Нет ясности и в отношениях Л.А. Ратаева к новому директору Департамента полиции А.А. Лопухину. В октябре 1902 г. Ратаев писал С.В. Зубатову из Парижа: «Здесь кем-то распускаются слухи, будто бы Алексей Александрович (Лопухин. – Л.У.) начинает не ладить с министром… без А.А. я здесь ни минуты не останусь и немедленно возбужу вопрос об отставке и о пенсии, отклонив, безусловно, всякое другое назначение»324. Но, скажем, А.П. Мартынов считал, что Ратаев воспринял назначение на должность заведующего Заграничной агентурой как ссылку «и затаил обиду против Лопухина и Зубатова»325. Так или иначе это не имеет принципиального значения для данного исследования, т.к. Ратаев на посту заведующего Заграничной агентурой о «либералах» не писал (в отличие от его предшественника П.И. Рачковского).

Совсем не введены в научный оборот сведения о руководителях Санкт-Петербургского охранного отделения – П.В. Секеринском (1885–1897), В.М. Пирамидове (1897–1901), Л.Н. Кременецком (1903–1905). Некоторую информацию о них можно почерпнуть из воспоминаний последующих начальников этой структуры политической полиции А.В. Герасимова (1905– 1909)326 и К.И. Глобачева (1915–1917)327. Другие руководители этого отделения менялись чуть ли не каждый год и не успели оставить заметного следа в деятельности столичного охранного отделения328. «Белым пятном» остается и биография начальника Московского охранного отделения ротмистра Н.С. Бердяева, а ведь именно благодаря ему С.В. Зубатов после «провала» в качестве секретного агента стал штатным сотрудником политической полиции.

Из деятелей губернских жандармских управлений в литературе наиболее известен начальник Киевского ГЖУ В.Д. Новицкий329, однако для данного исследования недостаток информации о жандармах личного плана не столь существенен – как будет показано ниже, жандармы со всех концов Российской империи описывали «либералов» и «либерализм» очень схожим языком и характеристиками. И этот язык часто не находил отклика ни у чинов охранных отделений, ни у служащих Департамента полиции330.

Таким образом, анализ взаимоотношений внутри политического сыска позволяет несколько скорректировать историографические представления о ряде ее видных деятелей. Помимо социально-профессиональных критериев, коммуникации в этой системе зависели от личных отношений руководителей в первую очередь Департамента полиции и охранных отделений. Во многом именно они определяли развитие политического сыска: кадровые перемещения, выработку методик наблюдения и других стратегий поведения по отношению к объектам наблюдения, в том числе по отношению к «либералам».

Что такое «либерализм», «либералы», «либеральное движение» для деятелей политического сыска? В их переписке нет соответствующих определений; более того, эти термины и однокоренные с ними слова в основном встречаются в делопроизводственной документации как бы мимоходом, словно автор того или иного текста не рефлексирует по их поводу и уверен, что найдет в этом понимание у своего адресата (независимо от того, является ли адресат вышестоящим или нижестоящим по отношению к автору документа). Видимо, такое умолчание было следствием определенного внутреннего консенсуса в политической полиции о данном общественно-политическом явлении, несмотря на тот факт, что – как будет показано ниже – восприятие этого явления, его образы были множественными, а границы «либерализма» – весьма и весьма подвижными.

Тем интереснее исследовательская процедура выявления сущностных, общих и различных, черт «либералов» и «либерализма» в представлениях чинов политического сыска – процедура, напоминающая поиск улик и дальнейшую реконструкцию целостной картины посредством собирания их в «пазл», как в методологии «уликовой парадигмы», предложенной итальянским историком К. Гинзбургом (воссоздание целого, недоступного прямому наблюдению, по частностям – «через посредство следов, симптомов, улик»331).

Итак, сформулированные в этой главе параметры – результат исследовательской реконструкции, разложения автором этих строк «по полочкам» основных черт многообразного явления, которое в делопроизводственной переписке присутствовало по умолчанию, в неотрефлексированном виде и не было предметом собственного анализа героев этого исследования.

В переписке чинов политического сыска в неявном виде присутствует целый набор характеристик «либерального», которые были выявлены автором этих строк в качестве базовых и систематизированы по двум группам – условно позитивная составляющая либерализма (не в смысле того, что эти черты вызывали одобрение в политической полиции и положительную реакцию, а в смысле того, за что борются либералы) и условно негативная, отрицательная составляющая (т.е. против чего борются либералы). При этом второе занимало деятелей политического сыска в большей степени, но пока можно только предположить, что это было связано с профессиональными задачами авторов тех или иных документов, а не воспроизводством стереотипов, популярных в обществе и в среде бюрократии.

Со второй составляющей – условно негативной – и начну. «Недовольство существующими порядками» – одна из наиболее часто встречающихся формулировок для характеристики позиции либеральных деятелей332. При этом чаще всего «либералы» были «недовольны» «формой правления», но не только – их также могла не устраивать государственная система в целом, император, отдельные государственные деятели и отдельные государственные решения.

В 1885 г. в Уфимском ГЖУ «либеральные» идеи связывались с темой изменения «основных положений государственного порядка»333. В 1889 г. начальник Тверского ГЖУ писал о тверском земстве как о «кружке лиц», который «смело выступает с суждениями об иных началах государственного строя»334. В Чернигове в 1904 г. руководитель местного отделения под «либеральным направлением» «Киевской газеты» имел в виду «систематическое воспитание» в читателе «чувства недовольства существующим государственным и общественным строем»335. Начальник Тульского ГЖУ в 1904 г. выстраивал консервативную антитезу подобному либеральному настрою: «Население Тульской губернии является твердо консервативным, проникнутым желанием сохранить существующий порядок», в то время как немногочисленная «либеральная партия» стремится к его коренному преобразованию336.

Партия «недовольных» «либералов» была отмечена служащими ГЖУ в Екатеринославской (1888–1889), Тверской (1900–1901), Черниговской губерниях и в Донской области (1903–1904)337.

Из ГЖУ в Департамент полиции сообщали о «либералах», критикующих как персонально фигуру императора338, так и «высочайшие», т.е. подписанные им, документы. Так, в 1883 г. московский обер-полицмейстер писал о выступлении С.А. Муромцева на встрече редакции «Русского курьера» с некой «румынско-болгарской депутацией»: Муромцев указал «между прочим на то, что обнародованный 15 мая высочайший манифест даровал свободу разбойникам и грабителям»339. В Тамбовском ГЖУ в ноябре 1901 г. обращали внимание на «либералов», которые пытались «сломать… высочайше утвержденный устав» общества народных чтений, разработав собственный устав340. В том же 1901 г. начальник Саратовского ГЖУ писал о выступлении бывшего Вольского уездного предводителя дворянства графа А.Д. Нессельроде в дворянском собрании: «Вся записка, составленная в крайне либеральном тоне, подрывает всякое значение дворянства как сословия, признанного в государстве высшим, отрицает всякие установления, подтвержденные законодательным порядком и волею высшей власти»341.