На следующее утро я проснулась с превосходным ощущением, какой-то, свободы, потому, что в школу больше ходить не надо. Никогда! И сразу вместо свободы нахлынула пустота и неизвестность… Странное и страшное чувство. Чувство ненужности. Не надо готовиться к урокам и не надо учителям тебя оценивать, не надо готовиться к политинформациям (это такие тематические доклады перед уроками по пятнадцать минут), не надо проводить общешкольные собрания учебного комитета, где я была председателем его, а старосты классов должны были отчитываться каждую неделю об успеваемости своих одноклассников. А мне надо было решать, какие меры принимать к тому или другому ученику. И всё это под строжайшим контролем завуча (заведующей учебной частью, это второе лицо после директора).
Ничего больше этого не надо было делать. Ничего! Пустота. Вот именно. Пустота! А я уже привыкла к тому, что надо это делать. На протяжении многих лет делания привыкаешь. И этого не хватает. «И что теперь? Что я буду в жизни дальше делать? Где и кому пригодятся мои навыки, полученные в школе в организационной и учебной работе? Где и как их дальше применять?» – грустно размышляла я. Короче, вопросов было много. Ответов ноль.
Я ощущала себя, человеком за бортом, выкинутым с корабля-школы, и оставленным беспомощно барахтаться в океане жизни. Ужасное и странное, если не сказать страшное чувство охватило меня. Вот тебе и лозунг: «Все двери перед тобой открыты!» Простите, двери куда?! В никуда?! Откуда я могу знать, в какие именно мне двери надо? Про учёбу в институте я и думать не хотела. Устала учиться в школе. Да и приодеться хотелось. Ведь раньше в школе была школьная форма. Коричневые платьица, чёрный или белый фартук. А учитывая, что кроме школы, я никуда не ходила, значит, и выходной одежды было раз, два и обчёлся. Ну, сходишь, на три дня рождения в год к подружкам. И всё! А тут надо будет ходить на работу каждый день. Не будешь ведь в одном и том же приходить. Не форма, как в школе. Вот и начала я задумывать, где и как можно было хорошо зарабатывать. Поэтому и согласилась подать заявление на крановщицу.
С Лилькой мы вместе учились с первого класса. А Светка пришла из другой школы, в классе седьмом или восьмом. И вроде как после перенесённого менингита. Наверно, чтобы одноклассники, бывшие, не подтрунивали над ней. Вот её и перевели в нашу школу. Хотя она потом сама нам об этом рассказала. А, точно, в седьмом классе. Я тогда переехала в Заречье, и мы стали с Лилькой ходить вместе на автобусную остановку. Раньше Лилька жила ближе всех к школе, в доме напротив. А теперь на две остановки дальше меня. У неё папа бы начальником цеха на металлургическом заводе, и даже ездил в заграничную командировку, в Нигерию. Лилька приносила в школу всякие красивые ручки, блокнотики, ластики. Мы таких вещиц и во сне не видели. Девчонки ей завидовали. Она многим что-то дарила. А мне так резинку хотелось. Ластик такой красивый был. Яркого цвета и рифлёный. Но попросить я постеснялась. Она мне открытку с изображением девочки подарила. Очень красивая и яркая. До сих пор у меня хранится.
А когда они ещё жили на старой квартире, я ходила в гости к ней. Мама пекла у неё такие рогалики, маленькие, из песочного теста, а внутри варенье. Такие вкусные! Тогда мне казалось, что они вкуснее даже моих любимых «язычков», которые у мамы в ресторане были. Она у меня первая в городе женщина-бармен. «Язычки» – это такая выпечка раньше была и тоже из песочного теста. И вправду они на язык были похожи, вытянутой округлой формы, а сверху песочная крошка. Я их очень обожала в детстве. Да и сейчас люблю, вот только не такие они стали по вкусу, как в детстве. Может вкус стал другой, может «язычки».
