— Возможно. — коротко кивнул тот.
— Я не могу потерять отца, Ооноке. — серьезно сказал Такендо.
— Он плохо тебя учил?
— Ну и что мне делать? Давай, скажи мне!
— Нам нужно спрятаться. Тебе нужно тренироваться. Ты был в крылатом саду?
— Был…
— Там нас не будут искать, пойдем. Там что-нибудь придумаем.
***
Весь день его терзало дурное предчувствие. Он списывал это на удаление от сына. Чувство родителя. Желание защитить свое дитя. Ближе к полудню, они добрались до развернутого перед фортом лагеря Тосая. Шел сильный снегопад, заставляя патрульных работать лопатами, расчищая тропинки, создавая дороги и подходы к палаткам.
— Тосай, я привел подкрепление по приказу императора! — сказал выходящий вперед Гатоцке.
Следом за ним выходил Кенрюсай, а за ним еще целая колонна всадников.
— Зайдем в мой шатер. Нет нужды мерзнуть под снегом. — говорил полководец.
Высокий, в прочных висячих доспехах, с двусторонней алебардой за спиной, он был похож на могучего великана из северных легенд. Волосы его тонким слоем покрывали голову. Усы были выбриты, и только густые бакенбарды и длинная борода, связанная в пучок, украшали его лицо, которое портил лишь некрасивый изогнутый нос.
Посередине округлого шатра стоял переносной камин с установленной на него медной трубой для отведения дыма. Внутри было очень тепло и уютно. Здесь собрались все приближенные к Тосаю воины, отобранные стратеги. Они собрались за столом с развернутой тактической картой, где все силы были расставлены вокруг Шенхайского форта, цепочкой оттягиваясь к северной лощине.
— Что думаешь, Кенрюсай? Хорош план?
— Вы хотите сокрушить их на подступах к форту, а затем гнать их до лощины, не оставляя никого в живых?
— Все правильно понял, самурай.
— Зачем вам именно я? Император не удосужился уточнить?
Гатоцке бросил на того предупреждающий взгляд.
— Откровенно говоря, Кантетсо здесь ни при чем.
Теперь Гатоцке бросал взгляд на Тосая.
— Значит, это ты меня вызвал?
— Да, я. Нам действительно нужно помощь лучших, чтобы задавить наступление в самом его начале. Они будут здесь уже через два дня. Мы отдадим им все прилегающие деревни и хутора. Встретим их здесь.
— Я могу сейчас же развернуться и отправиться домой, Тосай.
— Можешь. Но тогда я приложу все свои усилия и использую все связи, чтобы тебя объявили имперским предателем, который бросил своих товарищей на погибель. Нужно ли твоему сыну такое будущее?
— Что-то вы все слишком переживаете за мою семью. Моя кровь — не ваша забота. — грубо ответил Кенрюсай.
— Как скажешь, самурай. Исходя из сказанного мной, что же ты решил?
— Я останусь… — нехотя сказал он.
***
И снова луна готовилась открыть себя восточной империи. Ооноке и Такендо прятались в оборудованной под жилище пещерке, прикрытой валуном чистого белого цвета, словно не от мира сего. Они притащили сюда столько еды, сколько могли унести за раз. В принципе, того, что у них было, хватило бы на месяц.
Ооноке сидел на лежаке и смотрел на задумчивого сына своего Сёкана.
— Говори, не молчи. Будет легче, если выпустишь мысли наружу.
— Думаешь, мой отец уже умер? — грустным голосом спрашивал мальчик.
— Да. Несмотря на то, что он Сёкан, шансов нет.
— Ну спасибо!
— Я говорю честно. Не хочу врать другу.
— Другу? Ты считаешь меня другом? — взбодрился тот.
Ооноке коротко кивнул.
— Ооноке, я… я хотел убить тебя.
— Я заметил. — Такендо понял, что тот улыбается, даже не смотря на маску.
