Только в шесть часов вечера Оля увидела короткое сообщение: Дима писал, что они с ребятами приступают к своей операции. Телефон он оставляет дома. «Как только дело будет сделано, я тебе позвоню», – писал он. В конце сообщения он прилепил неуместное эмодзи в виде красного сердечка. Оля даже не улыбнулась. На душе было как никогда скверно. Зародившееся с самого утра чувство безнадежности усилилось в разы.

Девушка сидела за столом и пила очередной стакан зелёного чая – этот напиток всегда её успокаивал. Правда, единственное, что могло по-настоящему её успокоить, – это увидеть Димино смуглое лицо. Даже здесь, на пороге собственной квартиры, где её родители никогда не были ему рады.

Отложив фен и расчесав выкрашенные в иссиня-чёрный оттенок волосы, Оля осторожно, с лёгким опасением взглянула на себя. Сначала она скривилась – чёрный цвет был ей совершенно не к лицу. Но простояв у зеркала пять минут, Оля начала постепенно принимать свой новый облик. Русые волосы заменили локоны холодного черного оттенка, они абсолютно не нравились Оле. «Это отвратительно», – бушевало у неё внутри.

Подобное чувство Оле довелось испытать семь лет назад, когда она впервые в жизни решилась на кардинальную смену имиджа. Тогда она красила волосы в ярко-рыжий цвет – он не подошёл ей. Когда она пришла в школу с рыжими волосами, тогда, в конце одиннадцатого класса, одноклассники раскритиковали её образ. Девчонки, что недолюбливали Олю с первого класса, не упустили возможности бросить парочку колких замечаний в ее адрес.

В этих историях с неудачной покраской волос однозначно было что-то общее. И тогда, и сейчас Оля красила волосы по одной и той же причине: чтобы её не узнали. Чтобы её не нашли. Чтобы её не замечали среди серой массы случайных прохожих.

Повертевшись около зеркала ещё несколько минут, Оля решила, что для конспирации такой образ был идеальным. Осталось только довести его до логического завершения. Она взяла ножницы и горько усмехнулась. Где-то она уже это проходила. Семь лет назад она точно так же остригла свои волосы по самые плечи – сразу после того, как выкрасила их в рыжий цвет. Сейчас история была невероятно похожа.

Концы чёрных волос падали на пол, словно мёртвые змеи. «В тот раз, когда я сменила цвет волос, беды не случилось! Значит, и в этот раз неприятности обойдут меня стороной». Когда весь пол был усыпан чёрными волосами, а Оля была более или менее довольна новой стрижкой, она положила ножницы на стол и расчесалась. На удивление, концы получились аккуратными. Не такими, как в прошлый раз.

Она еще раз осмотрела себя с головы до ног и вдруг поняла, что чего-то не хватает. Что-то в её лице было несовместимо с чёрными волосами. И тут её осенило – брови! Её светлые брови совсем не гармонировали с новым цветом волос. Оля достала из косметички чёрный карандаш для глаз и поднесла его к лицу. Ей хотелось знать, как она будет выглядеть завтра, когда в последний раз зайдет в его проклятое турагентство. Турагентство, которое навсегда изменило её жизнь.

Теперь, когда брови были нарисованы, Оля облегчённо вздохнула. Смотрелась она на удивление неплохо. При этом ей всё ещё не верилось, что теперь она брюнетка. Она слабо улыбнулась своему отражению. А после недолгих раздумий начала подбирать с пола обстриженные волосы-змеи.

В тот злополучный вечер Дима так и не перезвонил ей. Оля не спала до часу ночи – всё ждала долгожданное уведомление о сообщении. Однако двухдневный недосып оказался сильнее эмоций: сама того не замечая, Оля погрузилась в глубокий сон. Этот сон был похож на предыдущий. Ей снилось, как они с Димой бродили по ночному городу, как они вместе курили на крыше и пылко целовались. Но в конце Дима куда-то исчез, оставив Олю одну. Сон был на удивление чётким – из-за этого Олино тело покрывалось волнами мурашек.

Наутро девушка проснулась оттого, что кто-то настойчиво кричал ей в ухо: «Пора в школу!»

