Вот еще один пал. И еще. Остался демон один на один с наложившим в штаны взрослым. С виду ему было около тридцати-тридцати пяти.
Сколько битв, сколько поединков уже было у него на счету? Скольких он успел одолеть, чтобы сейчас встретиться с маленьким десятилетним пацаном? Он не был готов мириться с тем, что его может одолеть какой-то молокосос, который шесть лет назад еще и говорить толком не умел. Когда он гнал разбойные рейды от самой границы до западных хуторов, пацан только первый раз взял в свои руки настоящее оружие.
— Зачем ты все это сделал?! Ты наемный убийца, что ли?! Кто ты вообще такой?! — взорвался истерикой воин.
— Мне просто надо пройти к северной лощине… — с безразличным лицом, по которому стекали капли чужой крови, отвечал мальчик.
— И все?! Все?! Ты не мог просто сказать, чтобы тебя пропустили, чудовище?! Маленький дьявол! Черная смерть! Безумный… — на этом список оборвался.
Пацан ловко перекатился и вошел лезвием тому в грудь. Дозорный плюнул кровью прямо на Такендо. Мальчик отпустил оружие, и тот рухнул вместе с ним на землю, а через несколько секунд испустил последний вздох.
Такендо стоял посреди пылающего лагеря, усеянного трупами, весь в крови. Он слышал удары копыт. Скорее всего, это было пограничное подкрепление. Такое пожарище в ночи было сложно пропустить. Не медля, схватил заранее сохраненный вечерний паёк и побежал прочь, не найдя рядом лошадей. Прочь по мостовой. Прямо на север.
К вечеру следующего дня Такендо был на месте. Ему повезло наткнуться на коня, который ускакал в направлении лощины во время пожара. Если бы не он, Такендо пришлось двигаться без остановки еще дня три, что было, конечно, нереально для него.
Поле битвы было обозначено красными флажками, установленными своим основанием на полметра в землю. Целая куча обугленного мяса была разделена на десятки частей. В одной из них были остатки Кенрюсая. Такендо еще немного побродил от одной к другой, всматриваясь в почерневшие лица, похожие больше на фарш.
Снега стало гораздо меньше. Хоть здесь и было морозно, в течении дня он таял, а ночью создавал новые скользкие ловушки. В восточных краях не было принято оставаться на местах массовых смертей с восходом луны в первые месяцы после события. Люди верили, что жрецы, посланники подземных богов, не успевали собрать все души, что бродили по таким местам бесцельно, ожидая, когда же их заберут. Считалось, что они могли прихватить с собой лишнюю душу, если мешать им выполнять свою роль, отягощая их работу своим присутствием.
— Отец, надеюсь, ты на меня не злишься. Я забрал жизни стольких людей, чтобы быть ближе к тебе… Может, я опоздал? Может, посланники уже забрали твою душу в колыбель? Знаешь, сначала, после ухода ярости, мне хотелось рыдать, что я иногда и делал. Я был опустошен. Когда я перебрался через мостовую, я уже был не уверен, что это вообще стоило того. Но сейчас, знаешь, пришли не ярость, не злость, пришло понимание, что по-другому в этом мире ничего не получается… Хочешь добиться того, что тебе нужно, — будь готов делать грязные вещи. А убивать не сложно… Я могу, мне не сложно, отец… — говорил Такендо со слезами на глазах, краснея.
Ощущая, как что-то кольнуло его в ускоренно бьющееся сердце, он упал на колени, не чувствуя рук. Нарастающая боль и чернота, расползающаяся от ладоней, вызывали у него чувство дежавю. Только теперь он не терял сознание. Он мог терпеть и гнать сон прочь. В глазах темнело, будто чернота расползалась еще и на зрачки. Руки обвисли, — он не мог шевелиться. Белые, мутные фигуры людей бродили всюду, всматривались в тела и всякий раз расстраивались. Затем, со стороны приграничного лагеря появились еще с тридцать таких же фигур. Они не смотрела на тела. Они шли к обездвиженному Такендо. Мальчишка хоть и был лишен чувств, сейчас ощущал что-то вроде страха. Странная, необычная атмосфера, давящая на голову. Некоторые фигуры прямо на ходу растворялись. К Такендо из тридцати добрались только пять. При непосредственной близости одна из них приобрела детализированные элементы. Это был старший пограничник. Он смотрел ему в глаза, и все пространство вокруг постепенно расплывалось. Такендо видел только его и больше никого. Пустое серое пространство, лишенное любой формы энергии.