— Нет, ты не понял. Я хотел отравить чай, подсыпав туда лепестки утопленца.
— Разбираешь в алхимии? Хорошо это. — после короткой паузы, добавил Ооноке.
— Ты меня не понял? Я хотел убить тебя! Всерьез убить, отравить и прирезать тебя, пока ты лежал бы и задыхался!
Ооноке лишь улыбнулся еще шире. В его глазках виднелась неприкрытая радость.
— Тогда я благодарен тебе, что еще жив, Такендо. — случайно прикусив неудачно упавший громоздкий язык, сказал он.
У Такендо проступили слезы, и он сразу отвел лицо, в надежде, что Ооноке того не заметил. Дабы не показать секундной слабости, он сразу, шмыгнув пред тем носом, сказал:
— Пойдем, покажу, как отец учил меня самурайскому шагу!
Тот коротко кивнул и последовал за ним наружу.
***
Наутро снегопад стал еще сильнее. Казалось, северные шаманы специально колдовали, дабы похоронить врага, которого уже заметили их вороны, под снежным килем. Патрульные сменялись и чистили снег, сменялись и снова чистили. Остальные сидели в шатрах и палатках и ждали столкновения. Отдыхали и готовились. Запасались снадобьями, принимали лекарства от простуды, ведь многие в лагере стали заболевать. Кашель и слабость валили с ног одного за другим. Один Кенрюсай сидел без движения на морозе, окутанный снегом, и медитировал. Он слушал, что несет в себе ветер, слушал, о чем шепчут деревья, слушал, чего тревожились птицы. Холод его не брал. Энергия его тела согревала изнутри. Картина впечатлила имперских воинов и самого Тосая, который периодически посматривал на самурая из своего уютного шатра.
Через час к нему отослали одного воина спросить у того, как самочувствие.
— Э, самурай! Ты там не издохнешь случайно?
— Они идут.
— Чего? — не понял тот.
— Они будут здесь минут через пять-десять.
— Что за шутки?
— Иди, передай полководцу. Быстро. — спокойно бурчал Кенрюсай.
Воин со всех ног понесся по расчищенной дорожке к Тосаю в шатер.
— Этот безумец говорит, что через десять минут они будут уже здесь!
— Но по нашим подсчетам они должны подойти не ранее, чем завтра к обеду. Это было еще без учета снегопада… — уверял Гатоцке.
— Приготовить всех к бою. — не думая, молвил полководец.
Зазвучали тревожные колокола. Воины выскакивали из укрытий в полном обмундировании, недоумевая, что творится.
Снегопад не утихал.
— Кенрюсай, надеюсь, ты не ошибся, иначе оплошность твоя будет тебе дорого стоить. — раздраженно говорил ему Тосай, стоящий по правую руку.
— Слушай. Не говори. Просто слушай. Твои воины встали в ряд вдоль природного рва. Их там накроют. Они приближаются западнее, чем вы планировали.
— Что?! Да как ты… Откуда тебе… Черт! Посыльного ко мне!
К полководцу подбежали двое ближайших в облегченных доспехах.
— Перестроиться на подход с северной лощины! Передайте, быстрее передайте! — во всю глотку кричал тот.
— Не успеть.
— Успеем! — отрицал полководец.
— Слушай. Не говори. Просто слушай. — с последними словами самурая донеслись пушечные залпы.
Сразу их не заметили, ибо пушки были смастерены из окрашенного в белый металл. Они идеально сливались со снегом и открылись виду имперских только по открытию огня.
Разрывные ядра при столкновении с твердым препятствием разрывались шипами во все стороны и, пробивая броню, впивались в плоть.
Первый залп с неожиданной стороны унес жизни не меньше полсотни воинов. Бреши в строю сразу были заполнены. Повернутые в другую сторону пушки примерзли, по сему их не получалось развернуть сразу. Союзный залп задержался, воины были растеряны, но команды полководца приводили их в чувство.