Они оба замолчали. Марк глубоко задумался, было видно, что его и самого очень интересовал этот вопрос и он часто его задавал сам себе. Молча они просидели более трёх минут. И оба всё это время смотрели в потолок, словно на нём был написан ответ.

— Это была только проба, только проверка. И ты прав, ты ужасно прав. Уничтожение даже миллиона кукол не уничтожат фабрику, она просто создаст новых. Нет смысла убивать пустоту, просто я пытался найти в них что-то… найти, понимаешь? А теперь мне нужно нечто другое. Я… я имею столько самых безумных планов, ты бы знал! О, я надеюсь, что они смогут хотя бы удивить их, — с огнём в глазах вдруг выкрикнул Марк и расплылся в улыбке. За те три минуты, что они сидели молча, Юмалов будто проникся Сотиным и полюбил его, как любят давних друзей. Быть может, тишина сближает людей более любых слов? А может, в голове Марка именно в тот миг родилась идея.

— Звучит очень странно и даже пугающе, а ведь ты мне недавно говорил, что не безумец. Я уже начинаю сомневаться.

— Тише же ты, тише. Поди сюда, я тебе кое-что расскажу, а потом мы пойдём. Пойдём вместе, ты мне нужен. Но он не должен знать, не должен услышать и увидеть, не должен даже догадаться. Иди же сюда.

Несколько минут они шептались, не открывая и рта, а затем Костя заговорил.

— Это так бессмысленно и безумно.

— Это гениально! — смеясь, произнёс Марк.

3.

Следующим днём Юмалов шёл по улице, низко опустив свою голову. Порой ему попадались небольшие камешки. Все они были разные, особенные. Кто-то имел красноватый оттенок, кто-то был пятнистым, какие-то имели необыкновенные формы, но каждый, от большого до маленького, был индивидуален и не похож на других. Это забавляло Марка и поднимало ему настроение. Но даже так шаги его были медленные и тяжёлые, как у человека, переживающего очень трудные время. Обыкновенно у подобных людей шаг становится тяжелее во всех смыслах, будто вес его проблем уже физически прижимает его к земле, не даёт полноценно воспарить.

В Лжеце местами уже таял снег, а потому тротуары из белых начали превращаться в серые. Кругом стояла грязь, которую по всему городу разносили сапоги прохожих. В этот день Марк ещё более, чем вчера, был поражён мистической ленью. Она придавливала его к земле, не давала разогнуть спину и постоянно пыталась вернуть его в кровать. Тем не менее Юмалов ещё находил в себе силы вставать по утрам. На улице стояло ещё ранее утро, когда он вышел в самый центр города и стал ходить меж толп людей, всматриваясь в их лица. Иногда он подходил к одному из горожан и пытался с ними заговорить:

— Здравствуйте. Пожалуйста, уделите мне минуту, — начинал он обычно. — Расскажите о себе, кто вы, чем вы занимаетесь, что любите, чего хотите от жизни.

Он выбирал совершенно случайных людей и осыпал их вопросами, надеясь получить необычный и оригинальный ответ. Но каждый (каждый!) терялся, а затем отвечал, по обыкновению, что ничем не увлекается, хочет денег и работает на какой-нибудь нелепой работе. Даже имена у всех этих прохожих были схожи. Всё это было похоже на то, что автор просто не успевал или даже не хотел придумывать и обдумывать биографию и личности фоновых, практически не существующих, персонажей. Из-за этого Марк едва сдерживался, чтобы не впасть в истерику. В очередной раз, когда выбранный мальчиком мужчина сказал, что он ничем не увлекается и любит смотреть сериалы, Марк не выдержал. Схватив несчастного за ворот куртки так, что тот аж испугался, Юмалов прошептал ему злобно на ухо: «Знаешь, если присмотреться, то даже камень интереснее тебя», — и оттолкнул его от себя.

После этого Марк побежал к большой статуе крупного скачущего куда-то коня. Поджав губы, мальчик взобрался на платформу, на которой находился монумент, и осмотрел начавшую собираться кругом него толпу. Вдохнув в лёгкие побольше воздуха, он закричал:

— Люди! Люди! Люди! Подойти же сюда! Люди! Скорее-скорее, сюда!

