— Как тебя, говоришь, зовут, пацан? — говорил здоровый усатый вояка.
— Сайваки. Я голоден и ужасно устал, помогите мне, пожалуйста. Я готов работать и помогать вам во всем.
— Работать, говоришь? Расскажи мне сначала подробнее, как ты здесь очутился. Пойдем, дам тебе хлеба и воды. — поманил его тот, и Сайваки, не мешкая, согласился.
Через полчаса расспросов он был уже более менее сыт и напоен. Одежду его постирали и вывесили сушиться у костра.
— Тяжелая у тебя доля, Сайваки… — поглаживая усы, велся на россказни пограничник, — Я помогу тебе, накормлю, дам жилище. Но ты будешь работать. Носить-подносить, поработаешь на кухне, прачкой и уборщиком. Вся такая мелочь, с которой справится каждый. Потом, как продвинется новый обоз, я отправлю тебя с ними на западный пост, а оттуда тебя уже доставят прямой дорогой в Шаогунь, город Кессэй. Идет? — протягивая свою пятерню, говорил вояка.
— Идет. — не медля, соглашался тот, пожимая руку.
Прошел день в лагере. Такендо все искал способ пробежать глубже на север, но дозор вели на совесть. На такой местности проскользнуть не выйдет, начнется погоня и его обязательно поймают. За день ему пришлось сделать столько работы, что даже его натренированное тело ныло и стонало от неприятной боли в мышцах. Он получил свой вечерний паек и плюхнулся спать, как убитый.
На следующий день ливень был сильнее, и Такендо думал, что теперь он точно сможет проскользнуть, но нет. Дозорные так же бдительно несли службу, а ему самому давали задания, при выполнении которых он всегда был на виду. Так день и пролетел, весь в работе, он встретил кровать с радостью.
С самого утра, подметая полы, Такендо понял, что день будет ясный. Ни одного облачка и намека на дождик. Он больше не мог тратить свое время на всю эту ерунду. Во время обеденного пайка он забрался на сторожевую вышку и уселся на опалубке, прямо под позицией дозорного. Он смотрел на открытую мостовую и думал, вспоминая слова отца.
— “Боги накажут тебя за слабость”. — засело у него в голове. — “А затем накажут и меня, за то, что пустил тебя к их воротам”.
— Нельзя быть слабым… Я прогневаю богов. — думал он.
— “Что нужно, чтобы сражаться?”.
— Достойная цель… Чего я хочу? Почтить отца, посмотреть своими глазами на место его гибели. Узнать правду. Отомстить… Достойная цель? Кто должен судить, достойная она или нет, а, отец?! Крепкая вера? Во что вера? В богов?! Я буду верить, крепко верить, что моя цель достойная, отец! Надеюсь, этого тебе будет достаточно!
— Ты чего там разорался, дурак?! — крича, спрашивал пограничный.
Такендо умолк и ничего не отвечал, продолжая смотреть на мостовую, не шевелясь. Она манила его, своей простотой сводила с ума от невозможности до нее добраться.
— Слезай давай, там нужно нижнее белье хорошенько отстирать, пацан! Слышишь меня? — раздражаясь из-за отсутствия у того реакции, кричал воин, бросая в того маленький камушек.
— Да. Уже выполняю.
Мальчик спрыгнул с вышки и направился в палатку, собирать белье.
Ближе к ночи Такендо подкрался к спящему полевому повару, вместе с которым работал весь день. Ухватив с кухни ножи для чистки картошки, зажав одной рукой его рот, провел им по горлу несколько раз туда-сюда, для достижения желаемого эффекта. Подождал, пока он перестанет брыкаться, захватив его ногами, отпустил и пошел к выходу.
Луна смотрела на него и освещала путь. На выходе из палатки стоял один пограничный.
— Дядя, помогите, тут человеку плохо!
— Что случилось? — повернулся тот и вошел в палатку.
Через минуту Такендо продолжил кровавый путь от палатки к палатке, убивая всех спящих и бодрствующих одиночек. Большое оружие он не брал, чтобы не заподозрили дурного дозорные. Постоянно прихватывал с собой разные ящики с пайками, материалами или инструментом, чтобы не возникало вопросов, чего он шатается под открытым небом в такое время.
Уже через двадцать минут в живых остались одни дозорные и старший пограничник в личной палатке. Семь человек. Дозорные должны были меняться уже через полчаса. Действовать нужно немедля. В голове его стояли собственные, когда-то брошенные на воздух, слова:
— “Я могу убивать, отец! Я не вижу в этом ничего сложного!”. — и действительно, — он ничего не чувствовал.
Он забрал уже с двадцатку жизней, и в нем ничего не поменялось, как предупреждал когда-то отец.
