«В Севастополе ливень, и солнце над Бахчисараем…» В Севастополе ливень, и солнце над Бахчисараем, Или наоборот – нас морочат и солнце, и дождь. Мы блуждаем по Крыму, дороги и неба на грани, И блуждает погода под шорох колёс и подошв. То смывая следы и вздувая потоки по тропам, То слепя нам глаза, обдавая нас жаром с небес, Субтропический климат всё время куда-то торопит, И всё время мы мокнем – неважно, в одежде иль без. Где-то справа с горы опускаются сизые тучи, Где-то слева царит безупречно прозрачная синь — Но, куда ни сверни, всё решит непредвиденный случай, А у случая точно бессмысленно что-то просить. Мы всё время спешим, успевая и не успевая, Нам же нужно узнать эту землю до края, до дна. Даже если и снег неожиданно где-то повалит, Мы воспримем и снег как подарок, ниспосланный нам. Мы блуждаем по Крыму, вбирая его многоликость, Не жалея бензина, и пота, и собственных ног. Мы включаем себя в это царство изломанных линий, Чтобы стать его частью, пускай и на мизерный срок. В Севастополе солнце, и ливень над Бахчисараем. В херсонесских домах засыхает седая трава. Розы в ханском дворце, как под мощной струёй из крана, Продолжают упрямо дворцовые тайны скрывать. А в Мисхоре штормит, над Русалкой взмывается пена, А в любимой Алупке платаны тревожно шуршат. Так прольётся ли дождь? Знают крымские боги, наверно, — Или солнце затопит знакомый кусок ЮБШ? Только крымские боги и знают, какою дорогой Мы вернёмся домой, – но один нас надёжно хранит. Мы над Крымом летим – и его нам ни мало ни много, И какие короткие и бесконечные дни… «Меня встречали на пороге храма…» Меня встречали на пороге храма Разнообразье детских голосов, Огромный пёс обломовского нрава, Разлёгшийся меж вёдер и лесов, Игрушки, тряпки, мраморные плиты, Покрытые цементною пыльцой, И солнечный, полуденно разлитый, Надвратный свет, стекавший на лицо. Кругом ремонт, но – повезло, должно быть — В тот самый час во храме – никого. И по седым ступеням, как по нотам, Я углублялась в музыку его. И было так: ни голоса, ни скрипа, Ни отдалённых шорохов извне. Огромный мир – и маленькая пристань, Невесть за что подаренная мне. Как византийских фресок отраженье, Как сочетанье тверди и земли, В надчеловеческом изображенье Передо мной святые проросли. Они взмывали надо мной, как сосны, В высоких кронах плыли облака, А выше них, в парении бессонном Благословляла Божия рука. И было так: от Бога и до Бога Круговорот творенья и Творца. И мы несли к отцовскому порогу Полученное нами от Отца. Земных ремёсел грубые законы Дарили нам прозрения свои, И чудотворной делалась икона От человечьей Веры и Любви. Вот так и плыл, как свет в высоких окнах, На всё ответ, прекрасный, как мечта… А на полу играл и бился отблеск От с высоты взглянувшего Христа… Крымская легенда
Как у крымских легенд прихотливы курортные судьбы! Самый грустный сюжет разбивается тёплой волной. Как бы нам замереть и проникнуться самою сутью — Только слишком пьянят это солнце и это вино! Так на пляже в Мисхоре Русалка стоически сносит Развесёлых пловцов, что ныряют с неё в глубину. Оживить бы её самой тёмной безлунною ночью И исправить чуть-чуть вековую пред нею вину. Мы б накинули плед на безумно уставшие плечи, Мы б обняли младенца, игрушку ему подарив. Мы б поплакали вместе, наверно, – и стало бы легче, — Поглядев, как Венера над нами печально горит. Но не встретить Арзы на безлюдном предутреннем пляже, Разве где-то вдали заиграет морская волна. Впрочем, кто-то опять эту сказку ребёнку расскажет И поселит Русалку в прекрасных и сумрачных снах… «Как будто в ноги тычутся щенки…» Как будто в ноги тычутся щенки, Как будто белки семечки с руки Хватают, и как будто наяву На вёсельной я лодочке плыву В далёком-предалёком далеке По мною же придуманной реке. А лёгкое касание весла Нежнее взмаха птичьего крыла. И сказка наступает наконец, И с неба улыбается отец. Вот так гляжу на внука своего, И больше мне не нужно ничего… «Осенний лес неизъяснимо нежен…» Осенний лес неизъяснимо нежен, Как будто убаюкивает взгляд, А сквозь него процеженное небо Стекает вниз – хоть кружку подставляй. Я в этом мире в общем-то чужая, Держу блокнот, пытаясь сочинить, Как хорошо, случайно проезжая, Поймать покоя тоненькую нить. Ещё чуть-чуть, и двигатель разрушит Из тишины сплетённое панно, И то, что так разнеживает душу, Исчезнет, как закроется окно. И снова трасса побежит навстречу, Лишь успевай глядеть по сторонам. До наноточки околосердечной Сожмутся небо, лес и тишина… |
