Он всё ещё не может вернуться. Его палочка останется в хранилище Министерства; возможно, когда пройдёт достаточно времени, её вернут в поместье Малфой, но ему — нет.

Но когда она нашла его, то почувствовала, что это до ужаса неправильно. Это было совершенно нечестно — то, что он выполнял чёрную маггловкую работу, единственную, на которую мог устроиться с его ограниченными знаниями о жизни магглов. Он, со всеми его талантами. Всё его великолепие осталось в Волшебном Мире.

Поэтому она вернулась в Министерство. Рискуя оказаться арестованной, призналась, что искала его. Кингсли отнёсся к этому резко негативно, но затем она заявила, что это была полностью её вина. В конце концов, Драко никогда не просил её искать его. Скорее всего, он не хотел, чтобы она его нашла.

Она старается не думать об этом. Не всегда справляется — однажды даже призналась в этом Драко посреди ночи, когда они лежали в темноте, обнявшись. Его ответ был кратким. Бескомпромиссным.

— Не будь идиоткой, Грейнджер.

В первую встречу с Кингсли она попыталась убедить его разорвать всю эту договорённость — против воли Драко — и расплатилась за это всей посудой на той маленькой кухне в Уэльсе. Он разбил всю её на части, когда узнал об этом; он кричал о своём “собственном, блять, выборе” пока швырял миски в стены.

Они повторяли одно и то же по несколько раз, крича друг на друга ранним утром на кухне, пол которой был усеян осколками стекла.

— Я не хочу возвращаться.

— Я не хочу, чтобы ты всё потерял.

Он ответил на это какой-то шуткой. Что-то о том, что теперь никому в Волшебном Мире не придётся читать его отвратительный дневник. Но затем он замолк, прекратил смеяться и задумался.

— Что если — что если я могу помочь?

Как выяснилось, Центр Реабилитации После Травм Св. Мунго находился в полном беспорядке. Отвратительно прописанные правила. Никакой ответственности. Ужасные результаты. И, конечно, их однобокая тактика лечения оказалась совершенно бесполезной.

Благодаря небольшой поддержке со стороны Гарри, Гермиона смогла устроиться в Совет Министерства, который осуществлял надзор за этим центром. Она сразу же принялась преобразовывать его; её важнейший результат был идеей Драко.

Инициатива Совместного Восстановления.

Ему не понравилось название — “Никакой креативности”, — но он вызвался одним из первых, конечно, под псевдонимом. И теперь она будет раз в неделю привозить ему письма от пациентов, включённых в программу, и возвращаться с полезными — хоть и чрезвычайно грубыми — мудрыми советами.

Она проводит три дня в неделю в Уэльсе, а остальные — в Лондоне. Если честно, эти три дня обычно уходят на споры. О том, что, нет, он не знает о телевизионных антеннах больше неё. И нет, это не аль денте. И нет, она не позволит ему практиковаться в маггловской фотографии, снимая её обнажённой. Нет. Ни за что.

Но эти три дня иногда также проходили на том каменистом пляже перед коттеджем; она учила его шить и пользоваться MP3-плеером. Проходили за просмотром отвратительных старых маггловских ужастиков; он очень гордился тем, что сам выбрал диван, на котором они сидели. Эти три дня всё налаживалось — перекалибровывалось, восстанавливалось. Она снова вспоминала, как дышать.

Ей нельзя использовать магию в его присутствии, но она и не чувствовала потребности в этом.

Понятное дело, в Волшебном обществе всем известно, что она его нашла.

Ведьмин Досуг платил фотографам за то, чтобы они неделями ходили за ней после её первого возвращения из Уэльса, и в напрягающем количестве жёлтой прессы начали писать о том, что она выглядела больно хорошо для той, кто потерял возлюбленного. Они выпускали полностраничные статьи со сравнительным анализом — старые фотографии рядом с новыми.

Даже она признаёт потрясающую разницу между ними.

Но имя Драко по-прежнему вычеркнуто из всех записей, его местонахождение — тайна, охраняемая Нерушимыми Клятвами между несколькими избранными. Она сама, Министр, Нарцисса Малфой, Гарри и Тео.

Тео…

Так не могло продолжаться.

После работы она провела весь вечер в Дырявом Котле, рассказывая Гарри об этом, не без помощи нескольких пинт сливочного пива. Потому что как она может бросить его? Как она может двигаться дальше, зная, что у него не получается? Разве это честно? Разве это человечно?

Но Гарри — с глубиной сочувствия, не имеющей себе равных ни у кого из тех, кого она когда-либо встречала — предложил единственное, что он мог сделать. То, что он мог предложить только однажды. Что-то — возможно, то единственное — что могло вернуть Тео к жизни.

И это должно случиться сегодня.

— В Хогвартсе теперь очень осторожны насчёт того, кого и когда пускать на территорию, — сказал он. — Думаю, ты понимаешь, почему. Но я собираюсь осмотреть там всё с командой Авроров перед началом учебного года. Проверить всё на наличие потенциальных угроз. Можем сделать это тогда.

Она с трудом смогла кивнуть; слёзы застилали ей глаза.

Это было месяц назад. Месяц, который казался годом.

И сегодня 1 сентября.

— Когда он будет здесь? — Драко тянется убрать последнюю тарелку в верхнюю полку, и она ловит себя на том, что с восхищением смотрит на его длинную подвижную фигуру. Она, наверное, никогда не привыкнет видеть его таким полным жизни. Никогда не привыкнет к тому, как что-то тёплое расцветает в её груди при виде него.

— Тео должен прибыть с минуты на минуту. Насчет Гарри я не уверена.

Драко усмехается.

— Конечно, Поттер появится, когда ему заблагорассудится.

— Ты же понимаешь, что ради этого он нарушает как минимум дюжину аврорских протоколов. Он даже даст тебе пойти — думаю, ты знаешь, что это не просто нарушение, это незаконно.

— Это действительно меньшее, что он мог сделать—

— Малфой.

Он поворачивается к ней, когда слышит этот тон, отбрасывает полотенце и подходит ближе, чтобы прислониться к столу перед ней.

— Грейнджер, — отзывается он, сверкнув хитрой улыбкой, и легко щёлкает её по носу. — Расслабься, я просто пошутил.

Она шумно выдыхает, только сейчас осознавая, как сильно она нервничает.

— Что если что-то пойдёт не так?

Его палец скользит вниз на с её носа к подбородку, приподнимает его, чтобы заставить её посмотреть ему в глаза.

— Где-нибудь платят за беспокойство?

Она слабо улыбается. Он это уже спрашивал.

— Может быть, — говорит она.