— Чего тебе? Вон уже какая толпа собралась, — крикнул кто-то из толпы.

— Люди! Идите сюда! Люди!

— Да тут мы!

Услышав последнее восклицание, Марк удивлённо посмотрел на говорившего и на долю мгновения замер. Затем он схватил заранее приготовленную палку и, спрыгнув с мраморной платформы, стал разгонять этой палкой собравшуюся толпу, с криками: «Я не вас звал, идиоты! Я звал людей!». Это продолжалось не больше минуты, после чего Марк упал на колени и с чуть ли не со слезами на глазах прошептал: «Хотя бы один человек… покажись же, дай мне тебя увидеть, пожалуйста». Тогда на горизонте появились несколько полицейских, бегущих в сторону Юмалова. Он лениво оглядел их лица. «Стоит ли убегать? Что случится, если я не побегу? Мне так лень…». С огромным трудом ему удалось подняться на ноги, и он уже развернулся, чтобы побежать, но в последний момент подумал: «Да ну его к чёрту», — и лёг обратно на асфальт. В оставшиеся же секунды, пока к нему подбегали пыхтящие и грузные служители правопорядка, он думал о том, что где-то всё это уже видел.

Уже поздно вечером в участок за ним приехала мать. Заплатив господам полицейским денег, она молча забрала его оттуда, даже не заметив многочисленные кровоподтёки на его лице, синяки и красные зубы. Участок осыпало смесью дождя и снега, который Марк называл «снеждь». Прячась от снеждя, мать Юмалова быстро добежала до своей машины и села внутрь. Марк же крайне неторопливо прошёл эти пару метров и с видимым сожалением залез в авто. Они тронулись. Она молча везла его домой к бабушке и дедушке, и от её кожи по машине расползалась атмосфера тяготящая, недобрая и напряжённая.

— Ваше поколение просто ужасно, — спустя пару минут молчания наконец произнесла мать Марка. — Гадкое, ни на что не годное, грубое и всё-всё плохое в нём, что только могло быть.

— Моё поколения ужасно? Оно ужасно недооценено. Оно самое великое, оно могло как уничтожить, так и спасти мир. Но надежды уже пусты, оно будет последним из поколений.

— Ты это о чём?

— Тебе не понять.

— Не груби мне! — возмущённо сказала женщина.

— Я не грублю, — улыбнулся Марк, отчего на свет показались его окровавленные десны.

— А, тогда отличненько.

Приложив лоб к холодному стеклу, Марк заглянул в чёрное ночное небо, в центре которого, словно глаз, сиял лунный диск.

— Некультурно подглядывать за другими, — совсем неслышно прошептал Юмалов.

В это же время Константин Сотин, запыхавшись, бежал по тёмной аллее, за которой виднелась мрачная фигура массивного, низкого здания. Позади него слышался лай собак и чьи-то крики, по ушам бил холодный ветер. Пустой рюкзак за его плечами шатался из стороны в сторону. Перепрыгнув через невысокий забор, парень выбежал на трассу и тут же юркнул под поток стоящих в пробке машин. Быстро перебирая руками и ногами, он забился под длинный грузовик и замер. Совсем скоро послышался громкий топот ног его преследователей. Они стали бегать вокруг машин и высматривать его. Вместе с ними были и собаки; немного побродив среди начавшегося вдруг снегопада, они целенаправленно устремились в сторону грузовика, под которым прятался Костя. Спустя лишь десяток секунд псы уже были совсем близко, и один из них даже стал пытаться пролезть под машину. В этот миг светофор, из-за которого и появилась эта пробка, загорелся зелёным. Медленно и неторопливо, но фура тронулась. Костя, не растерявшись, схватился руками за пару грязных труб и попытался ещё уцепиться ногами. Они поехали. Держаться было тяжело, но он всеми силами ухватился за несчастные, скрипящие под его весом детали. А совсем рядом громко матерился басистый голос, что даже смешило Сотина. Постепенно они стали ускоряться, и Костя даже почувствовал себя в безопасности, как вдруг труба, за которую он держался, визгливо скрипнула и оторвалась. От неожиданности он разжал вторую руку и, конечно, тут же упал вниз. Спустя мгновение грузовик скрылся, и он остался лежать посреди дороги.