Малфой всегда бледный.

Но не настолько. Сейчас он такого же цвета, как и простыни, на которые его положили, буквально сливается с ними. Все его вены видны — он полупрозрачный — и она практически видит, как они пытаются удержать то небольшое количество крови, которое в них осталось. Но вся она — вся она — льётся ничем не сдерживаемым потоком из его левой руки, и яростно окрашивает простыни в красный цвет.

Участок кожи, на котором находится Тёмная Метка, истерзан. Изрезан, словно кусок мяса. Кровь стекает на пол с той стороны, где его рука свисает над кроватью — течёт по его предплечью к ладони и вниз, протекая между его пальцев.

Она чувствует, как у неё внутри всё сжимается. Переводит взгляд на его лицо.

И он просто смотрит. Прямо вверх, на потолок. Его глаза налились кровью — стеклянные, полуприкрытые. Удивительно равнодушные. Если бы не вся эта ситуация, он бы казался ужасно скучающим.

Он моргает. Медленно. Он в сознании.

Он в сознании.

— Мисс Грейнджер!

Резкий голос мадам Помфри действует на неё, как удар тока, и в следующее мгновение она пропитывается тёплой кровью, зажимая его руку. Она размазывает её по прикроватной тумбочке, пока роется в ней в поисках экстракта бадьяна. Мадам Помфри сместила с полдюжины слизеринцев, собравшихся вокруг них, чтобы встать в ногах кровати и поднять ноги Малфоя.

— Что случилось? — спрашивает она резко, но спокойно, как и всегда. Гермиона не представляет, как ей удаётся оставаться спокойной.

— Я — я не, я не знаю, я нашёл его в таком состоянии, — торопливо отвечает Нотт. — Должен быть какой-то несчастный случай.

Кто-то усмехается.

Это Малфой. Он говорит нерешительно, всё ещё глядя на потолок:

— Нет нужды в том, чтобы врать ради меня, приятель.

— Мистер Малфой, не разговаривайте, — настаивает Помфри.

Гермиона дрожащими руками наносит бадьян, но рана сопротивляется ему.

— Не работает, — выдыхает она, впервые услышав, как странно она звучит. Нерешительно. Расстроенно.

— Это Тёмная Магия, я сомневаюсь, что что-нибудь сработает, — огрызается мадам Помфри, и боковым зрением Гермиона видит, как она готовит жгут.

— Что вы делаете? — спрашивает Нотт, но одна из медсестёр Помфри отталкивает его назад, когда он пытается забрать его. — Вы не можете отрезать ему руку!

— Здесь ничего не поделаешь. Тёмная Метка сопротивляется лечению.

— Вы даже ничего не попробовали!

Пока они спорят, Гермиона прижимает руки к ране, пытаясь остановить поток крови.

— Что ты натворил? — шепчет она. — О чём ты думал? Что ты натворил?

И Малфой поворачивается, его голова слабо наклоняется на подушке, усталые глаза находят её.

— Теперь она выглядит лучше, не так ли? — шипит он.

Она резко выдыхает, и затем мадам Помфри отталкивает её в сторону и с помощью палочки завязывает волшебный жгут над его локтем.

— Эй! Нет! — Нотт теперь забаррикадирован уже несколькими медсёстрами.

Малфой следит взглядом за Гермионой, когда она отступает обратно в толпу; её мышцы не работают, разум вертится в каком-то бесполезном водовороте.

Мадам Помфри берёт Малфоя за запястье и направляет свою палочку туда, где собирается резать. Нотт швыряется ругательствами. Несколько других слизеринцев брезгливо отвели взгляды — другие повернулись спиной.

Помфри открывает рот, заклинание уже зависает на кончике её языка.

— Подождите!

Сначала Гермиона не понимает, что она сказала это. Но все повернулись, чтобы взглянуть на нее, и мадам Помфри вопросительно изогнула бровь.

— Мисс Грейнджер, сейчас не время для —

Она действует импульсивно.

— Нет. Подождите.

И она проталкивается обратно сквозь толпу медсестёр и учеников, чтобы встать рядом с Поппи и достать из кармана свою палочку.