— Я ничего не чувствую… — прошептал ему мальчик.
Фигура склонила голову, и от нее повеяло тоской и печалью. Рядом с ней появились три самых настоящих человека. Взрослая женщина, маленькая девочка и совершеннолетний юноша. Такендо сразу понял, что это его семья.
Теперь он что-то почувствовал. В его голове родился небольшой лучик понимания. Пограничник был не просто человеком, которого ему было не жалко убивать. У этого человека была семья, которая его любит и ждет. До сих пор ждет, как он ждал когда-то своего отца во время последней мятежной войны.
Он дождался, а вот им не суждено. Их жизнь может быть разрушена так же, как и старшего стража границы. И это только один человек, а он тогда решил судьбу еще двадцати, не меньше. Они даже ничего ему не сделали. Такендо, избалованное дитя, которое подумало, что страдает больше других, решило, что оно достойнее других и заслуживает большего. Фигура умоляла на коленях, просила второй шанс, но никто не был в силах дать ей то, чего она хотела. Она стала растворятся, как и вся серая картинка вокруг. И вот, мальчик уже лежал на замерзшей земле, чувства его вернулись и чернота, захватывающая его тело, стала отступать. Он неуверенно встал на ноги, все еще думая, что это сон. Вскоре мальчик осознал обратное. Ему предстояло многое переосмыслить. В его голове копошилась туча вопросов.
— Как я мог?
Такендо вновь смотрел на большую полную луну, предвестницу беды. Этой ночью, похоже, будет идти снег.
— Прости меня, отец. — сказал он, высоко задрав голову.
Его тело уже во всю дрожало от переохлаждения.
— Я научусь держать катану… И самурайскому шагу тоже… научусь. А когда придет время посмотреть богам в лицо, — я буду готов, отец. Я пролечу через ворота рая бабочкой, не монстром.
========== IV То, что не войдет в историю ==========
Война поглотила восточную империю. Через год после смерти Сёкана Кенрюсая всем явил себя Кантетшо, изуродованный магией, проклятый богами, как его называли.
Кантетсо был немало удивлен. Он был готов пустить все свои силы и военные технологии, созданные Каттаем, дабы подавить новое восстание.
К сожалению императора, магия на стороне его брата оказалась сильнее огнедышащих орудий. Медленно, но верно Кантетсо терпел поражение. Терял одну позицию за другой.
Когда пал Шенхай, император дал указ собрать все оставшиеся силы у Шаогуня и направить их на защиту цветущей крепости-обители.
Переломным моментом послужило предательство Каттая. Мастер-кузнец отвернулся от императора, захватив с собой Кейпудт и Сайлехкон, отрезав окончательно пути Кантетсо к возможному отступлению, он взял его в полное окружение. Силы восставшего из мертвых брата были готовы сожрать Шаогунь, разбирая его по камушку.
Все время, что Каттай провел на службе у Кантетсо, он передавал проекты оружия ордену “Белой гарды”.
Металлические демоны имелись у обеих сторон. Когда император запросил помощь у “Черной руки”, — получил отказ, оправдывающий себя тем, что боги, видите ли, велели Ками ордена полностью выйти из участия в политических играх. Ему пришло видение, мол, орден будет уничтожен, если они не сменят путь, которому уже столько лет следуют.
Император остался один. Голод и экономический спад сильно ударили по отрезанному Шаогуню, подорвав силы сопротивления.
