Ученики, поёживаясь от холода, открыли тетради, вооружились линейками и погрузились в упоительный мир треугольников и их площадей.
Марина Михайловна взглядами метнула несколько молний в разные концы класса и удовлетворённо уставилась в смартфон. Через десять минут после этого она, не отрывая глаз от экрана, завопила:
– Не успеете!.. Пишите!.. – потом опять пообещала: – Не успеете!..
Ещё через десять минут она прошествовала к одной из последних парт, вставила наманикюренные пальцы в тетрадь Штольского, пробежала глазами по его самостоятельной, сказала громкое:
– Хм!.. – и, забрав у него тетрадь, направилась дальше выдёргивать у всех с парт самостоятельные. Кто-то пытался ещё ненадолго удержать свою неоконченную работу, кто-то смиренно отдавал.
Достигнув учительского стола со стопкой в руках, она объявила:
– А теперь Штольский докажет нам теорему о площади треугольника через синус, – она посмотрела на него и подняла брови, – к доске… Ге-на, посмотрим кто тут самая устойчивая птица…
Штольский взглянул на Аню и пошёл отвечать. У доски он взял мел и обернулся на класс. Вид у него был задумчивый.
– Ну!.. Мы ждём! – потребовала учительница.
С первой парты привычно начали подсказывать.
– Тихо всем! – Марина Михайловна слегка сдвинула брови.
– Площадь треугольника… – начал Гена и растерянно запнулся, глядя на мел у себя в руке. В классе зашушукались, кто-то хихикнул, обитатели первых парт, находясь под учительским прицелом, помалкивали.
Гена поднял глаза на одноклассников, рассеянно пробежался по лицам и остановился на Ане. Она стыдливо, совсем как истинная героиня русских народных сказок, опустила взгляд, потом тут же снова посмотрела на Гену, нежно порозовев при этом. Его лицо неожиданно ответило тем же. Он разомкнул губы, ещё больше покраснел, ловя мельчайшие изменения в ее мимике, и так, глядя ей в глаза, зачарованно заговорил:
– Площадь треугольника равна половине произведения двух его сторон на синус угла между ними… – по его лицу, если бы кто-то догадался закрыть уши, можно было сказать, что он раскрывает самые потаённые свои мысли или рассуждает о чём-то, что не принято в приличном обществе. Он на секунду замолчал, глядя на соседку по парте во все глаза, потом уставился на мел в руке и продолжил:
– Запишем данную теорему в стандартных для треугольника обозначениях…
Он повернулся к доске и занёс руку, чтобы писать, застыл ненадолго и снова обернулся к Ане. Она вспыхнула, поджала губы, Штольский сглотнул, снова залившись краской, и стал чертить треугольник. Потом он ещё оборачивался посмотреть на Аню и после этого взгляда выдавал новую порцию доказательства, точно следуя учебнику. Когда с теоремой было покончено, Марина Михайловна снова хмыкнула и произнесла:
– Правильно… а теперь координатным методом, – она хищно уставилась на Гену.
Он глубоко вздохнул и подверг себя новой серии взглядов в сторону Ани вперемешку с кусками теоремы. Доска покрылась чертежами и формулами. В конце Гена выглядел и уставшим, и взволнованным одновременно. Он глубоко дышал и не знал куда деть глаза.
– А теперь, – сказала математичка, – реши задачу на нахождение площади треугольника координатным… – её прервал звонок, она вздохнула, – ладно… «отлично», – и тут же заверещала: – Все выходим! Мне проветривать надо!
ГЛАВА 2
После шестого урока девятый «А», как и некоторые другие классы, неравномерными группами покидал здание школы. Штольский остановился на крыльце, нагруженный с двух сторон своим рюкзаком и Аниной сумкой. Его голову с приятной глазу хаотичностью покрывали крупные завитки каштановых волос. Вниз от ушей они тонули в полосатом шарфе, дважды обёрнутом вокруг шеи поверх строгого пальто. Его отрешённый взгляд был устремлён вдаль. Прыщи при лёгком морозе ещё ярче краснели на его утончённом лице.
Школьная дверь выплюнула очередную порцию его одноклассников, преимущественно состоявшую из девушек. Приятная со всех сторон блондинка, щедро одарённая длинными кудрями и ресницами, поглядев на него, ехидно пропела:
– Ха-а-а… Снегурочка растаяла и Штольский остался с одной сумкой…
– Бикис, иди, куда собиралась… – ответил Штольский, не повернувшись.
– Ксюша, пойдём, он всё равно не поймёт юмора, – посоветовала ей менее привлекательная подруга.
Остальные с готовностью поддакнули.
– А, может, снегурочка уменьшилась и живёт теперь в розовой сумке?.. – поддразнил высоковатым для парня голосом блондин, сопровождавший девушек.
– Балямов, не смешно… Я был о тебе лучшего мнения, – лениво отстреливался Штольский, глядя вдаль.
К ним присоединился приятный брюнет спортивного телосложения. Он положил руку Штольскому на плечо:
– Ген, не напрягайся, шипперов не уймёшь…
– Да я особо и не напрягаюсь… – обернулся к нему Гена.
– Лёва, – томно обратилась к спортивному брюнету Ксюша, – пока… – она вся как бы замерла в ожидании.
– Пока, – устало произнёс Лев и спросил у Штольского: – Ты идёшь?
– Да, я сегодня один…
– Зато у тебя есть сумка, – пропела вслед ему Ксюша, и вся компания радостно захихикала.
– Бикис, уймись, а то я подумаю о тебе что-нибудь… не то… – отозвался Штольский, удаляясь вместе с Лёвой от школьного крыльца.
– Не могу… не выношу эту Бякис… – скривился Штольский, когда они отошли на приличное расстояние.
– А раньше… ты прямо-таки поклонялся… – усмехнулся Лев.
– Не напоминай… – насупился Штольский, – я думал, ты мне друг…
– Да ладно тебе, Ген, было и было…
Штольский внезапно остановился посреди улицы, задумчиво раскинув пальцы на отставленной руке:
– Лёва, вот что это, а?.. Всем что-то надо… влезть везде… вывернуть наизнанку…
Лев пожал в ответ плечами.
Они двинулись дальше.
Штольский опять вдруг остановился:
– Даже эта, классная на собрании, бухтела про романтическую пару… Елозила там смычком по клавишам, курица…
– По струнам… смычком по струнам… – поправил Лев.
– Нет, Лёва! Если по струнам, то это музыка, а когда по клавишам – это уродство… Все – уроды!!
– Ген… ну, ты же не будешь отрицать, что вы с Аней у всех на виду и, в общем, не старались ничего скрывать…
– Да, но мы и не просили никого влезать со своими мелкими… – он сморщил нос и сложил поднятые пальцы вместе, – ничтожными словечками.
Штольский снова двинулся вперёд, не получив ответа. Он продолжил:
– Все хотят удовлетворить своё жалкое любопытство и на всём поставить свой мерзкий штампик. Им невдомёк, что влезая туда, куда не просят, они могут помешать… и всё испортить… – Штольский посмотрел свысока и поднял одну бровь.
Теперь остановился Лев:
– Штольский, только не говори, что у вас что-то там испортилось просто из- за…
– Из-за уродов? – Штольский исподлобья посмотрел на Льва и напустил загадочный вид. – Не дождутся!.. Штольский этого не допустит! – он поднял вверх указательный палец, а заодно и брови.