— Похоже, я прирожденный убийца. Настоящий монстр. — думал Такендо.
Он уже был перед личной палаткой старшего. Тот еще не спал, горел внутри ламповый свет, тени шевелились. Одежда его, как не крути, уже вся была в каплях свежей крови. Когда он попадется ему на глаза — тот сразу все поймет, это точно.
— Чего ты там все ходишь? — позвал того дозорный, — Негоже детей в такой труд вгонять, я поговорю со старшим… В чем ты весь там замарался? — всматривался тот.
— Меня попросили отнести масляную лампу к старшему. Не подскажете, где ее взять?
— Да-к зайди в любую палату да возьми! Скажи, для кого, и тебе не посмеют перечить.
— Спасибо! — он в быстром темпе вошел в палатку, из которой только вышел, взял лампу и, разбив ее о камень, бросил на полотно личного шатра старшего. Он вспыхнул, как чучело жар-птицы. Пограничник тут же выскочил, дозорные среагировали моментально.
— Ты чего наделал, малой? Какого черта ты весь в крови?! — орал старший.
Тот взял неудобный и тяжелый для него меч, и был готов сражаться так, как учил его отец.
— Мне просто нужно пройти дальше, на север. — угрюмо сказал мальчик, глядя, как языки пламени перебирались на соседние палатки.
— Да за то, что ты сделал, я лично казню тебя! — вынимая меч из ножен, говорил старший.
Дозорные уже готовились стрелять, далекие стягивались к месту пожарища.
Старший провернул меч над головой и был готов снести мальчишке половину туловища, но не тут то было. К его удивлению, противник был очень ловкий и обученный. Он не показывал своих умений, но теперь, глядя, как он двигался, можно было сразу сказать, что это чудовище, которое будет трудно одолеть. Когда он это понял, пацан уже поднес конец лезвия к его горлу. Старший был не промах и быстро увернулся, готовясь к следующему удару. Дозорный выпустил в Такендо стрелу, что и стало точкой для пограничника в позолоченной кольчуге. Тот отразил ее настолько удачно, что та, разлетевшись надвое, направилась в сторону старшего, полоснув наконечником ему по шее. Тот выронил меч, а пацан, не ожидая удачи, не сразу отреагировал, помедлил и при новом залпе уже нескольких стрелков решил отступить, укрывшись за пылающей палаткой. Один стрелок подбежал к захлебывающемуся кровью и пытался ему помочь, зажимая руками ранение.
— Держись! — говорил тот старшему.
Остальные старались взять его в окружение и, разбегаясь по лагерю так, чтобы выйти на него со всех сторон, готовили новую стрелу, вынимая ее из колчана. Подходить к этому монстру никто не хотел. Такендо бросил тяжелый меч, выскочил на стрелка рядом со старшим, и остальные пустили свои стрелы. Трое просто промахнулись, от двух мальчик уклонился одновременно, а последняя чиркнула его по лицу, оставив после себя короткую царапину под глазом. Он не остановился, бросился на стрелка и ткнул его ножиком в глаз. Тот попытался отмахнуться и отбиться от него, но не мог даже дотронуться. Мальчик словно змея обвивал воина и тыкал ножиком по всем местам, по каким мог достать. Остальные решили оставить луки и задавить пацана числом, и побежали на помощь уже умирающему дозорному. Такендо видел перед собой только кровь и мясо. Он вошел в раж, чувствовал тот адреналин, который заставлял его превращаться в зверя. Молодой дракон, что еще только учился дышать огнем. Пацан снова поднял один из однотипных неудобных прямых мечей и постарался встать в начальную стойку “Щино фуефуки дансу”. Техника свистящего танца смерти. Но сразу понял, что с таким оружием он не сможет провернуть ни одну технику. Решил отвести меч в бок и опустил его вниз, острием касаясь земли. Дозорные приближались плюс-минус вместе, однако один выбился немного вперед. Он и пал первым от быстрого ухода влево с последующим рассечением, в результате которого тот познакомил всех с содержимым своего брюха. Остальные слегка дрогнули, но, все же, напали на мальчика. Все вместе. Мальчишка держал удары всех четверых, ловко отражая атаку за атакой, он умудрялся атаковать в ответ, что они все поняли, когда тот, контратакуя, отделил одному из них голень от колена. Они его боялись, и он это видел. Видел страх, панику в их глазах и неуверенных действиях. Он видел их отвращение и презрение. Они видели в нем демона, вселившегося в тихого мальчика и управляющего его маленьким тельцем в своих безумных кровожадных целях. Чем больше времени проходило, тем сильнее ужас брал верх над их мыслями, что только приближало к поражению.
