Мы переглянулись, посмотрев друг на друга полными испуга глазами и, не сговариваясь, покрались следом. Я отлично понимал, что самым умным в той ситуации было бы убежать с пустыря, пока эти два отморозка нас не заметили, но любопытство в нас троих оказалось гораздо сильнее страха. Бандиты же с пленником дошагали до высокого кустарника на краю пустыря и скрылись в нем. Через минуту там были и мы, стараясь дышать как можно тише, чтобы не отправиться следом за бедолагой-коммерсантом, доживающим свои последние минуты.

Кустарник скрывал в себе низину, куда бандиты спустились, сочтя это место подходящим для последнего пристанища. Теперь мы были достаточно близко, чтобы слышать их разговор, чему распологала и полная тишина, нарушаемая лишь грохотом товарного состава на перегоне в двух километрах от нас. Один из бандитов светил маленьким карманным фонариком, направляя луч в лицо связанному, а второй заставил его рухнуть на колени.

– Погодь, он чет балабонить хочет, – произнес один из них вальяжным, блатным тоном, и вынул у связанного изо рта кляп.

– Мужики! Мужики! – тут же затараторил тот, – Погодите! Я все достану!

– Слышь, мужики в поле пашут, козел! – ответил второй бандит, в руках которого была лопата, и пнул связанного ногой.

– Братаны! Не надо! Я верну все! – не унимался тот.

– Тебя Цепеш предупреждал не крысить? А ты за черта последнего его держать вздумал. Братанов нашел, нах, – процедил первый и, вытащив из-за пазухи пистолет, щелкнул затвором, – Уроком будешь для остальных, таких же ушлепков, как ты.

Он вскинул пистолет и выстрелил связанному в голову. Мы одновременно вздрогнули от неожиданно громкого выстрела, и я почувствовал, как волна мурашек пробежала от пяток до самой макушки, заставив волосы шевелиться. Второй бандит прочистил ухо, которое ему, видимо, заложило, и недовольно посмотрел на первого.

– Мля, ну ты и мудак, Валера, – выругался он.

– Че? – недовольно переспросил тот, – Ты с ним перетереть еще хотел?

– Перех..еть, придурок, – он сунул своему товарищу лопату, – На, теперь сам и копай, деятель.

Тот, поняв, что сглупил, выматерился от души и пнул труп носком кроссовка.

– Слышь, может снегом закидаем, да и ну его на хер? – с надеждой спросил он.

– Сказано, шоб не нашли, – возразил первый, – А ты подснежник сажать предлагаешь.

Первый, выдав очередную матерную тираду, принялся долбить лопатой мерзлую землю, а второй зашагал в нашу сторону, на ходу расстегивая ширинку. Я дернул сидящего рядом Аршама за куртку, а он потянул за собой Колю, и мы, стараясь не шуметь, выбрались из кустов, и припустились бежать обратно к нашей пирамидке. Сердце от волнения колотилось так, что в ушах стоял постоянный гул, а собственное дыхание слышалось будто через трубу.

Вскоре мы добрались до кучи мусора и рухнули в снег, переводя дыхание. Всех троих трясло от избытка адреналина, и около минуты мы молча переводили дух. Первым заговорил Коля, озвучив общую мысль, терзавшую нас троих:

– Что будем делать?

– Валить отсюда надо, – ответил Аршам и я согласно кивнул.

– Надо, – сказал я, подбирая с земли палку.

Честно сказать, в тот момент я не совсем соображал, что делаю, и исходил лишь из одной мысли, что это мой единственный шанс. Намотав на конец палки какую-то тряпку, что валялась здесь, я поднялся и зашагал в сторону "девятки", дожидавшейся своих хозяев.

– Ты че, Витек? – недоуменно спросил Коля.

– Щас, щас свалим, – заверил я, не сбавляя шаг.

– Во балда, – пробормотал Аршам, до которого дошло, что я задумал, – Ты че, нафига?

Коля тоже догадался, что сейчас произойдет, и взбежал на небольшой холмик, с которого был виден край пустыря и кустарник.

– Давай быстрей, пока никого, – стараясь не кричать, произнес он.

Я открыл лючек бензобака и свинтил крышку, которая оказалась незапертой, словно очередное подтверждение тому, что сейчас мой лучший шанс накормить жаждущего огня зверя, сидящего во мне. Конец палки с намотанной тряпкой нырнул в бензобак и вынырнул обратно, распространяя запах бензина.

– Смотри, брови не подпали, – предостерег Аршам.

