– Как прошла сессия?

Она отвечает:

– Всё на отлично.

Он с облегчением констатирует:

– Ну, значит, всё в порядке.

Больше мы никогда не виделись. Всю жизнь я задавала себе вопрос: «Какая у Лёвы жена, как сложилась его жизнь?» Однажды в клубе пожилых «Будь здоров» с лекцией выступал сотрудник Института физики. От него я узнала, что Лёва работает начальником большого отдела. Небеса помогли мне также получить ответ и на вопрос о жене Лёвы. В течение нескольких лет мы с Эммой играли в Зоиной команде, а потом ещё несколько лет – в моей, прежде чем мне понадобилось узнать её фамилию. В конце концов я узнала всё, что хотела.

После того памятного разговора с Эммой в лесу я уже никогда больше не звонила ей домой, чтобы напомнить об игре в среду, хотя всё ещё продолжала обзванивать других волейболистов. Я боялась, что он подойдёт к телефону. Когда она приходила на волейбол, то, если во время перерыва мы оказывались рядом за столом, я как-то невольно испытующе смотрела на неё, почти разглядывала. Да, она тоже кандидат наук, но она на несколько лет моложе меня, правда, сейчас выглядит не лучше меня, она стала какая-то серая. И потом это витилиго… Когда это у неё появилось? Неужели он женился на ней, когда у неё уже было это заболевание? Да и с сыном у неё проблемы. Вот, например, он может кричать на отца. Неужели на Лёву можно кричать?

Внутренне я хотела, чтобы она ушла из команды. Мне было трудно преодолеть чувство постоянного сравнения себя с ней. Спустя год она и в самом деле исчезла. Через некоторое время я поинтересовалась у Лиды, ещё одной её подруги, как дела у Эммы. Лида сказала, что всё в порядке, а потом добавила:

– А вообще-то она скрытная.

Прошло ещё несколько месяцев, и на мой вопрос Лида снова ответила, что у Эммы всё в порядке, однако в начале января 2010 года мы узнали, что в декабре 2008 Эмма умерла. Больше года мы оставались в неведении. Естественно, все были потрясены. Потом стало известно, что Эмма любила принимать горячие ванны. В последнее время она плохо себя чувствовала, и, похоже, беда приключилась именно в ванне.

К тому времени в нашей команде произошло уже несколько смертей, и родственники всегда были признательны нам, когда мы изъявляли желание проститься с ушедшим членом их семьи, а потом помянуть его вместе с ними. И в этот раз я как капитан команды, в которой играла Эмма, позвонила её мужу Льву Васильевичу. Я была уверена, что он не подозревал, что когда-то непродолжительное время был знаком со мной, поскольку сейчас у меня была другая фамилия. Представившись, я выразила ему от своего имени и от имени всего коллектива глубокие соболезнования и пригласила в Раздоры помянуть Эмму. Но Лёва ответил, что очень занят по работе, что весной он собирается в командировку в Германию, но по приезде, возможно, ему удастся встретиться с нами. Тон у него был, как мне показалось, какой-то игривый, несолидный. Я дала ему свой телефон, чтобы он позвонил в удобное для него время. Безусловно, я хотела его увидеть, просто увидеть. Но он так и не позвонил…

В конце первого учебного года в институте я договорилась со студенткой Надей из соседней группы отправиться в путешествие по Карелии. Меня не интересовало, кто ещё хотел бы присоединиться к нам, и я не собиралась спрашивать разрешения на это путешествие у своей мамы. Когда пришло время отправиться в Ленинград и мама узнала о предстоящей поездке, она пришла в ужас и категорически запретила мне куда-либо ехать. Как же, молодая девушка, в компании таких же неопытных путешественников, которые могут заблудиться в карельских лесах! Но я была упряма и советам мамы не вняла.

Оказалось, что в путешествие по Карелии мы отправляемся втроём: Надя, её знакомый молодой человек Игорь и я. В Ленинграде каждый из нас переночевал у своих родственников. У меня в Ленинграде жил родной дядя, брат моей мамы. Узнав о предстоящем путешествии, дядя тоже пришёл в негодование. «Ты понимаешь, – чуть ли не кричал он, – война закончилась, но путешествовать по лесам ещё опасно!»