Светка была высокая, симпатичная, смугленькая, темноволосая, с зелёными глазами. У нас сложилась троица подружек, и все с зелёными глазами. Нас так и звали – зеленоглазки. Но у всех были глаза с разным оттенком: у Лильки с серым, у Светки с коричневым, а у меня с жёлтым цветочком на радужной оболочке глаза. Лилька была светленькая, а я пока не обрезала волосы, была рыжая. У меня как-то странно менялся цвет волос с возрастом. Когда родилась, мама говорила, что даже испугалась, когда принесли меня. Такая смугленькая, а волосы были чёрные, длинные и кудрявые. На фотографиях, где мне годика четыре, у меня длинные волосы соломенного цвета. И где-то в классе втором-третьем стали кудрявые и рыжие. Как в молодости у моей бабушки Оли, маминой мамы. У меня даже эта фотка выставлена сейчас на аватарке Вконтакте. Опять ушла от основной мысли.
Так вот. Светка оказалась общительной девчонкой, весёлая, можно сказать хохотушка. Она уже в той школе была в команде баскетболисток-старшеклассниц. А я в то время ходила в танцевальный. Меня после седьмого класса перевели в основной состав. И мы должны были поехать в летний лагерь в Болгарию. Я так боялась этого основного состава. Перед тренировкой меня всю трясло, ведь там был хореограф-мужчина. Такой здоровый дядька с бородой и волосатыми руками. Когда он подходил и начинал прикасаться ко мне, показывая, как надо делать что-то, я цепенела и каменела. Жутко его боялась, короче. Мама не отпустила меня в ту поездку, потому что я была самая младшая в коллективе. Там были парни и девчонки по восемнадцать-девятнадцать лет. А мне тогда только четырнадцать было. Не поехала я, и меня отчислили из основного состава. А потом я и вовсе перестала ходить. Стало неинтересно с молодыми, я-то всё это уже умела делать.
На уроках физкультуры мне стеснительно было. Ведь большинство девчонок уже имели титечки и попочки. А я как досочка, со всех сторон ровненькая. Зато немногие могли залезать на канат, а особенно на металлический шест. Он был такой же длинный, как и канат. И только я и ещё одна девочка могли его преодолеть. Светка здорово играла в баскетбол. Я тогда мало понимала в баскетболе. Больше нравился волейбол. Там хоть, по крайней мере, не толкались и не отбирали мяч. А потом потихонечку втянулась и стала ходить на тренировки, благо они проходили в нашей школе, и преподаватель физкультуры, Людмила Петровна, была ещё и тренером нашим.
Я и так-то была высокая, а тренировки по баскетболу ещё подвытянули меня. После седьмого класса я уже была ростом с маму. А за лето после восьмого вообще вытянулась на пятнадцать сантиметров. И мама не очень одобряла эти тренировки и сказала, чтобы я прекратила заниматься. Но я всё равно в течение учебного года ходила. Ну, а в спортивный лагерь мама меня, конечно, не отпускала. Там две тренировки в день было. Утренняя и вечерняя. А я работала в летние каникулы.
Треньки в течение учебного года иногда заканчивались поздно, потому что зал был один, а спортивных секций при школе много. И я, чтобы не ехать домой, оставалась в школе. Сидя на подоконнике, делала уроки на следующий день. А то однажды мама меня не отпустила обратно в школу на вечернюю тренировку. И мне было неудобно сказать причину пропуска тренеру. Да и девчонки бы не поняли меня, а уж тем более мою маму. Возвращаться домой поздними вечерами было не страшно. Мы же с Лилькой были вдвоём на пустынных остановках в тёмное время года. Так мы до окончания школы и проиграли в баскетбол и волейбол. Даже участвовали в межшкольных соревнованиях.
В девятом и десятом классах мы уже были «не разлей вода». У каждой была ответственная должность помимо учёбы. Лилька была старостой класса, Светка культмассовым сектором, а я председателем учебного комитета школы. Это вообще отдельная история. Так вот. Раз на нас возложены такие серьёзные обязанности, мы частенько оставались после уроков в школе. То надо было выбрать кино или выставку, куда в каникулы пойдёт весь класс, то стенгазету нарисовать. Это для Светки. Она хорошо рисовала и придумывала всякие смешнульки-карикатульки и поздравления для учителей или именинников. То надо Лильке назначить ответственного за транспаранты и сделать цветочки на демонстрации. Мы всё это делали сами, из того, что приносили из дома. Кто-то тряпочек принесёт, кто-то бумагу жатую для цветов. У парней просили проволоки и кусачки в кабинете труда.
