Литмир - Электронная Библиотека

– На свиданку что ль летишь? – усмехнулся Герасимов.

      Лев слегка сдвинул брови.

– С чего ты решил?

– Ты раньше душ после тренировки игнорировал… И переодеваешься в свежую одежду… – он кивнул на большую спортивную сумку на плече у Льва, – так что, либо ты стал девочкой, но на тебя вроде не похоже… либо у тебя появилась девочка, – старший по команде насмешливо вытянул лицо.

– Ты сам в душе торчишь дольше всех, – Лев повернулся уходить, – давай, пока…

Герасимов поспешил за ним и пошёл рядом.

– Со мной понятно, у меня Настюха… Ну, ты видел… На вокзале провожала, когда на соревнования уезжали, – самодовольно растягивал слова Герасимов, – пора и тебе делиться впечатлениями…

– Не собираюсь… – угрюмо ответил Лев.

– Ну, давай… колись, кто там у тебя?

      Лев остановился и поднял голову вверх, глядя в лицо Герасимову:

– Дань, чего пристал?..

– Тебе жалко?.. – в его глазах блеснул как бы некоторый азарт, он

насмешливо сверлил взглядом Лёву. – А хочешь, я тебе кое-что расскажу?..

      Лев мотнул головой и продолжил движение:

– Маме своей расскажи.

– Ну, зачем же ты дерзишь? – многозначительно протянул Даня и посмотрел сверху вниз на собеседника. – Ладно… долго с тобой, мне уже поворачивать, – он махнул в сторону переулка, – короче, Михальчуку скажешь, что у тебя девушка, а то я проспорю ему пиво, понял? – он придержал Льва за рукав.

Тот остановился и посмотрел на Герасимова, усмехнувшись:

– А он что сказал?

– Что ты тренера послушался, поэтому стал в душ ходить…

– Психолог…

Герасимов заржал:

– Я ж говорю – дееевочка, – он подмигнул Льву, – тренер-то про одеколон ничего не говорил… – он смотрел выжидающе, как будто ещё сомневался в своих выводах.

– Ладно, скажу, – пообещал Лев, выдержав паузу, – но только, чтобы Михальчук пиво не жрал, пусть худеет.

Герасимов опять засмеялся:

– Договорились, – он поднял руку, стоя уже в нескольких шагах. Лев тоже махнул ему, уходя в другую сторону.

ГЛАВА 4

Он летел через улицы, не считая ни минут, ни шагов, ни многочисленных поворотов с одной улицы на другую. Наконец сквозь заснеженные ветви сквера показалось крыльцо, над которым заливался зелёным неоном огурец, гас и наполнялся снова. На большой раздвижной лестнице, приставленной к козырьку, трудился какой-то техник. Видимо, его целью была неоновая надпись, потому что от «Бар Огурец» осталось только «Б… О…рец». Он открывал скрюченными от холода пальцами упаковки со сменными лампочками и ронял их в снег. Вышедший на крыльцо покурить владелец бара матерился, глядя наверх, и обещал оставить работника без оплаты. Тот слезал вниз, скользя на перекладинах лестницы, поднимал лампочки и вытирал их рукавом, через каждую минуту он повторял: «Ща, всё сделаем, хозяин», – и карабкался на скользкую лестницу снова.

Лев привычно ощутил радостное волнение при виде зелёной вывески над баром, ведь за ней была она, его Оля. Не та недоступная и загадочная девушка, с которой он познакомился и не знал как ей понравиться. А она… которая сказала, что любит. Хотя, загадки в ней всё-таки остались. Но они ему не мешали.

Ещё на подходе к бару он услышал музыку. Открыв дверь, он узнал джаз, очень похожий на тот, что они играли с Олей на школьном концерте. Он прошёл к барной стойке и, увидев знакомого бармена, остановился около него.

– Пить будешь? – спросил тот.

– Ага… – сказал Лев, устраиваясь на высокий стул и разглядывая сцену с музыкантами, вернее, не столько всех музыкантов, сколько Олю, порхающую пальцами над синтезатором.

– За счёт заведения, – бармен поставил перед ним на пробковую подставку с изображением огурчика прозрачный стакан, наполненный до краёв.