Я сунул ему коробок спичек, и он, чиркнув, зажег пропитанную бензином тряпку. Импровизированный факел тут же вспыхнул, заставив Аршама отдернуть руку, а я, повернувшись к открытому бензобаку, сунул факел туда, и мы бросились бежать. Бак рванул едва ли не через секунду после того, как я заткнул его горящей тряпкой, и нам сильно повезло, что мы успели немного отбежать. Взрыв был не громкий, скорее гулкий, и взрывная волна разметала снег вокруг машины, догнав нас в спины горячим дыханием.

Я обернулся, дабы оценить результат своего труда, и снова было застыл, как вкопанный, испытывая при этом дикую эйфорию, благодаря которой, я, казалось, могу воспарить над землей.

– Э, нет, не тормози, – Аршам подтолкнул меня в спину, вынуждая бежать дальше, и я вновь заработал ногами, расшвыривая снег.

Конечно, я бы с удовольствием остался до конца, пока не погаснет последний тлеющий уголек, но хозяева машины, которые, наверное, уже возвращались, не разделили бы мой восторг. Добежав до другого края пустыря, мы снова обернулись, глядя на оранжевое зарево, и разом выдохнули.

– Круто! – выпалил Коля, – Ну мы безбашенные.

Полученный адреналин явно доставлял ему удовольствие, и Коля откровенно наслаждался, не в силах стоять на месте. Он подпрыгивал, приплясывал, пока Аршам озирался по сторонам.

– Я ж сегодня не усну, – сказал он, в очередной раз глубоко вздохнув и выдохнув, и не сдержал смех.

В отличие от друзей, адреналин в которых хлестал через край, я чувствовал спокойствие и умиротворение, будто последние несколько часов созерцал красоту водопада, как те буддийские монахи-кунгфуисты, фильмы про которых мы смотрели по видику.

– Дома никому ни слова, – предостерег я друзей.

– И вообще, никому ни слова, – подхватил Аршам, – Серьезно, никаких рассказов в школе, или где-то еще. Будет нашей общей тайной.

– Да мы и про сарай не трепали, – пожал плечами Коля, – Ладно, погнали по домам, уже скоро девять.

Дома, когда мама спросила, как прошел мой день, я на секунду задумался, что действительно есть моменты, когда правда только навредит. "Ну, меньше часа назад мы стали свидетелями убийства, а потом сожгли машину местных бандитов, чтобы я мог утолить свою жажду, доставшуюся мне от отца – маньяка-поджигателя."

– Хорошо, – ответил я, – Прогулялись с пацанами вокруг квартала.

– Ужинать готов? – спросила мама, и только теперь я почувствовал, с какой страшной силой бунтует мой желудок, требуя двойную порцию.

Позже, едва я добрался до кровати, как уснул прежде, чем голова коснулась подушки.

Глава 4.

Время шло, и вскоре после того, как мы подожгли "девятку" на пустыре, ко мне вернулся страх превратиться в моего отца. К тому же, я не знал, как будет дальше развиваться моя мания поджигать. Будет ли она похожа на наркозависимость, и раз после сарая мне хотелось спалить машину, то значит ли это, что в следующий раз мне захочется поджечь дом? Но ничего такого не было, и почти весь следующий месяц тяга к огню внутри меня сидела спокойно, и особо не рвалась наружу.

Наступил новый, девяносто шестой год, и Миша, несмотря на протесты мамы, накупил нам с сестрой подарков. Можно долго описывать ликование подростка середины девяностых, который нашел под елкой "денди", да и Машка была довольна, таскаясь по квартире с огромным плюшевым жирафом.

– Ты с ума сошел, – сказала мама, когда он протянул ей коробку с часами "радо".

– За декабрь премия неплохая, – скромно ответил Миша, который работал механиком в железнодорожном депо.

– Лучше бы оставил, чем на подарки тратить, – мама все еще переживала из-за дорогих покупок.

– Один раз уже оставляли, всей страной, – усмехнулся Миша, – Помнишь, чем закончилось?

Я был рад, что осенью прошлого года мама потеряла паспорт, и это привело к знакомству с Мишей. Не потому, что он был щедрым и дарил подарки, просто я был рад за маму, которую история с отцом серьезно выбила из колеи. В десять лет мало соображаешь о человеческих отношениях, да и сравнивать я мог разве что с героями фильмов и книг, которые, допустим, тяжело переживают измену. Но измена – это ничто по сравнению с нашим случаем, а теперь я не мог не замечать, что мама вновь становилась прежней, веселой и жизнерадостной, какой она была до случившегося в девяносто четвертом.