Наталья поправила взъерошенные волосы дочери, и та лениво распахнула глаза.

– Доброе утро.

– Тебе к восьми?

– Да.

– Ну тогда вставай, – бодрым голосом сказала мама и удалилась из комнаты.

Оля посмотрела в белый потолок и подумала: «Он должен был мне позвонить! Он обещал!» Все последующие дела Оля делала, думая лишь о нём. Сердце её колотилось чаще обычного. Только когда мама зашла на кухню, Оля поняла, что ест жидкую кашу вилкой.

– Всё в порядке?

Девушка вздрогнула.

– Д-да, всё хорошо, – отвлёкшись от своих дурных мыслей, ответила Оля.

– Какая-то ты бледная. Не болеешь?

Оля могла понять мамино волнение. Её хмурый вид родственники всегда принимали за нездоровье.

– Нет, просто не выспалась.

– Опять сидела в телефоне до трех часов ночи?

– Да, наверное, из-за этого, – соврала она.

Не желая доедать манную кашу, девушка допила чашку зелёного чая и побрела в школу. На сердце у неё всё ещё лежал огромный, размером с само солнце, камень.

Сегодня в расписании одиннадцатого класса стояло семь тяжелейших уроков. Математика, королева наисложнейших предметов, была в самом разгаре. В то время как половина учеников пряталась за спинами своих высоких соседей, глаза учителя бродили по журналу. Она искала очередную жертву. Ученика, которому предстояло провести следующие пять минут у доски – места, где тебя могли растерзать на части. К сожалению, фамилия «Миронова» была первой, что пришла на ум педагогу. Оле выпало быть жертвой – и ученица покорно вышла к доске.

Пока Оля решала несложный пример, в её голове не переставали крутиться мысли о Диме. Это в разы замедляло её работоспособность. Когда девушка опустилась на место, она даже не расслышала, какую отметку ей поставила учитель. Вернее, не хотела слышать. Ей было плевать.

Неожиданно дверь в кабинет распахнулась. Без стука. Без предупреждения. Все ученики дружно встали – Оля встала самой последней. На пороге стояла сама директор школы Мария Ивановна. Кудрявые волосы, ярко-красный костюм, очки в роговой оправе – при виде неё дрожали даже самые заядлые хулиганы. Она жестом приказала всем ученикам вернуться на свои места. Пробежавшись глазами по всему классу, Мария Ивановна встретилась взглядом с Олей. Что-то внутри Оли ёкнуло. Ей не понравился этот взгляд. Задержав свой орлиный взгляд на побледневшей ученице, директор отчеканила:

– Миронова, на выход!

Услышав свою фамилию и поглядев на строгое лицо директрисы, Оля не на шутку испугалась. Она понятия не имела, что происходит. Что она натворила? Девушка робко привстала со стула, и на неё устремилось не меньше десятка любопытных глаз. За спиной у Оли начали перешёптываться и показывать на неё пальцем. «Кажется, Миронова во что-то влипла», – прилетело откуда-то с задних парт.

Учитель математики напряжённо смотрела на свою любимую ученицу, не понимая, чем та могла провиниться. Медленно и неуверенно Оля шла прямо к директрисе. Дорога к выходу показалась ей вечностью. Директор, в свою очередь, не сводила с девушки своих орлиных глаз. Эти глаза вот-вот просверлили бы в ней дыру.

Олин рюкзак так и остался висеть на крючке. Она вышла из душного кабинета налегке, в её дрожащих руках был только телефон. Тут позади директрисы Оля заметила полицейского – её ладони моментально вспотели. Вид у него был и не суровый, и не добрый. Нейтральный. Такой же бессмысленный, как и у всех полицейских. Но в чём её могли уличить? Она уже месяц ничего не крала в магазинах. И целый месяц не лазала по чужим курткам, что висели в гардеробе. Неужели всё дело в обычных сигаретах?

Наконец Оля подошла к директрисе. Тихим, севшим от волнения голосом, она пропищала:

– Здравствуйте.

– Здравствуй, – вместо директрисы ответил полицейский. – Ольга Миронова, верно?

– Д-да.

Директор строго на неё посмотрела: