У меня просто не было слов, я и дышала с трудом, не могла ни думать, ни говорить после такого.

Я хотела выйти из комнаты Алины и собравшись встала на ноги, но снова сдавило в груди. На этот раз так, что я упала на колени от боли.

— Что у вас тут за крики? — голос Евгения лишь добавил проблем.

Никак не хотела, не могла допустить чтобы он видел меня в таком состоянии, мне это было не нужно вовсе. Я боялась, что меня затолкают в больницу и неясно теперь чем это кончится. Но попытка подняться не привела к чему-то большему, кроме как к жгучей боли, стреляющей в плечо так, что и рука подогнулась.

— Это не я, она сама рухнула. — спешно оправдалась Аля, растерянно глядя то на меня, то на Евгения.

Сынок, увидев меня, подбежал, а я даже не могла вдохнуть толком, не то, чтобы уделить сыну должное внимание. Маленькие ладошки касались волос и лица, а я пыталась хоть чуть-чуть дышать, но те жалкие потоки воздуха даже лёгкие не расправляли.

— Агата тебе плохо? Где болит? — Евгений сел на пол передо мной, усадив Ваню к себе.

Я, как бы ни хотела признавать, что со мной что-то не так всё же кивнула с трудом, потому что говорить не могла.

— Алина твой отъезд отменяется, присмотри за Ваней, а мы с Агатой поедем в клинику. — заявил Евгений, отпуская Ваню к ней.

— Нет! — хрипло выкрикнула, получив порцию свежей боли в груди и под рёбрами, и между лопаток, эта боль была всюду, пугающе захватывая всё больше моего тела и отпускала всё медленней.

Конечно, меня в моём состоянии никто слушать не стал, а сопротивляться тому, что меня понесли в машину, я не могла физически. Ужасное чувство беспомощности нашло уютное местечко в горле, встав там болезненным комом.

Через час я одна сидела в маленькой комнатке на кушетке. На мне уже была больничная пижама и я не сомневалась, что меня тут оставят. Мне сделали несколько уколов, один обезболивающий и второй успокоительный. Очень мощный. Потому я так спокойно сидела на месте. Скинув с босых ног тапочки, я касалась кончиками пальцев прохладного каменного пола. Его серый цвет дарил чувство беззаботности и покоя, я без негатива думала об Антоне, и о том, что про него сказала Аля. Подумала и о том, что так, наверное, люди и сходят с ума, но меня эта мысль не пугала совершенно, а вскоре я и вовсе стала думать о подушке и одеяле.

Невероятно захотелось лечь спать, но на кушетке ничего не было, и это даже ни палата. Меня тут осмотрела женщина врач и ушла за другим врачом, а где Евгений я вообще не знала. Он молча исчез, когда уколы подействовали и мне выдали пижаму, попросив переодеться.

Глаза закрывались, тело стало тяжёлым и не выдержав, я всё же легла на кожаную кушетку, подтянув колени к груди. Сейчас ничего не болело совсем, и какая же радость разливалась в груди от осознания, что я могу это сделать и моё тело мне принадлежит. Закрыла глаза и готова была уснуть, но в помещение зашли сразу два врача, медсестра и Евгений. Я нехотя села, с трудом открывая глаза, и борясь со сном лишь из желания узнать, что у меня за проблема такая.

Как выяснилось, второй врач нужен был для перевода с арабского на английский, а Евгений решил, что я не понимаю и хотел переводить на русский. Я не стала его убеждать в обратном, приятно было слушать его голос чем-то похожий на голос Антона.

Врач перевёл, что у меня вероятно межрёберная невралгия, но нужна ещё дополнительная диагностика, Роман повторил его слова, добавив от себя, что мне придётся остаться тут на несколько дней.

— Это опасно? — диагноз звучал не очень-то и страшно или это было действие успокоительного.

Евгений перевёл мой вопрос, врач-переводчик тоже и в итоге я получила ответ.

— Прогноз при лечении межрёберной невралгии благоприятный. — ответил Евгений, опустив уточнения врача о возможной причине в виде опухоли.

После меня проводили в одноместную палату, Евгений зашёл со мной, я сразу забралась под одеяло. Скорей заснуть, пока действие успокоительного не завершилось, и я не начала переживать из-за возможной опухоли, Антона и прочего.

— Сюда нельзя ничего приносить как принято в России, но тут хорошо кормят, а если будет что-то нужно особенное, то попросишь, тебе это предоставят. — объяснил он, садясь в кресло рядом с кроватью.

— Я тут надолго? — спросила, млея от обстановки в этой палате, напоминавшей мне палату в роддоме.

Когда родился Иван, Антон так же сидел напротив меня, почти в таком же кресле. Даже жалюзи на окне были того же бежевого цвета.

— Честно не знаю, не переживай за Ивана.

— Я увижу его? — ни разу мой сын не ночевал без меня, даже не брала в счёт ту ночь, когда я пришла в его комнату спать на диван.

— Конечно. — убедительно ответил Евгений, — Мы даже сегодня вечером успеем заехать.

— Хорошо, я пока посплю. — я уже устроилась, спрятав руки под подушку, и прикрыла глаза, когда Евгений задал вопрос;

— Что тебе сказала Алина? — он пользовался моментом моей спокойности, я понимала это, но и смысла сопротивляться, что-то скрывать не видела.

У меня само́й было много вопросов к нему касательно Антона. Словам я не верила, мне нужны были доказательства более реальные.

— Она всё сказала. Это правда? — я спрашивала Евгения с закрытыми глазами, уже начала терять это чувство усталости, бояться, что взглянув на Евгения и вовсе потом не усну, а мне этот сон был жизненно необходим.

— Да, но не сейчас. Вечером приеду с Ваней. Я должен что-то знать о нём, чтобы не натворить глупостей? — спросил так, словно сам собирался с ним нянчиться.

— Не оставляй его с Алей. — для этой просьбы я даже глаза открыла, взглянув в серые глаза Евгения, — Я её боюсь. — добавила совершенно спокойно, не думая о каких-либо последствиях.

Хотелось хоть кому-то верить, пусть даже ошибусь, но я выбрала на эту роль Евгения.

За три года до…

Пока мы ехали даже не в травмпункт, а частную клинику, Антона заметно потряхивало. Он хоть и держал крепко руль, но всё равно от меня это не скрылось. Я и сама тряслась как осиновый лист на ветру, то и дело ёжилась, безуспешно пытаясь согреться.

— Тебе нехорошо? Может палец подождёт, к другому доктору сначала заедем? — Алиев окончательно перестал смотреть на дорогу и уставился на меня серыми глазищами.

Сейчас они выглядели раза в полтора больше обычного, но всё же не выпученными, а вот цвет изменился, уже не маренго скорей ближе к антрациту.

— Антон, прошу тебя, на дорогу смотри. — я сама бы сейчас за руль села, а то перед глазами так и стояла разбитая морда Порше, — Всё хорошо…Замёрзла просто. — я и правда чувствовала себя нормально в плане беременности.

Живот не болел, ничего такого, да и морозило меня на нервной почве даже не из-за всего случившегося, а больше из-за аварии. А вот палец мой явно не ждал. Та тугая повязка что Антон соорудил из бинта и ваты ещё в прихожей, спустя всего несколько минут насквозь пропиталась кровью.

— Что-то сильно кровит, — снова отвлёкся на секунды от дороги, взглянув на мою перевязанную руку, — У тебя низкий гемоглобин скорей всего. Ты ещё не сдавала анализы? — спросил как заправский доктор.

— Нет. К следующей пятнице надо сдать. — от разговора с Антоном, от его бархатного голоса стало гораздо теплей.

Он не был сейчас таким холодным, скорей взволнованно горячим, и от него исходила забота наравне с праведным гневом.

— Ты меня любишь? — неожиданно спросил Антон.

— Очень люблю. — мягко ответила я, этот вопрос пусть и неожиданный, и мой ответ на него такой тёплый идущий от души успокоили окончательно, даже ледяным до этого момента рукам стало тепло.

— Веришь мне? — этот вопрос поставил в тупи́к, но лишь отчасти.

— Я верю. — и я же верила и верю да, только Антон очень скрытный и моя вера часто попадала в этот тупи́к, не понимая многих вещей, не зная, как он отреагирует и поступит в той или иной ситуации.