Однако мы были молодыми, ничего не хотели слышать и внимать голосу разума были не в состоянии. Лидерство в группе взял на себя Игорь. Ещё в Москве он согласовал с туристическим клубом маршрут похода и те места, в которых мы должны были получать отметки об их прохождении, чтобы получить значок «Турист СССР».

Взвалив на себя рюкзаки с продовольствием, при этом палатку нёс на себе, естественно, Игорь, наша тройка отправилась в путь. Поначалу всё складывалось благополучно, если не считать того, что я, будучи маленькой росточком, сильно отставала от своих рослых друзей. В отдельные моменты я даже боялась вообще потерять их из виду. Когда дорога пошла через лес, друзья сами начали бояться потерять меня и сбавили темп, тем более, что местами вдоль дороги стояли столбики с прикреплёнными на них фанерными табличками и надписями: «Осторожно! В лесу мины!» Но мы были слишком легкомысленны, чтобы сознавать опасность своего положения. Мы ставили палатку в лесу, и каждый наш неосторожный шаг мог завершиться трагедией.

Первые сутки прошли спокойно. Как-то утром я пошла на журчавшую неподалёку речушку умыться, разложила на траве зубные принадлежности и мыло, а полотенце повесила на прибрежный куст. Неожиданно совсем близко я услышала рокот мотора и, испугавшись, мгновенно спряталась за куст. Через несколько секунд на мосту появился мотоциклист. Увидев брошенные на берегу умывальные принадлежности, он остановил мотоцикл и стал вглядываться в гущу кустарников на берегу. Моё сердце билось так громко и отчаянно, что казалось, будто парень на мотоцикле явственно слышит его удары. Так продолжалось некоторое время. Эти мгновения для меня были полны непередаваемого ужаса. Наконец, парень завёл мотоцикл и уехал.

Ещё не пережив потрясение до конца, я вернулась к палатке и рассказала о грозившей мне опасности. В ответ друзья удивились, так как шума мотоцикла не слышали.

А потом у нашей тройки начались серьёзные испытания: пошли проливные дожди. У горе-путешественников намокли спички. Мы пытались развести костёр сырыми спичками, но костёр лишь ядовито дымил, разъедая глаза, так что мы не могли приготовить себе не только горячую пищу, но и вскипятить воду для чая. График похода тоже был сорван.

Теперь нам приходилось ставить палатку засветло, но пока мы её ставили, становилось совсем темно. Приходилось питаться бутербродами, воду из ручьёв пить опасались. В первый же день после постигшего нас несчастья со спичками Игорь выдал каждому из нас на ужин по полстакана водки и два куска сахара. Я никогда раньше водку не пила, поэтому ела бутерброд, запивая его водкой и закусывая сахаром. Игорь, видимо, уловил какой-то нехарактерный звук и в темноте спросил меня:

– Ты что, всё ещё водку пьёшь?

Я подтвердила его догадку.

– Да ты что? – забеспокоился руководитель похода, – кто же пьёт водку глотками? Её пьют залпом. Пей сразу, иначе опьянеешь!

Но мы сумели пережить и непогоду, и отсутствие горячей еды. Спрашивая дорогу на Приозёрск, мы в конце концов вышли к Ладожскому озеру. Перед нами раскинулась его спокойная, ровная гладь. Недолго полюбовавшись этим чудом природы, мы отправились в город, который был уже совсем недалеко. В Приозёрске первым делом отправились в столовую. Истосковавшись по «человеческой» еде, на все свои деньги набрали по девять блюд.

Казалось, съесть всё это было невозможно, однако мы поглотили всё. Двигаться же после столь сытного обеда никто из нас не мог, поэтому мы направились в расположенный неподалёку небольшой местный парк и улеглись на траве голова к голове, образовав звезду с тремя лучами. Отдохнув и отдышавшись, мы отправились в обратный путь, теперь уже поездом. Конечно, думать о регистрации похода в Приозёрске теперь не приходилось, так что наши мечты стать официально признанными туристами рассыпались в прах. Денег на билеты до Ленинграда у нас больше не было, поэтому нам пришлось ехать зайцами. Меня как самую маленькую поместили на третью полку, а Надя и Игорь устроились на нижней.