– Почему?

– Слушай, ты у нас только воду глушишь. Мне фильтрованной воды для тебя не жалко.

– Я же после тренировки…

– Поздно ты сегодня…

– Две тренировки сразу, в счёт новогодней, чтобы тридцать первого не приходить…

– Еду заказывать будешь? А то на кухне одни уроды на ночь останутся, пока нормальный повар не ушёл, выбирай скорей, я схожу к нему.

– Не… Устал, даже есть не хочется. Сладкого только если… Углеводное окно закрыть…

– У меня только газировка сладкая, ты же это не пьёшь… – он покопался за прилавком, – ликёр тоже… А, подожди, у нас снеки есть, там изюма навалом, а орехов как раз по-жлобски, выбирай, – он выложил на стойку пакетики с нарисованными фруктами и орехами.

– Изюм – это хорошо, – сказал Лев и сосредоточился на сцене, вытряхивая в рот сразу половину смеси из пакетика. Там, действительно, оказалось много изюма.

Бармен усмехнулся:

– Бери ещё, – он кинул на стойку ещё пару пакетиков, – у меня гости всё равно оставляют, закажут, потом не забирают, только выпивку…

– Сколько с меня? – спросил Лев.

– Та… – скривился бармен, показывая лицом, что оно того не стоит, – оставь, Оле своей что-нибудь купишь, – он кивнул головой в её сторону, – давно выглядывает в сторону дверей, – усмехнулся он, – ждёт.

Лев благодарно посмотрел на него. Потом снова уставился на сцену. Джаз закончился, музыканты приступили к другой композиции.

Оля была сегодня в белой свободной рубашке, частично заправленной за пояс, и узких джинсах, которые после оборванного края открывали стройные лодыжки, дальше следовали туфли на каблуках. Незамысловатый, но стильный образ довершали её недлинные светлые волосы, которые танцевали вместе с музыкой от её клавиш.

Она уже заметила Льва и теперь продолжала играть на синтезаторе, посылая ему то улыбку, то взмах ресниц.

Гарик с края сцены естественным образом собирал на себя все взгляды женской половины посетителей бара, да и значительную часть мужской аудитории он неизбежно привлекал тоже. Его бас-гитара в длинных руках, украшенных татуировками до плеч, звучала просто волшебно, но если бы ему пришло в голову отбросить бас в сторону, то он и тут не потерял бы поклонников, они просто продолжили бы любоваться им. Магия его музыки всегда состояла и из его личного магнетизма тоже.

На другом конце сцены музыкально вытягивал длинную шею, приставленную к телу спереди, другой гитарист. Тощий Толян, как и Гарик, был обладателем длинных волос, маленькой бородки и аккуратных усов, но в этой интерпретации вся растительность казалась не дополнением магнетизма, а некоторым недоразумением, ошибкой стилиста. У Толяна ошибки не было лишь в одном – его владении электрогитарой, он являл с ней одно целое и вытаскивал из инструмента такие потаённые звуки, которые не могли даже присниться, если вы не слышали его игру раньше.

Особой гармонией группу музыкантов наполняли влюблённые друг в друга певица и ударник. Симпатичная мулатка по очереди подходила к каждому на сцене и, артистично строя глазки, как бы подпевала, не делая своё творчество центральным, но от этого её пение становилось ещё более уникальным, потому что для каждого инструмента она находила внутри своих музыкальных связок новые оттенки и вибрации.

А царствующий позади всех над ударной установкой подслеповатый Тимоха, так трогательно замирал, шурша щётками по малому барабану, при её приближении, что ни у кого не оставалось никаких сомнений насчёт них, а если оставались, то рассеивались сразу, когда она удалялась от Тимы к другому обитателю сцены. Это он оформлял неистовыми ударами по тарелкам. Он весь вздрагивал, отчаянно сверкал и глазами, и линзами очков в свете софитов, хлеща своё лицо длинной чёлкой. А певица, конечно, знала в каких музыкальных моментах лучше всего испытывать ударника, чтобы он мог проявиться вот так вот, во всей красе, и хоть ненадолго затмить притягательность Гарика, обратив внимание зрителей на себя.

7
{"b":"700230","o":1}