Ну, пока он не прячет её. Прячет за своей обычной равнодушной маской.

— Это неважно, Грейнджер.

— Это важно, — возражает она, внезапно обнаруживая, что она сделала шаг вперёд. Шаг к нему. — Я — я была неправа. Я — я просто… это было больно. — она неосознанно цепляется за своё предплечье.

Он немного наклоняет голову, так, что светлые волосы частично закрывают его глаза.

— Я не хотел сделать тебе больно, — говорит он. И это потрясающая фраза. Фраза, которую она никогда не планировала услышать из его уст.

Это удивляет её.

— Я знаю, что ты не хотел, — говорит она, её голос стал тише. Стал менее живым. Менее игривым. Возможно, действие сливочного пива заканчивается.

Наступает долгая тишина. Всё, что она слышит — это шуршание книг, устраивающихся на полках. Они не смотрят друг на друга. Вернее, демонстративно не смотрят друг на друга, но время от времени кто-то из них допускает ошибку, замешкавшись, и они ненадолго ловят взгляды друг друга.

Они играют в эту игру не меньше пяти минут.

А потом Малфой нарушает тишину.

— Пила с гриффиндорцами?

— Ммм? — пару секунд она просто не может осознать его вопрос. — О — о, ну, скорее, пила сама с собой, среди гриффиндорцев.

Он кивает.

И она просто не может держать свой рот на замке.

— Ты знаешь? Кажется, это первый раз, когда мы разговариваем дольше десяти минут и всё ещё не спорим.

И она оказывается абсолютно шокирована, когда он тихо смеётся.

— Значит, рекорд, — говорит он.

— Точно.

После еще одной короткой паузы она снова протягивает ему кружку, делая ещё пару шагов к нему. Он открывает рот, очевидно, для того, чтобы сказать что-то ещё о том, что это всё для детей, но она опережает его.

— Просто выпей. Тебе же понравился мой маггловский виски, так что выпей это.

И тут она неожиданно осознаёт, как близко она оказалась к нему. Почти так же близко, как в тот день, в уборной, но без враждебного настроения между ними кажется, что сейчас они гораздо ближе. Она держит кружку в двух вытянутых руках, и та касается своим боком его груди.

Отойди, говорит она себе.

Малфой вопросительно изгибает бровь. Она вдруг осознаёт, что у него очень красивые, аристократические брови, и они неожиданно тёмные, учитывая цвет его волос. Она наблюдает за тем, как его бровь опускается обратно, когда он немного расслабляется, и переводит взгляд на его глаза, когда он забирает кружку у неё из рук.

Отойди.

Он делает большой глоток. Она ловит себя на том, что наблюдает за его горлом, когда он глотает. А когда он возвращает ей кружку, она спрашивает:

— А ты? Почему ты не пьёшь со слизеринцами? — она отпивает немного. — я так полагаю, что вечера пятницы так же священны и в Подземельях.

— Я думаю, даже более священны, — он пожимает плечами. — но я люблю пить в одиночестве.

— Прямо сейчас ты пьёшь со мной, — замечает она.

— Хорошее замечание, — он снова забирает у неё кружку.

— Ну и что же тогда?

Он снова пожимает плечами. Отводит взгляд, когда делает второй глоток и допивает пиво.

— Меня не очень любят, Грейнджер.

Она слишком потрясена, чтобы вспомнить о том, что ей надо забрать у него кружку.

— Но — я…

Он снова приподнимает эту чёртову бровь.

— Даже в Слизерин? — проговаривает она наконец. — Но… в прошлые годы…

— Даже тогда, — говорит он. — думаю, они, скорее, боялись моего отца. Боялись его, и поэтому дружили со мной.

Она задаётся вопросом о том, почему мысль об этом заставляет её грустить. Почему она ощущает необходимость в том, чтобы —

— Я уверена, что это неправда.

— Ну, знаешь…

— Нет, я уверена, что это неправда, — настаивает она. — Ты нравился куче народу. Например, Крэ… — она замолкает. Подбирает другое имя. Пэнси. Ты нравился Пэнси.

Малфой смеётся. Густым, хриплым смехом, который она вряд ли слышала раньше.

— Пэнси нравилось моё наследство — как и достаточно высокая вероятность заключения договорного брака, по крайней мере, тогда.