— Мисс Грейнджер, у нас не очень много —

Она делает это, прежде чем её успевают остановить. Забирает руку Малфоя из рук мадам Помфри и наводит кончик своей палочки примерно на дюйм выше раны.

— Империо, — выдыхает она.

Все охают.

— Мисс Грейнджер!

Но она не сводит глаз с раны — чувствует на себе взгляд Малфоя.

— Исцеляйся, — приказывает она.

Сначала нет ничего, кроме тяжёлой тишины. Мадам Помфри ловит её за руку, утягивает в сторону.

Но когда она отступает назад, она смотрит. И все снова вздыхают, когда раны на руке Малфоя начинают неохотно сшиваться.

Уже через тридцать секунд линии Тёмной Метки снова выглядят нетронутыми, и она смотрит на них сквозь блеск засыхающей крови. Смотрит на них со всем своим постоянством.

Лицо Малфоя неподвижно, словно маска. Гермиона оцепеневает.

И в следующее мгновение Авроры уже врываются в больничное крыло.

========== Часть 20 ==========

30 ноября, 1998

Макгонагалл уверяет её, что это просто формальность.

Тем не менее, её руки замерзли и дрожат, они покрыты засохшей кровью — все её руки ниже локтей окрашены в красный цвет. И перед её блузки.

Она не знает, что овладело ею в тот момент. Какое абсурдное, неосторожное, безрассудное существо захватило контроль над её разумом и вытолкнуло заклинание Империус с её языка. О чём она думала?

Правда в том, что она не думала. Она смотрела — на него. Смотрела, как он с каждой секундой становился всё бледнее, и представляла его без одной конечности. Представляла, как он теряет ещё что-то в результате этой войны.

А потом всё, что мадам Помфри говорила о Тёмной Магии, вдруг всплыло у неё в голове. Тёмное для тёмного, светлое для светлого.

Это было вполне логично.

Но Министерство моментально отследило Непростительное, и теперь, несмотря на то, как активно Макгонагалл защищала её действия — несмотря на свидетельские показания мадам Помфри, Забини и даже чёртовой Паркинсон — её ведут через атриум Министерства с Ноттом, из всех возможных людей, в качестве её компаньона.

— Вам нужно будет сделать заявление, — объясняет сопровождающий из Министерства, — а потом на вашу палочку наложат запрет на использование магии на двадцать четыре часа.

Она не реагирует на это. Ни на что из этого.

Она не может отвлечься от мыслей об этой ужасной ране.

“Нет смысла в том, чтобы врать ради меня”, — сказал Малфой. Что означает, что это не был несчастный случай.

Ещё одна попытка самоубийства.

Это запирает её в водовороте вины, непонимания и яростного беспокойства. А если дело в хижине? В том, что она сказала, хотя не должна была?

Что если это была её вина? Опять? Опять? Опять?

— Эй, Грейнджер, — говорит Нотт, дёргая её в сторону, прежде чем она успевает врезаться в одну из стен, выложенных чёрной плиткой. — хоть немного следи, куда идешь.

Нотта отправили сюда как представителя нейтральной стороны — как кого-то, кто не будет слепо защищать её, как МакГонагалл, но и кто не презирает её, как Паркинсон, хотя на этот счёт у Гермионы есть сомнения. Его неприятие того, что происходило между ней и Малфоем, было достаточно очевидно.

Тем не менее, он здесь, чтобы говорить в её защиту, и поэтому по пути на слушание она позволяет ему при каждом удобном случае разговаривать с ней как с идиоткой.

Небольшая бесполезная часть её мозга беспокоится о том, что она, кажется, уничтожила все свои шансы устроиться на работу в Министерстве. Стать Аврором или Колдомедиком.

Ради Малфоя.

Новости слишком быстро распространяются по Хогвартсу. Опять же, ей стоит поблагодарить за это Паркинсон.

Тем не менее, возвращаясь из Министерства, она наивно надеялась на то, что ей удастся проскользнуть в свою кровать незамеченной. Поймать на себе десятки тяжелых изучающих взглядов утром, когда голова уже перестанет болеть.

Удача не на её стороне. Не была и никогда не будет.

И когда она входит в дыру за портретом и оказывается в гостиной, на неё смотрит как минимум дюжина глаз.