— Нет… Он бредил, а потом просто уснул. Но это же некроз, да? Я уже видел такое.

— Мне кажется, это что-то другое… Слышал о дьявольском море? Хотя… ты еще слишком мал, чтобы…

— Слышал. Вы думаете он заболел… — задумался Ооноке.

— Не заболел! — брякнул по-старикански тот, — Он проклят! Мальчик, увы, не жилец.

— Проклят? Вы хотите сказать, что не можете ему помочь? — взволновался мальчик.

— Судьбою ему, видимо, было это уготовано… С рождения еще… — рассуждал вслух старик.

— Не сможете, мастер Такеяка? — настойчивее повторил он.

— Разве что вот это средство. Оно ему поможет. — мастер взял с полочки баночку с окрашенной в темно-синий этикеткой.

— Эссенция рудника? Не смешно, старик. — озлобился мальчик.

— Я могу лишь облегчить его муки. — подытожил тот.

— Могу ли я доверить его вам и отлучиться? Максимум на один день.

— Зачем мне это тело? А если он умрет раньше? Что мне прикажешь одному его закапывать, что ли?

— Я вам заплачу.

— Откуда у такого оборванца деньги?! — гудел мастер, затем успокоился, немного подумал и добавил, — Сколько?

— Одну тысячу кан. Разом. Завтра. — со всей серьезностью говорил оборванец.

Старик засмеялся, козыряя беззубой челюстью, затем сказал:

— Не верю! Бред же, тысяча кан! У тебя! Ну, бред же? — непонятно с кем продолжал разговаривать старик, глядя в другую сторону.

— Мастер. — подала голосок девочка в углу.

— А? — отозвался тот.

— Помогите им, пожалуйста. — подкупая грустными красивыми глазками, просила она.

— Но, как же… Задаром?

— Он сказал, что заплатит вам тысячу кан.

— Да нет у него таких денег, посмотри на него!

— Если нет, найдет позже, мастер. Дайте ему шанс спасти друга.

— Не спасти его, не спасти! Проклятия так просто не снимаются! — продолжал причитать старик, а девочка в то время махала Ооноке ручкой, это мол, иди, я договорюсь, не теряй времени.

Так он и сделал.

Все фонарики, что смогли найти, уже собрали. Солнце уже вовсю ласкало своим теплом работающих на плантациях людей. Город циркулировал жителями, процветала торговля, рыночные улицы были забиты. Шаогунь был центром всей экономической системы восточной империи, ее сердцем, желанным куском пирога для всякого чужого правителя.

Жители Шаогуня мало в чем нуждались, все работали и получали примерно одинаково, а цены на товары были низкие, из-за их количества. Ооноке передвигался по волнам крыш, игнорируя тем самым толпы людей внизу. Он знал человека, который мог ему помочь, знал, где ему взять столько кан.

***

Такендо никогда ничего подобного прежде не видел. Он понимал, что это сон, но он был настолько реален, что он ощущал дуновение ветра, биение своего сердца. Он стоял на выходе из горной пещеры, стоял у обрыва и смотрел на всю степную долину. Это точно были не восточные имперские земли, — слишком отличалась почва, растительность. Таких высоких гор у них тоже не было. Внизу, у подножья, пылала деревня, состоящая в основном из соломенных хат. Он видел поджигателей, видел, как несколько человек уже забирались на тропу, поднимались ближе к пещере.

Такендо вернулся в каменное логово. Оно было не особо большое, никуда не выводило, не таило в себе никаких ценностей. Посреди логова, на небольшом гладком камне, сидел неизвестный человек спиной к входу. Его волосы были связаны в короткий конский хвост, за спиной была стандартных размеров катана, которая чем-то отличалась от большинства, но чем именно, он не мог разглядеть. Ему просто так казалось. Человек сидел без движения, подобно его отцу во время ритуалов. Левая рука его, в темноте пещеры, представлялась ему какой-то странной, какой-то неправильной.

