзывая под бельё и дальше, туда, где её ещё никогда, никогда не трогали.

— Никогда, — отвечает она, и её голос дрожит.

Его рот снова находит её ухо, нежно посасывает его, удваивая ощущения, разливающиеся по её венам.

— Только я? — его пальцы скользят вперёд-назад, ритмично, уверенно, задевая точки, о которых она никогда прежде не знала. О которых она никогда не читала. Никогда не думала.

— Только ты, — выдыхает она.

Малфой стонет, и этот звук запускает электрические разряды точно туда, где его пальцы продолжают дразнить её. Это мучительно. Этого недостаточно. Это нечестно.

— Пожалуйста, — слышит она собственный шёпот. Не может поверить, что говорит это. Не может поверить в то, что он превратил её в это за считанные минуты — а ей казалось, что она держалась уверенно.

Он смягчается. Немного. Запускает палец внутрь, но только на долю секунды, прежде чем достать его. Это заставляет её застонать — ещё одно “пожалуйста”. Она никогда не думала, что будет издавать подобные звуки.

— Я плохой выбор, — говорит Малфой ей на ухо и проскальзывает пальцем внутрь. Держит его там. — Чёрт, ты узкая. Ты реально никогда — я охуенно плохой выбор. Блядь, Грейнджер. Самый хуёвый. — говоря это, он изгибает палец, заставляя её прогнуться в спине, заставляя её мысли помутнеть.

— Мне всё равно, — шипит она, а затем отчаянно всхлипывает, когда он добавляет второй палец. — Это мой выбор. Это мой выбор. Пожалуйста.

И она неожиданно для себя тянется к пряжке его ремня. Малфой вырывает палочку из своего кармана, пока она пытается что-то сделать, и она видит, как дрожит его рука. Можно порадоваться тому, что происходящее оказывает на него такое же влияние, как и на неё.

Он накладывает противозачаточное заклинание, и пару секунд её голый живот светится розовым. Свет отражается от его глаз, когда он смотрит на неё с неуверенностью во взгляде.

— Это мой выбор, — твёрдо повторяет она, прежде чем он успевает сказать хоть что-то.

Он с тяжёлым вздохом бросает палочку на пол, зацепляет большими пальцами её пояс и срывает с неё шорты вместе с бельём — бросает их куда-то. Он так же быстро стягивает с себя рубашку и брюки, и, к её удивлению, она слишком смущена, чтобы смотреть. Не сводит взгляда с его глаз.

Малфой нависает над ней — медленно, чувственно. Какой-то частью своего мозга она осознаёт, что он хорош в этом. Наверное, практиковался. Думать об этом почти больно.

Но как только она чувствует его у своего входа, он останавливается. Касается её носа своим, прикрыв глаза.

— Как я могу тебе доверять? — шепчет он. — Как я могу быть уверенным в том, что ты не пожалеешь об этом?

Её сердце сжимается. И это чертовски тяжело, но она говорит ему правду.

— Ты не можешь.

Он выдыхает. Короткий, рассерженный выдох.