Служба в королевской семье предполагала строгую конфиденциальность, поэтому Елизавета и ее родители были неприятно поражены, когда в начале 1949 года Крофи решила выпустить мемуары о своей работе при дворе. И хотя картину она нарисовала достаточно радужную (не греша против достоверности), доверие королевской семьи бывшая няня предала. С ней оборвали все связи, и ее имя стало нарицательным для всех подобных предательских поступков – которых будет еще немало.
Филипп не собирался оставлять военно-морскую карьеру, поэтому уже более года учился в Военно-морском колледже в Гринвиче, куда ему приходилось уезжать по будням вечерами. Елизавета, как молодая мать, выполняла королевские обязанности в меньшем объеме, но время от времени ей приходилось выступать с речами. Одна из них, произнесенная на собрании Союза матерей осенью 1949 года, вызвала небывалую волну критики от сторонников модернизации семейного кодекса, поскольку Елизавета заклеймила развод как “одно из величайших зол современного общества” (20). Речь, как обычно, была написана придворными, однако отражала преобладающее в королевской семье представление, что семью необходимо сохранять в любой ситуации. И все же подобная резкость была не свойственна принцессе, склонной к более обтекаемым высказываниям.
В октябре 1949 года Филипп вернулся в действующую армию и был назначен старшим помощником капитана эсминца “Чекерс”, приписанного к маленькому островному государству Мальта в Средиземном море, которое с 1814 года входило в Британскую империю и служило крупной перевалочной базой и форпостом Средиземноморского флота. Для жены морского офицера такое назначение не было неожиданностью. По свидетельству Джона Дина, королевскую пару “предупреждали, что условия там [на Мальте] не подходят для юного наследника” (21). Елизавета могла остаться с сыном в Лондоне, однако решила последовать за супругом. Она сама привыкла в детстве к долгим отлучкам родителей, поэтому готовность оторваться от Чарльза не вызвала удивления. Ребенок оставался на попечении опытных нянек, не говоря уже о бабушке с дедом, которым не терпелось повозиться с внуком. Елизавета надолго отбывала на Мальту, в перерывах возвращаясь в Кларенс-Хаус.
Она уехала через неделю после первого дня рождения Чарльза, как раз успевая воссоединиться с Филиппом на вторую годовщину свадьбы. Первое время она исполняла свои обязанности (22) предполагаемой престолонаследницы, посещая исторические достопримечательности, появляясь на промышленной выставке и в больнице, инспектируя корабли и открывая мемориальную доску, увековечивающую героизм мальтийцев во Второй мировой.
В остальном, если не считать этого минимума королевских обязанностей, Елизавета пользовалась непривычной свободой и анонимностью. “Мне кажется, счастливее всего она была там, на Мальте, простой женой моряка, – говорит Маргарет Роудз. – Ей еще никогда не удавалось настолько приблизиться к обычной жизни” (23). Она общалась с другими офицерскими женами, ходила в парикмахерскую, вела беседы за чаем, носила в кошельке и тратила собственные деньги – хотя продавцы замечали, “что ей непривычно рассчитываться” (24). Тем не менее августейшая чета жила (25) на порядок лучше остальных, на вилле Гуардаманджа графа Маунтбеттена – в просторном здании из песчаника, врезанном в холм с узкой дорогой, романтическими террасами, апельсиновыми деревьями и садами. Дики Маунтбеттен командовал Первой крейсерской эскадрой, и его жена Эдвина сопровождала Елизавету в первом перелете на Мальту.
Рождество 1949 года Филипп и Елизавета встретили на острове, а их сын в это время оставался с бабушкой и дедом в Сандрингеме. В конце декабря, когда “Чекерс” вышел в рейс в Красное море, принцесса улетела обратно в Англию. Первые несколько дней она провела в Лондоне, заехав на скачки в Херст-парке посмотреть, как побеждает в стипль-чезе ее Монавин, и только потом, после пятинедельной разлуки, встретилась с Чарльзом в Норфолке.
Когда Филипп вернулся с маневров, Елизавета снова отправилась к нему на Мальту в конце марта 1950 года. Их ждали полтора месяца идиллии. Елизавета отпустила шофера (26) и сама водила свой “даймлер-салон”, подаренный отцом на восемнадцатилетие. Иногда, чтобы привлекать еще меньше внимания, они колесили по острову на “хилмане-минкс” Филиппа.
