Хорошо помню, как по утрам усердно сворачивал одеяло кольцом, представляя его уютным гнездом, домиком, в котором бы ты мог лежать и лежать калачиком, совершенно не желая выходить в этот счастливый мир. Ребёнку нужна крепость от утреннего вторжения.

Бывало, проснёшься раньше времени и ждёшь, что вот сейчас за тобой придут. 1937 год. Ждёшь и боишься. Какой же радостью оказывалось, что сегодня воскресенье и все экзекуции откладываются до времени.

Потом наступали будни, и от тебя уже требовали иного: вставай, умывайся, чисть зубы, завтракай, одевайся, мы спешим.

И вот ты уже летишь вместе с опаздывающими взрослыми на автобусную остановку, садишься в подошедший служебный транспорт, водитель которого разрешает забираться за ограничительный поручень, которым фиксируется одна из половинок передней двери.

И так каждое утро. Ты приезжаешь в детский сад, о котором, кроме волшебного супа с сухариками и свежим луком, состриженным с самодельной клумбы на подоконнике, ничего хорошего и не вспоминается.

Все потому, что тебе приходилось постоянно в виде наказания сидеть рядом с воспитательницей, не желавшей нести ответственность за буйных малышей. Так мы и сидели перед всей группой втроём: она, я и ещё один соучастник, на котором, как и на мне, было поставлено клеймо хулигана.

Кстати, вторая часть «марлезонского балета» продолжалась уже в начальной школе. Тебя официально заставили завести второй дневник, в котором по итогам дня учительница выставляла оценку за поведение, на основе которой дома выносили приговор. Естественно, не в твою пользу.

Но кто был виноват? Тебя научили читать до школы. Помимо этого отдали в нулевой класс, где умения закрепили, а потом уже бросили в класс первый, где, как оказалось, читать умели несколько человек.

И вот, пока твои одноклассники ломали язык о слоги, ты пытался беседовать с ними о своём, о наболевшем.

А как итог – дневник по поведению с извечными записями: «вертелся, разговаривал, смеялся». Могли бы просто залить гипсом и спокойно вести уроки, не отвлекаясь на непоседливого ученика.

Хорошо, что на земле бывают выходные дни. Дни, когда ты можешь с самого утра взвалить свой импровизированный рюкзак, в котором вместе с бутафорской едой (пластмассовая щука, баран и др.) хранились гранаты (оказавшиеся на деле роторами электродвигателей со свалки), взять в руки автомат и уйти в огород, где до обеда воевать с врагами.

В детстве смерти нет. Есть страх непонятного, чего-то необъяснимого, наподобие лягушки с открытой пастью посреди тропинки к дому. И пусть она огромна, как кошка. Но она ведь лягушка, хоть и страшная. Лежит себе посреди дороги и думает о чём-то там своём.

Но если ты ребёнок и чего-то боишься, то непременно должен этот страх побороть. То есть просто-напросто убить. Вот и убиваешь лягушку засохшими комьями грязи, насыпав над несчастной заупокойный курган. В лучших традициях степи.

А чего стоят «ковровые бомбардировки» муравьиных нор? В нашем жарком климате муравьи не строят муравейников наподобие тех, что показывают в фильмах о средней полосе России. Этакий холм, на который дяденька положил ноги и лечит ревматизм. Астраханские муравьи зарываются в норы, как бойцы Вьетконга. Точнее, наоборот. Вьетнамцы, вероятно, жили с природой в гармонии, если смогли приспособить норы в военных целях. Но с детьми этот номер не пройдёт.

Ты просто наматываешь целлофановый кулёк на палку, наподобие факела, поджигаешь, и огненный дождь обрушивается с неба на ни в чём не повинных муравьёв…

Если учесть постоянно ветреную погоду в Астраханской области и посёлки, сплошь заросшие сухой травой и камышом до неба, становится страшно, как это всё не превратилось в выжженное поле. Хотя, может быть, кое-где и превратилось. Наш старый дом сгорел от пожара.

Едва ли подобное сравнится с шалостями городских улиц. Это на душных улицах города на трубах с горячей водой рядами гибли головастики. Механизация убийства. Использование достижений народного хозяйства в целях массового уничтожения окружающей среды.

Но и животный мир мстил, как умел. Одна история с индюком чего стоит.