Поджигатели были все ближе, Такендо боялся, хоть он и не понимал, почему. Человек на камне немного повернул голову в сторону выхода. Такендо показалось, что он увидел его, но, похоже, просто показалось. Лицо его было странно знакомо, хоть он ничего почти и не видел. Один только глаз он видел отчетливо. Светящийся в темноте холодным синим светом глаз, обжигающий его разум. Он заставлял его уснуть здесь, в пещере, и проснуться где-то там, далеко отсюда, там, где Такендо когда-то существовал. В памяти уже почти ничего не осталось…

И чем ближе был сон, тем ближе…

***

— Мастер! Проснулся, мастер!

Мальчик лежал там же, на длинном столе. Под голову ему подложили пуховую подушку. Чернота проползла по ногам вверх, тонкими концами своими касаясь груди. Он проснулся. Открыл глаза и смотрел на красивую девочку, которая стояла, склонившись прямо над его лицом. Ему нравились ее милые и необычные красно-синие глаза.

— Проснулся?! — послышалось стариканское ворчание из соседней комнаты, — Что он там? Еще не кричит?! Может, бубнит какие-нибудь бредни?! — продолжал он, копошась, вставая с кровати.

— Нет, молчит и улыбается, мастер! — отвечала Кимико.

— Улыбается? Что за ерунда? Похоже, сошел он с ума, девочка! Не подходи к нему, Кимико, не рискуй глазками! — кряхтел старик.

— Мастер, по-моему, ему лучше…

— Как?! — встрепенулся тот, подбегая к мальчику короткими шажками.

Чернота, что до того распространялась, теперь шла на спад, быстро тускнея.

— Это сделал тот закутанный мальчик, мастер? — спросила она.

— Если это он, то я даже не знаю, не представляю, как ему это удалось… Он ушел только минут двадцать назад, не больше! Еще даже болиглав не заварился!

— Где… Ооноке? — проговорил лежащий на столе Такендо.

— Ооноке? Наверное, это этот мальчик… Он побежал куда-то, чтобы тебе помочь. — отвечала девочка.

— А где я?

— В алхимической лавке известного на всем востоке мастера Такеяки, — гения зельеварения. — гордо сказал он, а после короткой паузы в конце, добавил, — Ты мне должен тысячу кан.

***

Течение времени клонилось к вечеру. Ооноке выбрался из затягивающего Шаогуня и уже двигался по лесной чаще, срезая путь максимально опасными путями, самыми короткими. И вот, наконец, тяжело дыша, не чувствуя отбитых в кровь стоп, он добрался до цели. Священное место Кау’якл’на. Круг из стоячих продолговатых валунов, в центре которого лежал идеальный камень квадратной формы. Местные говорят, что это подарок Модсдаля — бога-кузнеца, создателя рек, океанов и каменных скал. Никто этот камень трогать не смел, а ярые блюстители веры периодически патрулировали по ближайшим лесам с целью выявить возможную для квадратного камня опасность и, с опасностью этой, расправиться. За одним из валунов находился скрытый люк, уводящий прямым спуском под землю. Там, внизу, царствовала тьма. Никакого освещения. Члены ордена “Черной руки” были обучены существовать в пустоте. Слившись с ней, они двигались подобно призракам, утратившим плоть. Им не нужны были глаза, им нужны были только инстинкты.

— Ооноке… Зачем вернулся? — прошептала пустота.

Мальчик сразу припал лбом к холодному полу и ответил:

— Сёкан Гретт, сыну Сёкана Кенрюсая нужна помощь. Он проклят, умирает.

— Сын Кенрюсая проклят? Почему я должен спасать его? Кенрюсай мертв, Ооноке, твой долг перед ним более не имеет силы. Его сын более не имеет для тебя значения.

— Но, Сёкан Гретт, он…

— Ты забылся, Сотё Ооноке? — жестко подавил голосок того.

— Нет, я верен ордену, Сёкан Гретт…

— Мальчишка более не твоя забота. Я рад, что ты пришел сам. Я был готов отправлять за тобой твоего Икана.

— Вы уверены, что он мертв? — переводил тему тот.

— Да. Наши Рикуси видели, как сжигали его тело.

— Кто его убил?

— “Белая гарда”… Один из них. Когда до наших ушей долетит его имя — он умрет, как и гласит кодекс. Ты будешь готов наказать убийцу своего бывшего Сёкана? — угрожающим голосом возвышал себя Грэтт.