К вящей радости дяди Дики обе супружеские пары проводили много времени вместе, исследуя на лодке островные бухточки, загорая и устраивая пикники. Они поздравляли младшую дочь (27) Маунтбеттенов Памелу, выигравшую скачки в конном клубе, а по вечерам ездили ужинать и танцевать в отель “Фениция”.
За эти недели Елизавета сблизилась с дядей, который занимал такое значимое место в жизни ее мужа. Дики выделил ей пони для поло и сам ездил с ней верхом, заставляя оттачивать навыки боковой езды, которую она, по воспоминаниям Памелы Маунтбеттен, “ненавидела, потому что теряла связь с конем. При боковой посадке она чувствовала себя скованной, поэтому предпочитала ездить как обычно” (28). Однако отчасти благодаря настойчивости дяди Дики “выработала отличную боковую посадку”.
Также с подачи Дики Филипп занялся поло – “очень скоростной, опасной (29), адреналиновой игрой, которая обязательно должна была понравиться племяннику. Однако именно Елизавета со свойственной ей проницательностью помогла правильно воздействовать на мужа: “Не уговаривайте. Не давите. Не подталкивайте его. Дайте увлечься самому” (30). Как только Филипп из зрителя сделался участником, жена запечатлела его игру на новую кинокамеру, с которой началось ее пожизненное увлечение съемками.
9 мая она вылетела обратно в Лондон, готовая, несмотря на шестой месяц беременности, частично вернуться к обязанностям члена королевской семьи. Джок Колвилл возобновил службу в дипломатическом корпусе и покинул двор, уступив должность личного секретаря Елизаветы тридцатишестилетнему Мартину Чартерису, которого принцесса покорила (31) с первой же встречи.
“Старый итонец”, проходивший военную подготовку в Сандхерсте и дослужившийся до подполковника в армии, Чартерис был младшим братом 12-го графа Уимиззского, представителя одного из самых именитых шотландских родов. Он вносил свежую ноту непринужденности, в свободное время занимался скульптурой и имел старомодную привычку нюхать табак, которым делился с дамами, теряющими силы во время изнурительных официальных выездов. Женат он был на дочери виконта Марджессона, бывшего главного парламентского организатора от Консервативной партии и военного министра при Черчилле. Интеллигентный, порядочный, эрудированный и лишенный снобизма, Чартерис более четверти века служил для Елизаветы мудрой и надежной опорой. Даже на девятом десятке глаза его радостно светились при возможности поговорить о ней.
Колвилл так и не смог поладить с Филиппом, писал, что герцог отпускает слишком “вульгарные” (32) реплики и слишком “фамильярничает” с принцессой. Мартин Чартерис с его мягким юмором и непринужденностью вносил меньше разлада. Помогая Елизавете лучше разобраться в общественной жизни, он договорился, чтобы с июня 1950 года она получала меморандумы и протоколы заседаний кабинета, а также ежедневные отчеты с парламентских слушаний и документы Министерства иностранных дел.
15 августа 1950 года в 11 часов 50 минут утра Елизавета родила второго ребенка – Анну Елизавету Алису Луизу. Филипп вернулся в Лондон двумя с лишним неделями ранее, чтобы заново познакомиться со своим почти двухлетним сыном после года разлуки. Однако в начале сентября он получил назначение на фрегат “Мэгпай” – и повышение в звании до капитан-лейтенанта, так что ему пришлось отбыть обратно на Мальту. Анну, как и Чарльза, Елизавета кормила грудью несколько месяцев. Отпраздновав второй день рождения сына, она вскоре последовала на Мальту за мужем. И снова семья встречала Рождество порознь, отец с матерью отдельно от детей, оставленных в Сандрингеме на попечение бесконечно любящих бабушки и деда. Королева Елизавета регулярно писала дочери, рассказывая, как Чарльз “восторженно обнимает себя за плечи” (33), а Анна “такая милашка, аккуратная и очень женственная <…> Все их безумно любят, и они несказанно нас радуют”.