— Нет, не только это, — говорит она и ставит кружку на стол позади него. — Ты красивый и умный, и я уверена, что ты нравился ей и за это тоже.

Когда она поднимает взгляд, то чувствует себя довольной своими выводами.

Пока не замечает, как он смотрит на неё, и осознаёт, что именно она сказала.

Его удивление не выглядит очевидным — он не смотрит на неё широко распахнутыми глазами, его рот не открыт нараспашку. Оно глубже. Его можно заметить в лёгкой дрожи его бровей. В мерцании его бездонных глаз. В том, как он облизывает губы — нервно обводит их языком.

Она чувствует, как румянец распространяется по её лицу со скоростью лесного пожара, и пытается как-то исправить сказанное.

— Я — я, ну, понимаешь, я имела в виду — я имела в виду, что ты привлекательный. Не — не как все, по-особенному. Не — что? Нет. Я просто имела в виду, что ты красивый, и — о боже — какого чёрта — нет. Малфой. Драко. Боже. Я — я просто имела в виду, что я всегда думала, что ты… — и, тихо пискнув, она закрывает свой рот ладонью. Останавливает этот поток сознания, чувствуя, как горят её щёки.

Какого — чёрта?

Теперь удивление Малфоя очевидно. Теперь оно написано у него на лице.

И она отводит глаза, потому что она не может смотреть на него, пялится на кружку на столе и пытается как-то прийти в себя, и милостивый боже, что это —

Она замирает. Делает медленный, глубокий вдох. Наступает долгая тишина.

И её голос низкий и озлобленный, когда она наконец выдыхает:

— Я убью его.

Это резко вырывает Малфоя из оцепенения.

— Како — кого?

Она утягивает кружку со стола — в процессе хлопает ею по своей руке, но не замечает этого. И она поднимает её к своему носу. Вдыхает.

В следующее мгновение она бросает её на пол, и та разбивается с приятным, оглушительным треском.

— Чёртов Симус! — кричит она. Она кружится по полу — перешагивает через осколки, когда от них начинает исходить характерный запах Веритасерума. — Я его…

Его рука вдруг оказывается на её запястье. Его ужасно холодная рука, и она не понимает, и в следующее мгновение он дёргает её назад. Он разворачивает её одним сильным рывком, и другая его рука, такая же холодная, вдруг касается её щеки, и все слова застревают у неё в горле, и он —

Он здесь.

Его губы на её губах. Его холодные, замёрзшие губы. На её губах. Вытягивают из них тепло. Холодные, словно лёд. Неподвижные. Просто его губы, касающиеся её губ, выжидающие.

У неё что-то не так с сердцем. Оно то практически останавливается, то снова начинает отчаянно биться. Биться слишком быстро.

Губы Малфоя на её губах. Он — он не то чтобы целует её, но он здесь. Он прямо здесь, и это не поцелуй. Не совсем, пока нет, но —

Она делает это. Вздыхает, приоткрывая рот.

И вот тогда он целует её.

Его ладони скользят вдоль края её челюсти, и он наклоняет её ближе к себе, и его губы заставляют её губы раскрыться, и — и он глотает этот вздох. Глотает его сразу с её следующим вдохом, а затем его собственное дыхание растворяется у неё на губах — дрожащее, холодное, пахнущее мятой — и его пальцы зарываются в её кудри, и его нос прижимается к её коже, сразу под скулой, в месте, которое до этого момента никогда не казалось ей особенным, и он целует её.

Что… что это такое?

Её разум затуманивается. Её пальцы дрожат, замершие на полпути к тому, чтобы остановить его. На полпути к тому, чтобы оттолкнуть его — и сделать что-то ещё. Она… она не знает. Не понимает. Не —

Ох.

Его язык скользит по краям её зубов. Делает это каким-то эротичным, удивительным образом, заставляя её сердце биться быстрее. Она чувствует как тугой узел сжимается внизу её живота, нет — ниже — и напряжение нарастает. И он издаёт этот звук. Этот тихий, мягкий, едва слышный звук — она даже не знает, как это назвать. Не вздох и не стон. Что-то посередине.

И он что-то делает с ней. Включает какой-то нервный центр, который контролирует её руки, а не голову, и она вдруг цепляется пальцами за его рубашку. Наматывает на руку его галстук. Притягивает его ближе. И она словно одновременно засыпает и просыпается.