Когда ломался автобус или взрослые бессовестно просыпали подъём, приходилось топать на троллейбусную остановку возле тепловозоремонтного завода.

Дорога шла вдоль берега реки Царев. Идти далековато. Но, наверное, в селе не было детского сада, а если и был, то, вероятно, не рассматривался в качестве возможного варианта. Или же в нём попросту не было мест. Вот и приходилось временами шагать вдоль берега реки в мой горячо нелюбимый детский сад в районе то ли Больших Исад, то ли на улице Яблочкова, возле школы № 4.

В один из таких дней тебя наряжают в новый, совсем недавно купленный, костюмчик. Мамы во все времена любят, когда их чадо выглядит эффектно.

Ты шагаешь, довольный собой и обновкой. Ну, как «шагаешь»? Только что не летаешь над землёй. Короче, бежишь, успевая облазить все закоулки и кучи мусора на своём пути. Почти как собачка на прогулке.

Детский возраст прекрасен тем, что не знает смерти. Да и бояться опасности ребёнок начинает в самый последний момент. Даже если тебя ведут к зубному врачу, ты – бежишь. Когда ещё ты увидишь стоматолога? Пока же можно скакать и отыскивать на свалке клады.

Сзади идёт отец. Кто его знает, что он там себе думает. Человек идёт на работу.

И вот тут-то на тебя вылетает неведомое чудовище с огромной красной соплей вместо носа. От ужаса ты останавливаешься как вкопанный, нарушая все законы физики.

После остановки моментально срабатывает задний ход, а тело оглашает окрестности воем сирены. Ослепнув от паники, ты бежишь подальше от этого чудовища и, естественно, падаешь плашмя туда, куда падать не стоило. Для падения ты выбрал кострище, давно прогоревшее, давно остывшее, забытое всеми, но удачно подвернувшееся для обновления гардероба. С рёвом рухнул на угли.

Отогнанная птица, размазанная по заплаканному лицу сажа, испачканный костюмчик, опоздание на троллейбус со всеми вытекающими последствиями – вот тот небольшой перечень неудобств, произошедших после встречи с индюком. Встречи с чудовищем, защищавшим свою территорию. Вот так играючи природа обнимает тебя, говоря, что её законы неумолимы и не делают скидок на твой возраст и красоту.

Кстати, любой из нас на всю жизнь остаётся таким же бегущим по берегу реки ребёнком, которому вот-вот выбежит навстречу разъярённый индюк. И только от вас зависит, упадёте ли вы в прогоревший костёр или пойдёте дальше, перешагнув через очередное препятствие на пути.

Но и это не всё.

Есть ведь ещё улица. А на улице – детишки. И если ты думаешь, что там тебя любят, – зря. Тебя могут любить на твоей улице, а на соседней – уже нет. Там ты хуже незваного гостя.

И не потому, что ты русский, а они – татары или казахи. В то время это ещё не работало. Просто ты чужой. Да и какой из тебя русский, когда сам больше напоминаешь индейца цветом кожи и миндалевидными глазами. Да и подруга твоя – татарка. А влюблён ты (почти первоклашка) в шестиклассницу Рузалину.

Но всё равно, встречаясь на нейтральной территории с Камилем, вы обязательно начинаете швырять друг в друга камни. И, повторюсь, не оттого, что вы не сошлись в обсуждении личности Мухаммеда и Иисуса. Тем более что рядом с тобой Гульнара, а значит, её Аллах – за тебя. Просто ты не нравишься Камилю. И его правда правдивее, потому что его камень разбивает твою губу пополам.

Больно?

Конечно!

Обидно?

Ещё как!

Рыдаешь?

Само собой!

Но рядом Гульнара, и она говорит, что, как бы там ни было, ты кидаешь камни лучше всех. И от этого жить становится чуточку легче.

Жаль, что ты влюблён в Рузалину…

Да и отомстил ты потом. Ну, не Камилю, а Радику. Проткнул ему ногу самодельным копьём из гвоздя двухсотки, хоть Радик и твой друг. Знай наших. Месть слепа и безрассудна.

Конечно, я шучу. И копьё было воткнуто в ногу Радику случайно. Баловались с оружием уже тогда. Изображали из себя аборигенов.